коренные, неизбежные условия и предпосылки этого способа производства. Пока капитализм остается капитализмом, избыток капитала обращается не на повышение уровня жизни масс в данной стране, ибо это было бы понижением прибыли капиталистов, а на повышение прибыли путем вывоза капитала за границу, в отсталые страны. В этих отсталых странах прибыль обычно высока, ибо капиталов мало, цена земли сравнительно невелика, заработная плата низка, сырые материалы дёшевы. Возможность вывоза капитала создаётся тем, что ряд отсталых стран втянут уже в оборот мирового капитализма, проведены или начаты главные линии железных дорог, обеспечены элементарные условия развития промышленности и т.д. Необходимость вывоза капитала создаётся тем, что в немногих странах капитализм «перезрел», и капиталу недостает (при условии неразвитости земледелия и нищеты масс) поприщ «прибыльного» помещения.
Вот приблизительные данные о размерах капитала, вложенного за границей тремя главными странами66:
Мы видим отсюда, что гигантского развития вывоз капитала достиг только в начале XX века. Перед войной вложенный за границей капитал трёх главных стран достигал 175-200 миллиардов франков. Доход с этой суммы, по скромной норме в 5%, должен достигать 8-10 миллиардов франков в год. Солидная основа империалистского угнетения и эксплуатации большинства наций и стран мира, капиталистического паразитизма горстки богатейших государств!
Как распределяется этот помещённый за границей капитал между разными странами, где он помещен, на этот вопрос можно дать лишь приблизительный ответ, который, однако, в состоянии осветить некоторые общие соотношения и связи современного империализма:
В Англии на первое место выдвигаются её колониальные владения, которые очень велики и в Америке (например, Канада), не говоря уже об Азии и пр. Гигантский вывоз капитала теснее всего связан здесь с гигантскими колониями, о значении которых для империализма мы ещё будем говорить дальше. Иное дело во Франции. Здесь заграничный капитал помещен главным образом в Европе и прежде всего в России (не менее 10 миллиардов франков), причем преимущественно это – ссудный капитал, государственные займы, а не капитал, вкладываемый в промышленные предприятия. В отличие от английского, колониального, империализма, французский можно назвать ростовщическим империализмом. В Германии – третья разновидность: колонии её невелики, и распределение помещаемого ею за границей капитала наиболее равномерное между Европой и Америкой.
Вывоз капитала в тех странах, куда он направляется, оказывает влияние на развитие капитализма, чрезвычайно ускоряя его. Если поэтому, до известной степени, этот вывоз способен приводить к некоторому застою развития в странах вывозящих, то это может происходить лишь ценою расширения и углубления дальнейшего развития капитализма во всем мире.
Для стран, вывозящих капитал, почти всегда получается возможность приобрести известные «выгоды», характер которых проливает свет на своеобразие эпохи финансового капитала и монополий. Вот, например, что писал в октябре 1913 г. берлинский журнал «Банк»:
«На международном рынке капиталов разыгрывается с недавнего времени комедия, достойная кисти Аристофана. Целый ряд чужестранных государств, от Испании до Балкан, от России до Аргентины, Бразилии и Китая, выступают открыто или прикрыто перед крупными денежными рынками с требованиями, иногда в высшей степени настоятельными, получить заём. Денежные рынки находятся теперь не в очень блестящем положении, и политические перспективы не радужные. Но ни один из денежных рынков не решается отказать в займе, из боязни, что сосед предупредит его, согласится на заём, а вместе с тем обеспечит себе известные услуги за услуги. При такого рода международных сделках почти всегда кое-что перепадает в пользу кредитора: уступка в торговом договоре, угольная станция, постройка гавани, жирная концессия, заказ на пушки»67.
Финансовый капитал создал эпоху монополий. А монополии всюду несут с собой монополистические начала: использование «связей» для выгодной сделки становится на место конкуренции на открытом рынке. Самая обычная вещь: условием займа ставится расходование части его на покупку продуктов кредитующей страны, особенно на предметы вооружения, на суда и т. д. Франция в течение двух последних десятилетий (1890-1910) очень часто прибегала к этому средству. Вывоз капитала за границу становится средством поощрять вывоз товаров за границу. Сделки между особенно крупными предприятиями бывают при этом таковы, что они стоят – как выразился «мягко» Шильдер68 – «на границе подкупа». Крупп в Германии, Шнейдер во Франции, Армстронг в Англии – образцы таких фирм, тесно связанных с гигантскими банками и с правительством, которые не легко «обойти» при заключении займа.
Франция, давая взаймы России, «прижала» её в торговом договоре 16 сентября 1905 г., выговорив известные уступки до 1917 года; то же по торговому договору с Японией от 19 августа 1911 г. Таможенная война Австрии с Сербией, продолжавшаяся с семимесячным перерывом с 1906 по 1911 год, была вызвана отчасти конкуренцией Австрии и Франции в деле поставок военных припасов Сербии. Поль Дешанель заявил в палате в январе 1912 г., что французские фирмы за 1908-1911 гг. доставили Сербии военных материалов на 45 миллионов франков.
В отчёте австро-венгерского консула в Сан-Пауло (Бразилия) говорится: «постройка бразильских железных дорог совершается большей частью на французские, бельгийские, британские и немецкие капиталы; эти страны при финансовых операциях, связанных с постройкой дорог, выговаривают себе поставку железнодорожных строительных материалов».
Таким образом финансовый капитал в буквальном, можно сказать, смысле слова раскидывает свои сети на все страны мира. Большую роль играют при этом банки, учреждаемые в колониях, и их отделения. Немецкие империалисты с завистью смотрят на «старые» колониальные страны, обеспечившие себя в этом отношении особенно «успешно»: Англия имела в 1904 г. 50 колониальных банков с 2279 отделениями (1910: 72 с 5449 отделениями); Франция – 20 с 136 отделениями; Голландия – 16 с 68, а Германия «всего только» 13 с 70 отделениями69. Американские капиталисты, в свою очередь, завидуют английским и германским: «в южной Америке, – жаловались они в 1915 г., – 5 германских банков имеют 40 отделений и 5 английских – 70 отделений: Англия и Германия за последние 25 лет поместили в Аргентине, Бразилии, Уругвае приблизительно 4 биллиона (миллиарда) долларов, и в результате они пользуются 46% всей торговли этих 3-х стран»70.
Страны, вывозящие капитал, поделили мир между собою, в переносном смысле слова. Но финансовый капитал привел и к прямому разделу мира.
V. Раздел мира между союзами капиталистов
Монополистические союзы капиталистов, картели, синдикаты, тресты, делят между собою прежде всего внутренний рынок, захватывая производство данной страны в своё, более или менее полное, обладание. Но внутренний рынок, при капитализме, неизбежно связан с внешним. Капитализм давно создал всемирный рынок. И по мере того, как рос вывоз капитала и расширялись всячески заграничные и колониальные связи и «сферы влияния» крупнейших монополистических союзов, дело «естественно» подходило к всемирному соглашению между ними, к образованию международных картелей.
Это – новая ступень всемирной концентрации капитала и производства, несравненно более высокая, чем предыдущие. Посмотрим, как вырастает эта сверхмонополия.
Электрическая промышленность – самая типичная для новейших успехов техники, для капитализма конца XIX и начала XX века. И всего более развилась она в двух наиболее передовых из новых капиталистических стран, Соединённых Штатах и Германии. В Германии на рост концентрации в этой отрасли особо сильное влияние оказал кризис 1900 года. Банки, к тому времени достаточно уже сросшиеся с промышленностью, в высшей степени ускорили и углубили во время этого кризиса гибель сравнительно мелких предприятий, их поглощение крупными. «Банки, – пишет Ейдэльс, – отнимали руку помощи как раз у тех предприятий, которые всего более нуждались в ней, вызывая этим сначала бешеный подъём, а потом безнадежный крах тех обществ, которые были недостаточно тесно связаны с ними»71.
В результате концентрация после 1900 года пошла вперед гигантскими шагами. До 1900 года было восемь или семь «групп» в электрической промышленности, причём каждая состояла из нескольких обществ (всего их было 28) и за каждой стояло от 2 до 11 банков. К 1908-1912 гг. все эти группы слились в две или одну. Вот как шёл этот процесс:
Знаменитое А.Е.G. (Всеобщее общество электричества), выросшее таким образом, господствует над 175-200 обществ (по системе «участий») и распоряжается общей суммой капитала приблизительно в 1 1/2 миллиарда марок. Одних только прямых заграничных представительств оно имеет 34, из них 12 акционерных обществ, – более чем в 10 государствах. Ещё в 1904 г. считали, что капиталы, вложенные немецкой электрической промышленностью за границей, составляли 233 миллиона марок, из них 62 млн. в России. Нечего и говорить, что «Всеобщее общество электричества» представляет из себя гигантское «комбинированное» предприятие с производством – число одних только фабрикационных обществ у него равняется 16 самых различных продуктов, от кабелей и изоляторов до автомобилей и летательных аппаратов.
Но концентрация в Европе была также составной частью процесса концентрации в Америке. Вот как шло дело:
Таким образом сложились две электрические «державы»: других, вполне независимых от них, электрических обществ на земле нет», – пишет Гейниг в своей статье: «Путь электрического треста». О размере оборотов и величине предприятий обоих «трестов» некоторое, далеко не полное, представление дают следующие цифры:
И вот в 1907 году между американским и германским трестом заключён договор о дележе мира. Конкуренция устраняется. Вс. эл. К° (G.E.С.) «получает» Соединённые Штаты и Канаду; «Вс. об-ву эл.» (А.Е.G.) «достаётся» Германия, Австрия, Россия, Голландия, Дания, Швейцария, Турция, Балканы. Особые – разумеется, тайные – договоры заключены относительно «обществ-дочерей», проникающих в новые отрасли промышленности и в «новые», формально ещё не поделённые, страны. Установлен взаимный обмен изобретениями и опытами72.
Понятно само собою, насколько затруднена конкуренция против этого, фактически единого, всемирного треста, который распоряжается капиталом в несколько миллиардов и имеет свои «отделения», представительства, агентуры, связи и т.д. во всех концах мира. Но раздел мира между двумя сильными трестами, конечно, не исключает передела, если отношения силы – вследствие неравномерности развития, войн, крахов и т.п. – изменяются.
Поучительный пример попытки такого передела, борьбы за передел, представляет керосиновая промышленность.
«Керосиновый рынок мира, – писал Ейдэльс в 1905 году, – и теперь ещё поделен между двумя крупными финансовыми группами: американским „Керосиновым трестом“ (Standard Oil C-y) Рокфеллера и хозяевами русской бакинской нефти, Ротшильдом и Нобелем. Обе группы стоят в тесной связи между собою, но их монопольному положению угрожают, в течение вот уже нескольких лет, пятеро врагов»73: 1) истощение американских источников нефти; 2) конкуренционная фирма Манташева в Баку; 3) источники нефти в Австрии и 4) в Румынии; 5) заокеанские источники нефти, особенно в голландских колониях (богатейшие фирмы Самюэля и Шелля, связанные также с английским капиталом). Три последние ряда предприятий связаны с немецкими крупными банками, с крупнейшим «Немецким банком» во главе. Эти банки самостоятельно и планомерно развивали керосиновую промышленность, например, в Румынии, чтобы иметь «свою» точку опоры. В румынской керосиновой промышленности считали в 1907 году иностранных капиталов на 185 млн. франков, в том числе немецких 74 млн.74
Началась борьба, которую в экономической литературе так
