практическом смысле требования вернуть отрезки, то это возражение (особенно подчеркнутое Мартыновым) — одно из самых слабых. С вопросом о том, в каких именно случаях и как именно произвести экспроприацию, выкуп, обмен, размежевание и т. п., крестьянские комитеты справились бы, при политической свободе, вдесятеро легче, чем составленные из представителей меньшинства и действовавшие в интересах меньшинства дворянские комитеты. Придавать значение этому возражению могут только люди, которые привыкли к слишком низкой оценке революционной активности масс.

Тут выдвигается четвертое и последнее возражение. Если уже рассчитывать на революционную активность крестьянства и выдвигать для него не программу-минимум, а программу-максимум, тогда надо быть последовательным и требовать либо крестьянского «черного передела», либо буржуазной национализации земли!

* — чистой крови. Ред.

336
В. И. ЛЕНИН

«Если бы мы захотели, — пишет Мартынов, — найти настоящий (sic! ) классовый лозунг для массы малоземельного крестьянства, мы должны были бы идти дальше — мы должны были бы выставить требование «черного передела», но тогда нам пришлось бы распроститься с социал-демократической программой».

Это рассуждение замечательно рельефно выдает «экономиста» и приводит на память пословицу о людях, которые лоб себе разбивают, ежели их заставить богу молиться.

Вы высказались за одно из требований, осуществляющих известные интересы известного слоя мелких производителей: значит, вы должны покинуть свою точку зрения и перейти на точку зрения этого слоя! ! — Вовсе это не значит; так рассуждают только «хвостисты», смешивающие выработку программы, соответствующей широко понятым интересам класса, с прислужничеством этому классу. Будучи представителями пролетариата, мы тем не менее прямо осудим тот предрассудок неразвитых пролетариев, будто бороться надо только за требования, «сулящие осязательные результаты». Поддерживая прогрессивные интересы и требования крестьянства, мы решительно отклоним его реакционные требования. А «черный передел», этот один из самых рельефных лозунгов старого народничества, содержит в себе именно сплетение революционного и реакционного моментов. И социал-демократы десятки раз твердили, что они вовсе не выкидывают за борт все народничество с прямолинейностью одной неумной птицы, а выделяют из него и признают своими его революционные, его общедемократические элементы. В требовании черного передела реакционна утопия обобщить и увековечить мелкое крестьянское производство, но в нем есть (кроме утопии, будто «крестьянство» может быть носителем социалистического переворота) и революционная сторона, именно: желание смести посредством крестьянского восстания все остатки крепостного строя. По нашему мнению, требование вернуть отрезки

* — так! Ред.

337
АГРАРНАЯ ПРОГРАММА РУССКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ

выделяет изо всех двуличных и противоречивых требований крестьянина именно то, что может действовать революционно только в направлении всего общественного развития и что заслуживает поэтому поддержки пролетариата. Приглашение Мартынова «идти дальше» на самом деле ведет только к той бессмыслице, чтобы «настоящий» классовый лозунг крестьянства мы определяли с точки зрения настоящих предрассудков крестьянства, а не настоящим образом понятых интересов пролетариата.

Другое дело — национализация земли. Это требование (если понимать его в буржуазном, а не в социалистическом смысле) действительно «идет дальше» требования вернуть отрезки, и в принципе мы вполне разделяем это требование. В известный революционный момент мы не откажемся, разумеется, его выдвинуть. Но теперешнюю свою программу мы составляем не только и даже не столько для эпохи революционного восстания, сколько для эпохи политического рабства, для эпохи, предшествующей политической свободе. А в такую эпоху требование национализации земли гораздо слабее выражает непосредственные задачи демократического движения в смысле борьбы с крепостничеством. Требование учредить крестьянские комитеты и вернуть отрезки непосредственно разжигает данную классовую борьбу в деревне, и потому оно не может подать повода ни к какому эксперименту в духе государственного социализма. Наоборот, требование национализации земли отвлекает, до известной степени, внимание от самых рельефных проявлений и самых сильных переживаний крепостничества. Поэтому наша аграрная программа может и должна быть выдвинута сейчас же, как одно из средств подтолкнуть демократическое движение в крестьянстве. Требование же национализации выдвигать не только при самодержавии, но и при полуконституционной монархии было бы прямо неправильно, ибо при отсутствии вполне уже упрочившихся, глубоко укоренившихся демократических политических учреждений это требование гораздо скорее отвлечет мысль к нелепым экспериментам государственного

338
В. И. ЛЕНИН

социализма, чем даст толчок «свободному развитию классовой борьбы в деревне» *.

Вот почему мы думаем, что максимум нашей аграрной программы на базисе современного общественного строя не должен идти дальше демократического пересмотра крестьянской реформы. Требование национализации земли, будучи вполне правильным с принципиальной точки зрения и вполне пригодным для известных моментов, является нецелесообразным политически в данный момент.

Интересно отметить, что Надеждин, в своем стремлении дойти именно до такого максимума, как национализация земли, сбился с пути (отчасти под влиянием его решения ограничиться в программе «требованиями, понятными и нужными мужику»). Надеждин формулирует требование национализации следующим образом: «превращение государственной, удельной, церковной, помещичьей земли в народную собственность, в национальный фонд для раздачи в долгосрочную аренду трудящемуся крестьянству на самых льготных условиях». «Мужику» это требование, несомненно, будет понятно, — но социал-демократу, наверное, нет. Требование национализации земли является принципиально правильным требованием социал-демократической программы лишь в качестве буржуазной меры, а не социалистической, ибо в социалистическом смысле мы требуем национализации всех средств производства. Оставаясь же на базисе буржуазного общества, мы можем требовать только передачи государству поземельной ренты, — передачи, которая сама по себе не только не задержала, а, напротив, даже ускорила бы капиталистическую эволюцию земледелия. Поэтому социал-демократ, поддерживая буржуазную национализацию

* Очень верно заметил Каутский в одной из своих статей против Фольмара: «В Англии передовые рабочие могут требовать национализации земли. Но к чему бы это привело, если бы вся земля такого военного и полицейского государства, как Германия, сделалась собственностью государства (eine Domane)? Осуществление государственного социализма такого сорта мы находим, по крайней мере, в значительной степени — в Мекленбурге» («Vollmar und der Staatssozialismus», «Neue Zeit», 1891 — 1892, X, 2, S. 710) («Фольмар и государственный социализм», «Новое Время», 1891 -1892, X, 2, стр. 710. Ред.).

339
АГРАРНАЯ ПРОГРАММА РУССКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ

земли, должен был бы, во-первых, отнюдь не исключать крестьянские земли, как это сделал Надеждин. Если мы сохраняем частное хозяйство на земле, уничтожая только частную собственность на землю, то было бы прямо реакционно делать в этом отношении изъятие для мелкого собственника. Во-вторых, при такой национализации социал-демократ был бы решительно против того, чтобы отдавать национальную землю в аренду «трудящемуся крестьянству» предпочтительно перед капиталистами-предпринимателями в земледелии. Это предпочтение было бы опять-таки реакционно, при условии господства или сохранения капиталистического способа производства. Если бы нашлась такая демократическая страна, которая предприняла бы буржуазную национализацию земли, то пролетариат этой страны не должен был бы давать предпочтение ни мелким, ни крупным арендаторам, а требовать безусловно, чтобы всякий арендатор соблюдал законом установленные правила об охране труда (о максимальном рабочем дне, о соблюдении санитарных постановлений и пр. и пр.), а также о рациональном обращении с землей и со скотом. Фактически, разумеется, такое поведение пролетариата при буржуазной национализации было бы равносильно ускорению победы крупного производства над мелким (как ускоряет эту победу в промышленности фабричное законодательство).

Стремление быть во что бы то ни стало «понятным мужику» завело здесь Надеждина в дебри реакционной мелкобуржуазной утопии *.

После обсуждения статьи на цюрихском совещании редакции «Искры» В. И. Ленин опустил два последних абзаца, заменив этот текст следующим подстрочным примечанием: «Что касается до Надеждина, то он в своем наброске аграрной программы впал, по нашему мнению, в большую непоследовательность, требуя превращения «в народную собственность» всех и всяких земель кроме крестьянских и раздачи «национального (земельного) фонда» «в долгосрочную аренду трудящемуся крестьянству». Социал-демократ из общей национализации земли не мог бы исключить и крестьянских земель, это во-первых. А, во-вторых, он стал бы пропагандировать национализацию земли лишь как переход к крупному коммунистическому, а не к мелкому индивидуалистическому хозяйству. Ошибка Надеждина вызвана, вероятно, его решением ограничиться в программе «требованиями, понятными (курсив мой) и нужными мужику»». Ред.

340
В. И. ЛЕНИН

Итак, разбор возражений против требования возвращения отрезков убеждает нас в несостоятельности этих возражений. Мы должны выступить с требованием демократического пересмотра крестьянской реформы, и именно ее аграрных преобразований. А чтобы точно определить и характер, и пределы, и способ произведения этого пересмотра, мы должны выдвинуть учреждение крестьянских комитетов с правом экспроприации, выкупа, обмена и пр. тех «отрезков», посредством которых держатся переживания крепостного хозяйства.

VIII

В тесной связи с четвертым пунктом проекта нашей аграрной программы находится пятый пункт, который требует «предоставления судам права понижать непомерно высокие арендные платы и объявлять недействительными сделки, имеющие кабальный характер». Подобно 4-ому пункту, и этот направлен против кабалы; в отличие от 4-ого пункта он требует не единовременного пересмотра и преобразования аграрных порядков, а постоянного пересмотра гражданских правоотношений. Предоставляется этот пересмотр «судам», причем имеется в виду, разумеется, не та жалкая пародия на суд, какой является «институт» земских начальников (или хотя бы даже мировых судей, выбираемых имущими классами из имущих лиц), а те суды, о которых говорит § 16 предыдущего отдела нашего проекта программы. Этот § 16 требует «учреждения промысловых судов во всех отраслях народного хозяйства…» (значит, и в земледелии) «… из представителей от рабочих и предпринимателей поровну». Такой состав суда обеспечивал бы и демократизм его и свободное выражение различным классовым интересам различных слоев сельского населения. Классовый антагонизм не прикрывался бы фиговыми листочками гнилого бюрократизма — этого крашеного гроба для останков народной свободы, — а выступал открыто и ясно пред лицом всех и каждого, встряхивая тем самым деревенских жителей из их патриархального прозябания. Полное

341
АГРАРНАЯ ПРОГРАММА РУССКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ

знакомство с аграрным бытом вообще и местными его особенностями в частности было бы вполне обеспечено выборностью судей из местных же жителей. Для массы крестьян, которых невозможно было бы отнести в разряд только «рабочих» или только «предпринимателей», были бы установлены, естественно, особые правила для обеспечения равномерного представительства всех элементов сельского населения, причем мы, социал-демократы, безусловно настаивали бы при всяких обстоятельствах, во-первых, на особом представительстве сельскохозяйственных наемных рабочих, как бы их мало ни было, и, во-вторых, на том, чтобы по возможности отдельно было представлено маломощное и зажиточное крестьянство (ибо смешение этих разрядов не только в статистике приводит к фальши, но и во всех областях жизни приводит к угнетению и оттеснению первого разряда вторым).

Компетенция этих судов предположена двоякая: во-первых, они имели бы право понижать арендные платы, если они «непомерно высоки». Уже самые эти слова программы выражают косвенное признание широкой распространенности этого явления. Гласное и состязательное разбирательство на судах вопроса о высоте аренды приносило бы громадную пользу даже независимо от решения судов. Понижения арендной платы (хотя бы эти понижения были и не часты) сыграли бы свою роль в деле устранения остатков крепостничества: известно,