с точным смыслом новых узаконений и не соответствуют правильному развитию проистекающих от него последствий. Редакция «Дня», имеющая достаточные основания судить о степени разномыслия своих оппонентов, формулировала отношение их к мысли о сравнении сословий таким образом: «Статьи, напечатанные в газете „День“, положительно несогласны с мнением „Северной почты“. Всего ближе к мнению „Северной почты“ стоит „Наше время“ с г. редактором и с г. Чичериным, затем „Русский инвалид“. Что же касается „Современной летописи“, то в ее мнении существенной разницы с нашим мнением мы не видим». Очень радуемся, что редакция «Дня» нашла возможность примирить свои стремления в вопросе о дворянстве со взглядом на этот же предмет «Современной летописи», и с прискорбием смотрим на пробел, которым оканчивается передовая статья 15-го №. Мы тоже не видим существенной разницы в мнениях «Современной летописи» с мнениями «Дня» и в выражении своего голоса о дворянстве и его современном значении более всего чувствуем себя способными разделять основные положения, высказанные редакциями этих газет. Мы не друзья и не поборники сословных привилегий, но полагаем, что уравнение сословий во всех правах есть то же самое, что уничтожение сословий. Мы не видим также ошибки в мнении «Дня» об утрате дворянством самой важной своей привилегии с освобождением крепостных людей. За всем тем, по нашему мнению, нет никакой побудительной причины и никакого разумного основания желать, чтобы наше дворянство теперь «торжественно, перед лицом России, уничтожало себя как сословие». Это было бы гораздо более торжественно, чем практично. С сословием связаны его права, а с правами — его сила и средства к принесению добра себе и людям. Мы понимаем, что, ввиду голодующего населения, похвально раздать свое жито на семена для будущего посева, но не видим основания отказаться от своих прав на житницу, бросив ключ от нее в море. Хорошо, если бы самоуничтожение себя русским дворянством принесло какую-нибудь существенную пользу другим сословиям, и по преимуществу крестьянству; но мы этой пользы не видим и потому, нисколько не разделяя идей, приводимых г. Чичериным, «Русским инвалидом» и другими, не находим сообразным с обстоятельствами, чтобы относительно полноправнейшее наше сословие совершило торжественный акт своего уничтожения.

Повторяю, что стремления «Дня» снивелировать русских людей действительно имеют много обаятельного, но и грешно отрицать то, что очень много вещей, увлекательных в теории, на деле приносят гораздо более вреда, чем пользы. Отрешение от своих прав не в пользу ближнего, а ради одной «торжественности» входит в разряд вещей именно такого рода, и если бы низшие сословия русских людей хорошо знали права и преимущества дворянства, то они не присудили бы им отрекаться от них, а разве посетовали бы на неуменье пользоваться ими. Из всех способов уравнения разноправных и разносильных субъектов известны наиболее два: или довести сильнейшего до состояния слабого, или же слабого поднять до положения сильного. Выбор, кажется, незатруднителен. А что касается имени, которым кого как называют, то имя — звук пустой. Оно живет до тех пор, пока видима отличка, а сгладится эта отличка — забудется и имя. Многие или почти все наши газеты и журналы утверждают, что нам во всем должно идти по пути, совершенно отличительному от того, по которому шла и идет Западная Европа, и «День» стоит во главе этого учения. Мы, разумеется, не позволим себе оспаривать ни одной слабейшей черты этого льстящего нашей национальной гордости учения и со всею искренностию готовы сказать, что в деле полнейшего уравнения прав Россия действительно пойдет совершенно иначе, чем другие страны, и что, при всех «сословных перегородках», замечаемых г. Чичериным во внутренней жизни, в самом смысле народа нет никаких «перегородок». Как ни сильна разъедининенность наших сословий (собственно сословий у нас даже вовсе нет, и самый 9-й том «Свода законов» называется не законами о сословиях, а законами о состояниях), в них не заметно тех почти разноплеменных отличий, которые видны в английском лорде и пролетарии. Мы предвидим возражение и сожалеем, что не можем оговорить его. Просим только вспомнить, что всеми усилиями русского человека к достижению высших сословных отличек руководило постоянное и самое естественное стремление к возможно большей полноправности. От древнего новгородца до крестьянина, перечисляющегося в третью гильдию, — во всех один и тот же двигатель. Самолюбие и жажда отличий для отличий, правда, встречаются в нашем обществе, но не они руководят главным стремлением массы хвататься за всякий сучок, чтобы из своей сословной клетки перелезть в другую. Как только русский человек не видит для себя никаких выгод в праве именоваться членом известного сословия, он, в большинстве случаев, и не стоит за принадлежащие ему сословные права. Все ищут главнейшим образом права личной свободы и имущественной неприкосновенности. Дворянство до сих пор в этом отношении представляет наивысшую ступень, и ясно, что всем хочется стать на эту ступень. Да что же в этом дурного? Права, как и солнца, освещающего праведных и грешных, для всех достанет. Пусть стоящие ближе к свету смело подают руку карабкающимся снизу, из мрака сени смертныя. Доля теплоты и света, нужная каждому порознь, не убавится от увеличения пользующейся ими массы, а перевернется лестница так, что на нижней ступени будет то же количество благодати, заставляющей русских людей лезть из сословия в сословие. Можно быть твердо уверенным, что никто не заявит так, как русские, способности оставаться равнодушными к иллюзорным отличкам. Для того, кто внимательно и беспристрастно всматривается и изучает характер и стремления современного русского общества, это не будет представляться парадоксом, и он не найдет основания желать уничтожения самых простых прав, которые кажутся привилегиями только по отношению к уничтоженному законом 19-го февраля виду совершенного бесправия. С уничтожением постыдного права собственности на людей дворянство не имеет более привилегий, которые оно могло бы снять с себя для блага других сословий; у него только есть известные права, и если рассматривать значение этих прав в связи с нынешними общенародными интересами, то, кажется, всего менее уместно желать отречения от них или стремиться сужать доступ к ним какими бы то ни было рогатками. Если верить, что мы, по словам «Дня», идем вперед «великанскими» шагами и что спешная походка наша доведет нас до идеала русской самобытной правды и возможно счастливой русской жизни, то в чем же ближе искать этого идеала?.. Неужто не в том, что составляет исключительные права нашего поместного дворянства? Позволяем себе заявить, что мы глубоко верим в чистосердечную любовь редакции «Дня» к русскому народу и нимало не способны стать на сторону трех оспаривающих его газет, но и не можем отделить некоторой своей симпатии от основательных идей «Современной летописи». При всем желании оправдать очень великодушную мысль о самоуничтожении дворянством своих прав, мы должны сознаться, что, по нашему крайнему разумению, такое «торжественное» отречение в нынешнюю пору было бы полезно для страны столько же, как «искусство, живущее для искусства». А нам, полагаем, вовсе не того нужно.

ВНУТРЕННЕЕ ОБОЗРЕНИЕ

Отходя от того, что собственно называется в наши дни крестьянским делом, мы позволим себе еще несколько времени побеседовать о вопросах, касающихся крестьянского быта. В ряду этих вопросов, конечно, не последнее место занимает вопрос о народном здоровье, и на это мы обратим внимание наших читателей. Мы не станем говорить о том, как велика у нас общая цифра смертности сравнительно с другими государствами Европы, например с Англией. Основываясь на статистических выводах, сделанных по официальным документам в эпохи, малоотдаленные и чуждые тех опустошений, которые произведены были холерою, мы находим, что число смертных случаев в разных государствах Европы относилось к общему числу жителей очень неравномерно. Почти в одно и то же время, когда в Англии ежегодно умирал один из 52, в Шотландии один из 59, у нас один из 33. Разница весьма ощутительная. Соображая отношение смертных случаев к общему населению европейских государств, мы увидим, впрочем, что самая меньшая цифра смертности падает на долю Великобритании, и это становится очень понятным, когда мы приведем себе на память историю гигиенических исследований, произведенных в Англии друзьями человечества. Эта история, помещенная Остерленом в одном из немецких журналов, знакомит нас со всею громадностью труда, принятого на себя лордом Астлеем и другими замечательными людьми Англии, «спускающимися в помойные ямы и шнырявшими по каналам, которыми стекали отвратительные нечистоты». В новой литературе других государств мы не знаем документов, которые свидетельствовали бы о подобном тщательном, разумном и аккуратном взыскании причин смертности в народе. Оттого, вероятно, нигде меры, принятые с целью охранения народного здоровья, не достигали таких блестящих результатов, как в Англии. У нас к числу новых сочинений, написанных в этом роде, должно отнести вышедшую в 1860 году книжку Ф. Г. Тернера «О рабочем классе и мерах к обеспечению его благосостояния». Книга эта, кажется, уже рассмотрена критикою, и мы не будем говорить о ее достоинстве. Скажем только, что отдел, в котором автор описывает «жилища рабочего класса» (стр. 46—112), очень интересен, потому что он дает понятия о таких жилищах, в каких, вероятно, нигде в другой европейской стране не обитают люди. Не меньший интерес возбуждается этим отделом, когда автор перечисляет «предприятия для улучшения рабочих помещений: а) в Великобритании, б) Франции, в) Бельгии, г) Германии и д) России». Но, несмотря на интерес, возбуждаемый этим местом книги г. Тернера, мы не можем увлекаться его выводами. Скажем, во-первых, об общем впечатлении, которое человек, знакомый с бытом русского рабочего класса, выносит по прочтении второй главы «о жилищах». Впечатление это выражается мыслью, что исследование многообразных причин смертности и болезней в нашем народе не может быть сделано отдельным лицом, точно так же как оно не может быть удовлетворительным, если его станут производить не тем путем, какой был избран английскими «друзьями человечества», то есть общим, дружным усилием просвещенных лиц узнать домашние страдания народа. Мы не можем приводить никаких более или менее пространных выписок и из статьи Остерлена,[20] но постараемся возобновить ее в своей памяти по поводу высказанной кем-то в 195 № «С.-Петербургских ведомостей» «о необходимости обязательного содержания врачей крестьянскими обществами». Мы вообще не поборники всяких обязательных проектов и не симпатизируем им, даже в таких случаях, где конечным стремлением проектирующего стоит распространение грамотности как единственного могучего рычага, способного поднять народ из его печального невежества. Но мысль «о необходимости обязательного содержания врачей» заставляет нас думать несколько иначе. Нам кажется, что, в самом деле, есть «необходимость обязательного содержания врачей в крестьянских обществах». Мы полагаем, что нет основания обязывать человека ни к чему