Шоколадные, кирпичные, невысокие дома,
Здравствуй, здравствуй, петербургская
несуровая зима!
И приемные с роялями, где, по креслам
рассадив,
Доктора кого-то потчуют ворохами старых
«Нив».
После бани, после оперы – все равно, куда
ни шло, —
Бестолковое, последнее трамвайное тепло!
* * *
По пояс в тающем снегу
Я шел с чужого полустанка.
Гляжу – изба, вошел в сенцы:
Чай с солью пили чернецы,
И с ними балует цыганка…
Цыганка вскидывает бровь,
И разговор ее был жалок;
Она сидела до зари
И говорила: «Подари
Хоть шаль, хоть что, хоть полушалок».
Хотели петь – и не смогли,
Хотели встать – дугой пошли
И вот проходит полчаса,
И гарнцы черного овса
Жуют, похрустывая, кони;
И запрягают на дворе;
Теплеют медленно ладони.
Холщовый сумрак поредел.
С водою разведенный мел,
И золотушный грач мелькает.
* * *
Я буду метаться по табору улицы темной
За веткой черемухи в черной рессорной
карете,
За капором снега, за вечным, за мельничным
шумом.
Я только запомнил каштановых прядей осечки,
Придымленных горечью – нет, с муравьиной
кислинкой;
От них на губах остается янтарная сухость.
В такие минуты и воздух мне кажется карим,
И кольца зрачков одеваются выпушкой
светлой;
И то, что я знаю о яблочной, розовой коже…
Но всё же скрипели извозчичьих санок
полозья,
В плетенку рогожи глядели колючие звезды,
И били вразрядку копыта по клавишам
мерзлым.
И только и свету, что в звездной колючей
неправде!
А жизнь проплывет театрального капора
пеной,
И некому молвить: «Из табора улицы темной…»
Стихи 1930 – 1934 годов
* * *
Куда как страшно нам с тобой,
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом —
Армения
Как бык шестикрылый и грозный
И, кровью набухнув венозной,
Предзимние розы цветут.
1
Ты розу Гафиза колышешь
И нянчишь зверушек-детей,
Плечьми осьмигранными дышишь
Мужицких бычачьих церквей.
Окрашена охрою хриплой,
Ты вся далеко за горой,
Из чайного блюдца с водой.
2
Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,
Всех-то цветов мне осталось – лишь сурик
да хриплая охра.
И почему-то мне начало утро армянское сниться,
Думал – возьму посмотрю, как живет в Эривани
Как нагибается булочник, с хлебом играющий
в жмурки,
Из очага вынимает лавашные влажные шкурки…
Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала,
Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала?
Ах, Эривань, Эривань! Не город – орешек каленый,
Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны.
Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран,
замусолил,
Время свое заморозил и крови горячей не пролил.
Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо,
Я не хочу твоего замороженного винограда!
3
Ты красок себе пожелала —
И выхватил лапой своей
Рисующий лев из пенала
С полдюжины карандашей.
Страна москательных пожаров
И мертвых гончарных равнин,
Ты рыжебородых сардаров
Терпела средь камней и глин.
Вдали якорей и трезубцев,
Ты видела всех жизнелюбцев,
Всех казнелюбивых владык.
И, крови моей не волнуя,
Здесь жены проходят, даруя
От львиной своей красоты.
Как люб мне язык твой зловещий,
Твои молодые гроба,
Где буквы – кузнечные клещи
4
Закутав рот, как влажную розу,
Держа в руках осьмигранные соты,
Всё утро дней на окраине мира
Ты простояла, глотая слезы.
И отвернулась со стыдом и скорбью
От городов бородатых Востока —
И вот лежишь на москательном ложе,
И с тебя снимают посмертную маску.
5
Руку платком обмотай и в венценосный
шиповник,
В самую гущу его целлулоидных терний,
Смело, до хруста, ее погрузи…
Добудем розу без ножниц!
Но смотри, чтобы он не осыпался сразу —
Розовый мусор – муслин – лепесток
соломоновый —
Не дающий ни масла, ни запаха.
6
Орущих камней государство —
Армения, Армения!
Хриплые горы к оружью зовущая —
Армения, Армения!
К трубам серебряным Азии вечно летящая —
Армения, Армения!
Солнца персидские деньги щедро
раздаривающая —
Армения, Армения!
7
Не развалины – нет! – но порубка могучего