переизданию своих очерков того периода Маркузе дает
характеристику лейтмотиву этих сочинений. Он указывает
на идеологические и политические предпосылки своего
творчества 1934—1938 годов. В то время еще не было
ясно, устранит ли свержение фашизма также и породив-
ший его общественный базис. Автор и его друзья созна-
вали преемственность либерализма и фашизма. Отсюда
они делали вывод о том, что «критическая теория» дол-
жна выявить тенденции, «соединявшие либеральное прош-
лое с его тоталитарным снятием» 3.
Тем самым были внесены коррективы в позицию сов-
ременных левых гегельянцев, которая до этого сводилась
к тому, что между классической буржуазной культурой,
которая ими именно не воспринималась в качестве капи-
69
талистической, и фашизмом не существовало никакой
преемственности. Эта первоначальная точка зрения
в принципе отделяла фашизм от его «позднекапитали-
стической» основы, представляла его в виде загадочного
«несчастного случая» в процессе истории. Вывод Маркузе
о том, что существовала преемственность между идеоло-
гическими и политическими формами проявления капита-
лизма ранней и поздней фазы развития, а также упомя-
нутое выше одновременное сближение Маркузе с марк-
сизмом предсгавляют собой теоретическую основу для ка-
чественно более высокого уровня его деятельности в этот
период. Конечно, здесь возникает опасность и противо-
положной ошибки, которую Маркузе избежал лишь во
второй книге о Гегеле,— опасность чрезмерного подчер-
кивания преемственности, игнорирования революционно-
го характера ранней буржуазии и теоретических отраже-
ний этой буржуазно-прогрессивной позиции. Теперь «нас-
тоящее выступало… не в неопосредованной противопо-
ложности к прошлому: надо было показать опосредст-
вующую связь» (это еще куда ни шло; речь идет об
опосредованной противоположности, но, тем не менее,
о противоположности! — Р. Шт.), «в результате которой
буржуазная свобода могла превратиться в несвобо-
ду…» *. Но здесь кончается у него современная диалек-
тика и выступает тот схематизм застывшей псевдодиа-
лектики, отделенных друг от друга противоположностей,
который столь часто отбрасывает тезисы Маркузе к
уровню догегелевской диалектики. Ведь надо было так-
же «указать те элементы, которые противились этому
превращению».
Все же это по крайней мере было похоже на интерес-
ную программу.
Маркузе признал и исходил из того, что экономиче-
ские корни фашизма были обнажены марксизмом 5, но,
судя по его второй книге о Гегеле, он имел в виду таких
исследователей фашизма, как левые социал-демократы
Брейди и Нейман 6.
Под этим впечатлением марксистского анализа Мар-
кузе ограничился интерпретацией «некоторых движущих
идей интеллектуальной культуры — идеологии», а именно
идей, представленных в наиболее влиятельной буржуаз-
ной, предшествующей фашизму философии.
Обоснование для этой ориентации на критику культу-
ры показательно: дух — вот кто «должен был создать в
70
унаследованной культуре автономию субъекта — важный
элемент свободы человека…» 7. Согласно самосознанию
буржуазной идеологии, человек духовно, в мыслях уже
свободен, что означает прежде всего: внутренне свободен,
если он мысленно отрицает существующее. Самые суще-
ственные проявления духа буржуазной революции — про-
тестантизм и политическая революция — провозгласили и
санкционировали духовную свободу, на которую буржуа-
зия посягала лишь в случаях чрезвычайного положения.
Если это все так и, тем не менее, фашизм победил, то «на-
прашивался вопрос, не был ли этот дух сам повинен в та-
ком развитии. Другими словами: не подготовила ли эта
интеллектуальная культура свою собственную гибель?
Не были ли ее автономия, внутренняя сущность, чистота,
счастье и то осуществление, которые она обещала, сами
уже пронизаны несвободой, приспособлением, несчастьем
и отказом? Не носила ли эта культура даже там, где она
отрицала существующее, аффирмативный характер?» 8.
Это исключительно важная и вполне актуальная по-
становка вопроса.
Речь идет не о чем ином, как о следующей проблеме:
хотя в условиях буржуазной демократии существовала
свобода духа (и свободные выборы). в этой системе побе-
дили несвобода, террор и фашизм. Важным при этом яв-
ляется тот вывод, к.которому приходит эта мысль в борь-
бе против бездарных любителей хвалебных речей в адрес
духовной и политической свободы: такая свобода, взятая
«сама по себе», еще не служит гарантией демократиче-
ских, достойных человека условий жизни, не говоря уже
о социалистических условиях. Для этого должны быть
созданы еще совершенно иные условия.
Следует, впрочем, учитывать и такой вопрос: выходит
ли Маркузе за узкие рамки анализа духовной области.
К сожалению, нет. Само собой разумеется, что и в теории
есть разделение труда. Но Маркузе не проводит анализа
в пределах этого разделения труда и не исходит из того,
что идеологическое отражает материальное. В последую-
щем он будет выводить из извращенного духа «индустри-
альное общество» Востока и Запада. В конечном
итоге он приписывает духу движущую силу истории. Иде-
ологическая надстройка становится у него в конечном
‘счете первичной. Поэтому в принципе он никогда не вы-
ходит за рамки критики идеологии.
В то же время подлинная диалектика сферы идеоло-
п
гического и ее конкретных общественно-исторических
корней не может быть понята и разработана на такой ос-
нове, Возврат к старому схематическому отождествлению
или противопоставлению на основе правильно понятых
частичных совпадений или различий всегда возможен, и
это постоянно встречается в трудах Маркузе.
Исходя из этой концепции, Маркузе рассмотрел основ-
ные понятия философского идеализма, обращая внимание
на внутреннюю двойственность этих понятий. С одной сто-
роны, эти понятия «постигали» аутентичным образом
«подлинные возможности человека и природы как проти-
воречие с данной реальностью» человека и природы, то
есть они были «важными критическими понятиями» 3. А с
другой стороны, они «выхолащивают это противоречие,
закрепляя его как онтологическое» 190. Это следует пони-
мать в духе выдвинутого им еще в 1928 году тезиса: он-
тологизация — то есть исключение реального из его чело-
веческой обусловленности — является средством буржу-
азной апологетики. И это совершенно верно. С самого
начала буржуазия возводит свои собственные обществен-
ные условия существования до уровня вечных, естествен-
ных, неустранимых. Только обратный вывод отсюда явля-
ется необоснованным и ошибочным: всякое признание
объективно реального является якобы тоже буржуазной
апологетикой. Такой апологетический характер Маркузе
стремится затем установить и в отношении завершения
этой рассматриваемой им философии у Гегеля. В ней про-
тиворечие, с одной стороны, становится образом истины
и самого движения. Но, с другой стороны, противоречие
включается в саму систему и становится внутренним свой-
ством.
Здесь заложена мысль, ведущая свое начало от Хай-
деггера и позже получившая широкое развитие в третьем
периоде творчества Маркузе: гегелевская и марксистская
диалектики недостаточны, так как они переносят противо-
речие во внутреннюю сущность вещей. Такая негативность
кажется ему, Маркузе, недостаточно радикальной.
Тем не менее: «Продолжая придерживаться определе-‘
ния разума как силы отрицания, идеализм осуществил
притязание мышления на то, чтобы быть условием свобо-
ды. Классическая связь между немецким идеализмом и
марксистским рабочим движением сохраняла свою силу
и не только как факт в истории идей» !’. Это, конечно,
слишком прямолинейное сравнение, так как упомянутая
72
связь имела место отнюдь не между рабочим движением
°и Гегелем, а между рабочим движением и Марксом и
лишь таким образом и с Гегелем в его революционной
переработке Марксом.
Такова программа этих очерков. Речь шла о критиче-
ской оценке теоретического наследия. И это был призыв
к переходу от традиционной к «критической теории»
(Хоркхеймер !2).
ОЧЕРКИ ПО КРИТИКЕ. КУЛЬТУРЫ
Обратимся к характерной статье Маркузе («Об аф-
фирмативном характере культуры» 13}. Представляет
большой интерес рассмотрение исходного пункта толкова-
ния Маркузе единства теории и практики. Подобно Арис-
тотелю, он заявляет: такое единство означает, «что. по-
знанные истины должны руководить практикой» !*. С той
же мыслью мы вновь встретимся в конце его второй книги
о Гегеле. Однако это — такая ступень в развитии тезиса
о единстве теории и практики, которая соответствует не-
продуктивным классам эксплуататорского строя, это —
ступень развития, в основу которой на деле положен
отрыв теории от практики и примат теории, оказываю-
щейся тем самым идеалистической. Марксистское реше-
ние этой проблемы носит совершенно иной характер.
Марксизм знает и признает не только этот аспект взаимо-
отношения теории и практики, но прежде всего и другой,
а именно: практика в конечном счете является основой и
критерием теории. Именно в развитии и решении пробле-
мы в этом направлении находят выражение пролетарский
классовый характер и научно-познавательный материа-
лизм марксистской теории.
Внутри своей идеалистической концепции Маркузе
обращается и к другой важной проблеме, которая вновь
появляется в иной вариации в его концепции ранионализ-
ма ив «Одномерном человеке».
Аристотель делит знания, во-первых, на целенаправ-
ленные, необходимые и, во-вторых, на чисто философские,
нецеленаправленные, имеющие также эстетический харак-
тер. Классовый характер этого деления сегодня нам уже
известен. Маркузе тоже исходит из этого положения и ха-
рактеризует отделение целесообразного и необходимого
от прекрасного и от наслаждения как «начало развития,
которое открывает простор» для буржуазного отделения
73
труда от счастья и наслаждения в культурном заповед-
нике !5.
Маркузе отмечает классовый характер обоснования
этого отделения. Общественная жизнь в условиях товар-
ного производства и классового общества трансиенлирует
истинное, прекрасное, доброе, представляет их исключи-
тельно в распоряжение «элиты». Крайне интересно по-
смотреть, как Маркузе здесь аргументирует. Вель в «Од-
номерном человеке» он, подобно Хайлеггеру!6, видит
в переходе от логики Платона к логике его ученика вели-
кое «грехопадение». Он явно находится пол влиянием
хайдеггеровской «ликвилации» послесократовской фило-
софии Европы и применяет это «опровержение» к различ-
ным процессам: платоновская философия, говорится, со-
ответственно, в статьях Маркузе 1937 года. боролась еще
против образа жизни товарно-торгового общества Афин.
Платоновский илеализм пронизан поэтому критическими
мотивами в отношении общества. С точки зрения идей,
фактически данным кажется то, что является материаль-
ным миром, в котором люли и вещи противостоят друг
другу в качестве товаров. Правильный строй души разру-
шается «жаждой богатства, которая так захватывает че-
ловека, что у него не остается ни на что больше времени,
как только на заботу о своем имуществе. К нему буржуа
привязан всей своей душой, и так получается, что он, кро-
ме каждодневного дохода, больше ни о чем не думает…»
Основное идеалистическое требование и состоит, собст-
венно говоря, в том, чтобы этот материальный мир был бы
изменен и улучшен в соответствии с истинами, получен-
ными в ходе познания идей. Ответом Платона на это тре-
бование является его программа новой организации об-
щества ‘7,
Методическая схема этой критики показательна. Не-
сколько раньше Маркузе пытался изобразить Хайдеггера
как «критика капитализма». Теперь мы вилим еще один
пример того, как Маркузе не сделал поинпипиальных вы-
водов Из своей ошибочной оценки Хайдеггера. Критика
справа, со ‘стороны реакционера Платона. оценивается
позитивно, хотя Маркузе и понимает, что Платон хочет
отнюль не устранять классовые противоречия, а лишь
обосновать их антропологически. Это сопоставимо, конеч-
но, с учетом различий исторических эпох, с поведением
тех идеологов, которые на пороге девятнадцатого века
предпочитали позицию романтических критиков капита-
74
лизма позиции тех, кто оправдывал капиталистическое
развитие 18.
Идеалистическая концепция Маркузе состоит в том,
что он признает за первоначальным идеализмом страст-
ное желание устранить противоречие между идеей и дей-
ствительностью. Поэтому мы читаем о «критическо-рево-
люционной силе идеала, который именно в своей недейст-
вительности поддерживает самые заветные чаяния
человека в условиях мрачной реальности…» 19.
Мнение о том, что идеалы отличают лишь сторонника
философского идеализма, не имеет ничего общего с основ-
ным тезисом идеализма о примате духа над материей.
Мы, материалисты, также признаем, что в основе наших
действий также лежит сознание, нечто идеальное. В этом
смысле мы, марксисты-материалисты, также являемся
«идеалистами». Мы являемся таковыми даже в большей
степени, чем те, кто в философии поклоняется идеализму,
а в практической жизни и деятельности — чистому торга-
шеству и спекуляции.
Идеализм обладает чисто абстрактной возможностью
посредством потустороннего ставить под вопрос земное.
Одновременно в этом заключена и другая возможность,
которая в историческом плане оказалась более действен-
ной: создание трансцендентного идеала для манипуляций
земными страданиями. Которая из этих двух возможнос-
тей реализуется и каким образом — это не зависит от
идеализма. В этом отношении вопрос остается «откры-
тым». Решающее значение здесь имеет реальное состоя-
ние классовой борьбы. В этом случае тоже проявляется
ошибочность идеалистического метода Маркузе.
Затем Маркузе меняет философскую позицию и пока-
зывает, что эта принадлежность культуры высшему клас-
су в ущерб трудящимся народным массам
