Маркузе формулирует своего рода закон о том, что
«внутреннее развитие западной философии вызвало не-
обходимость перехода к критической теории общест-
ва…» 120 (так Маркузе называет свое толкование марк-
сизма). Вспомним при этом, что было сказано выше о
том, как Маркузе понимает «необходимость». Для него
это чистая необходимость субъективного духа, недетер-
минированная «необходимость». Применительно к дан-
ному примеру это означает, что развитие марксизма бы-
ло якобы необходимо по причинам внутреннего развития
философии.

Переход от Гегеля к Марксу, говорит Маркузе, в лю-
бом отношении является переходом к существенно иной
форме истины, «которая не может быть интерпретирова-
на в понятиях философии… Все философские понятия
марксистской теории» — это «общественные и экономиче-
ские категории, ..в то время как все общественные и
экономические категории Гегеля являются философски-
ми понятиями. Даже труды молодого Маркса не явля-
ются философскими (это уже переоценка и первоначаль-
ного тезиса, высказанного Маркузе в 1932 г. в коммента-
рии к «Рукописям» Маркса. Р. Шт.). Они выражают
отрицание философии, хотя еще и на философском язы-
ке» 12! Говоря о «философии» !??, Маркузе имеет в виду
философию Гегеля, но в той оценке, которую дал ей сам
Гегель: эта философия упразднила всю прежнюю фило-
софию и поэтому идентична с философией вообще.

Следовательно, любое понятие у Маркса имеет иную
объективную основу, чем гегелевские, то есть «философ-
ские» понятия. Можно подумать, что Маркузе хотел этим
подчеркнуть оригинальность Маркса. Однако это не так.
В первом приведенном положении речь идет не о перехо-
де к материализму, о котором писал Маркс, например, в
«Послесловий» ко второму изданию первого тома «Капй-
тала», а о претензии Гегеля, что после него уже невоз-
можна никакая философия. Все учение Маркса сводится
к политической экономии и «социологии» 123. Это мы от-
мечали и раньше в работах Маркузе. Тем самым Марку-
зе пытается оспаривать теоретическую оригинальность
Маркса. Не случайно он вслед за Хоркхеймером говорит
о марксизме в лучшем случае лишь как о «критической
теории». Положение, что марксизм-ленинизм и в фило-

124
софском отношении является самостоятельным учением,
отвергается им как ревизия «подлинного» марксизма,
берущая свое начало от «фальсификации» взглядов
Маркса Энгельсом. Мировоззренческой основой «крити-
ческой теории» должна быть критикуемая, но, тем не
менее, сохраняемая буржуазная философия Гегеля.

Таким образом, Маркузе вслед за Гегелем смешивает
философию с гегелевской системой. Он, правда, признает,
что в своих «Экономическо-философских рукописях»
Маркс методически совершает переход от политической
экономии к философии, и в итоге объективно возникает
иная основа философии. Но ведь на деле в «Рукописях»
Маркса дана «онтология», дан принципиально иной, чем
у Гегеля, ответ на вопрос об отношении между бытием
и сознанием, то есть развивается совершенно другая,
чем гегельянская, а именно — материалистическая фило-
софия.

Мы уже показали, что в «Рукописях» Маркса приво-
дятся длинные выдержки из работ Фейербаха. Маркс в
то время, точнее еще до «Рукописей», говорил о вопло-
щении философии в жизнь путем ее соединения с борьбой
рабочего движения, что, конечно, означало не аннулиро-
вание философии, а соединение зарождавшегося истори-
ческого материализма с рабочим движением.

Правильно говорит Маркузе, что в системе Гегеля все
категории сводятся к оправданию существующего строя,
в то время как у Маркса опи обосновывают необходи-
мость отрицания этого строя. Они нацелены на создание
нового общества даже тогда, когда в них речь идет о
существующем обществе. По своей сути они обращаются
к такой истине, которая может быть достигнута лишь в
результате уничтожения буржуазного строя. Теория
Маркса является критикой в том смысле, что «все поня-
тия представляют собой обвинение всего существующего
общества» 124.

Если Гегель, говорит Маркузе, толкуя мыслительный
процесс Маркса, прав в том, что разум в данной дейст-
вительности стремится к своей реализации и, следова-
тельно, трансцендирование излишне, если истина, также
по Гегелю, представляет собой такое целое, которое
должно быть наличным в каждом отдельном элементе,
то теорию Гегеля разрушает пролетариат, ибо он проти-
воречит мнимой действительности разума, в целом как
класс представляет собой олицетворение отрицания это-

125
го разума ‘. Если свободная личность связана с собст-.
венностью, то пролетарий не свободен и не является лич-
ностью. При этом отрицается не только философия права
Гегеля, ибо пролетариат склалывается в процессе тру-
да !6. Следовательно, необходимо целиком отрицать
«эту» философию. «Критику общества не может осуще-
ствлять философское учепие, это становится задачей ис-
торическо-социальной практики» 127.

Этот эскиз Маркузе по свосй дедуктивной силе, не-
сомненно, впечатляющ. Но копечнный вывод Маркса не
гласил: только практика, никакой иптерпретации. Его
ХГ тезис о Фейербахе сформулирован иначе! Отношение
между теорией и практикой в марксизме иное, чем у Ге-
геля, который утверждает, что дана правильпая тсория
и теперь очередь лишь за правильной практикой. Маркс.
ведь оспаривает и правильность «той» философии и тео-
рии. У Маркса единство теории и практики — материа-
листическо-диалектическое единство, причем важны эти
оба определения. Заключительный вывод Маркса гласил:.
необходимо соединить философию (исторический мате-
риализм) с рабочим движением, пе аннулируя ничего от
этих обоих факторов. Оружие критики не может заме-
нить критику оружием, одпако критика оружием ничего
не даст без оружия критики. Историческо-сопиальная
практика нуждается в «философском учении» — не в ста-
ром смысле этого понятия, а в конкретно разработанной
философской теории и методе, в материалистическом по-.
нимании истории, в политической экономии, теоретичес-
ки обоснованной политической стратегии, то есть в пауч-
ном социализме.

Маркузе констатирует с точки зрения одной лишь
духовной истории: «Широкая волна убеждения, что фи-
лософия пришла к своему концу, характеризовала пер-
вые десятилетия после смерти Гегеля. Распространилось
убеждение, что история мышления достигла поворотного
пункта…» 128

Этот вывод соответствует действительности. Однако
он ни в коем случае не был связан с природой гегелев-
ской системы. Более того, речь шла также о начинавшем-
ся отражении и частично предвосхишении, но еще с идеа-
листических, утопических позиций реального, наметивше-
гося поворотного пункта в общественном развитии. Ведь
Германия переживала тогда не просто подготовительную
фазу буржуазной революции, но уже видела первые

126 |
классовые бои между буржуазией и поднимавшимся
пролетариатом (Лионские восстания 1831 и 1834 гг.).
Восстание силезских ткачей вспыхнуло десятилетие спус-
тя после смерти Гегеля. Но Маркузе не задается вопро-
сом, почему же эта <широкая волна» поднялась в годы
после смерти Гегеля, почему именно в этот период ста-
рая форма разума (Маркс говорит даже о процессе ее
разложения) уступила место новой, революционно-кри-
тической, которой соответствовала новая, по сравнению с
Гегелем, социальная основа, так же как в свое время
буржуазный разум обернулся против феодализма. Да
ему и не нужно затрагивать этот вопрос, ибо он считает
переход от Гегеля к Марксу чисто духовно-историче-
ским, логическим процессом. Маркс становится заключи-
тельным этапом пути, проложенного Гегелем. Матери-
альные классовые проблемы в лучшем случае служат
бытовыми иллюстрациями этой проблематики. От случая
к случаю становйтся ясным, что и отсюда исходили ка-
кие-то мотивы. Несмотря на это, Гегель для Маркузе
остается «онтологом», а Маркс — его преемником, делаю-
щим выводы для практики. Тем самым одновременно
оспаривается совершенно иное, новое качество учения
Маркса. Гегелевская «система довела философию до по-
рога ее отрицания и образовала тем самым единственное
звено между старой и новой формой критической теории,
между философией и общественной теорией», которая,
следовательно, уже ие является философской 129. Гегель
был последиим, кто интерпретировал мир как разум.
“Одновременно он признал, что созданный людьми обще-
ствепный и политический строй является базисом, на ос-
нове которого должен осуществляться разум. Отсюда
переход к марксизму стал необходим по причинам внут-
реннего порядка 130. Итак, «собственно» нет необходимос-
ти в пролетариате и его классовой борьбе, необходимы
лишь мыслительные способности и та последователь-
ность, которыми случайно обладал Маркс.

Здесь Маркузе ошибается во многих отношениях.
Он отрывает возникновение марксизма от реального ис-
торического развития: от назревания буржуазной рево-
лююции в Германии; от Французской революции 1830 го-
да и ее мошного влияния на Германию; от бурного подъ-
ема промышленности и всей экономики в Англии; от
зарождавшегося рабочего движения (чартистов); от
французского социализма н рабочего коммунизма.

127
Но Маркузе совершает еще одну ошибку «духовно-исто-
рического» характера: хотя марксизм как конкретная
революционная, историческая и общественная теория и
немыслим без Гегеля и без Фейербаха, но он был бы так-
же невозможен, если бы Маркс не изучил труды фран-
пузских революционных теоретиков и социалистов-уто-
пистов, политическую экономию, не познакомился с фран-
пузскими, а позднее с немецкими рабочими — социалис-
тами и коммунистами, не говоря уже о том особом
импульсе, каким явились для него первые экономические
работы Энгельса, прекрасно знавшего экономическое
развитие и рабочее движение Англии. Следует учитывать
весь этот процесс в целом, без которого возникновение
марксизма было невозможно. Но именно такого широко-
го учета всех материальных и идейных корней марксиз-
ма мы совершенно не находим у Маркузё! |

Маркузе соглашается с заявлением Гегеля об упразд-
нении им философии. Посему у Маркузе марксистская
теория оказывается хотя и критической, но не философ-
ской. Маркса он подчиняет Гегелю даже в том, что ка-
сается структуры книги. Маркса он хвалит потому, что
надо хвалить Гегеля, который в глазах Маркузе все же
является вершиной философии, несмотря на то что его
нередко ‘и довольно резко критикует.

Высшим понятием для Маркузе является диалектика.
В. Р. Байер справедливо обращает внимание на то, что
Маркузе берет у Гегеля почти лишь одну диалектику
философии истории и философии права 131. Это означает,
что уже с самого начала гегелевская диалектика трак-
туется как субъективная и затем к этому сводится и
учение Маркса. Уже один этот подход направлен не толь-
ко против Маркса, но и против Гегеля, против его «Логи-
ки». Не от Гегеля, а от способа, каким Маркузе его трак-
тует, проистекает эта диалектика, сводящаяся к
субъективной практике. Проблема соотношения материа-
листической и идеалистической диалектики стирается пу-
тем фактического сведения и диалектики Маркса к диа-
лектике субъекта, его активности. Диалектика вообще по
Маркузе лишь связывает Маркса с Гегелем, но что диа-
лектика и разделяет их, как об этом писал сам Маркс в
«Капитале» 132, этого Маркузе не замечает. При таком
положении вещей Маркузе не видит в переходе от Геге-
ля к Марксу, какое бы огромное значение этот шаг ни
имел, никакой духовной революции. Правда, Маркузе

128
указывает, что «теория Маркса, напротив, по своему су-
ществу — то критическая теория общества, она рвет со
всеми традиционными формулировками и тенденция-
ми» 133, и эти слова, как может показаться, противоречат
нашим утверждениям. Но это действительно только мо-
жет показаться, ибо революция невозможна без момента
преемственности. Подобное истолкование марксизма как
тотального «отрицания» — это ошибочная интерпретация
его в духе Хайдеггера. Она исключает Маркса из числа
революционеров именно потому, что отрывает его от
преемственности того, что должно быть революционизи-
ровано; в другом месте Маркузе характеризует Маркса
просто как заурядного преемника Гегеля. В действитель-
ности при таком подходе к оценке перехода от Гегеля к
Марксу игнорируется диалектика развития, диалектика
количества и качества, не говоря уже о реальных общест-
венных процессах.

В соответствии с этими взглядами Маркузе поступает
последовательно, когда он утверждает, ошибочно абсолю-
тизируя при этом правильные положения: так диалекти-
ка Гегеля стала «неразрывной составной частью теории
Маркса и ее ленинской интерпретации» !84. Или когда он
пишет: «Историческое наследие гегелевской философии
не перешло, например, к гегельянцам (ни к правым, ни к
левым); не гегельянцы сохранили и развили подлинное
содержание этой философии. Напротив, критические тен-
денции гегелевской философии были восприняты и раз-
виты в марксистской теории общества, в то время как
история гегельянства в любом другом отношении стала
историей борьбы против Гегеля…» 135, В другом месте,
говоря о философии Гегеля и ее критических тенденциях,
он вновь пишет о том, «как они перешли в теорию Марк-
са» 136, и констатирует, что Маркс придерживался «геге-
левской диалектики» !37. Это действительно «само по се-
бе» правильно, но не в сконструированной Маркузе свя-
зи. Во-первых, потому, что Маркс не перенял гегелевскую
диалектику. Во-вторых, и потому, что, как отметил Эн-
гельс