риод перехода капитализма в свою монополистическую
стадию. Говоря о послереволюционном периоде, он имеет
в виду пролетарское существование в условиях империа-
лизма. Отличительным признаком такого послереволюци-
онного существования является превращение марксизма
в ленинизм. Теперь это учение определяет судьбы Совет-
ского Союза и стимулирует подчинение прогресса в Со-
ветском Союзе «новой системе репрессивной производи-
тельности» «. Марксова концепция свободного пролета-
риата как абсолютного отрицания капиталистического
общества относится им лишь к модели «свободного капи-
тализма» !2, В «свободном капитализме» свободно действо-
вали основные экономические законы, которые привели к
обострению противоречий системы, главная жертва кото-
рых — пролетариат стал носителем революции. Но с воз-
никновением «организованного капитализма» многое из-
менилось. С начала века имманентные противоречия сис-
темы организуются все более эффективно, «в результате
чего негативная сила пролетариата все более ограничива-
лась. Не только немногочисленная «рабочая аристокра-
тия», но наибольшая часть трудящихся классов была пре-
вращена в позитивную составную часть устроенного об-
щества» !. Разве не показательно, что Маркузе развивает
этот тезис и утверждает, будто рабочие Европы не хотят
ничего знать о социализме в тот период после второй ми-
ровой войны, когда почти все партии капиталистической
Европы сочли необходимым обещать рабочим социализм?
Дажев ФРГ Христианско-демократический союз в «Ален-
ской программе», принятой в 1947 году, маскировался
под социалистическую партию. Для чего же это делалось,
если рабочие «не хотели ничего слышать» о социализме?
149
Этот заимствованный у буржуазной апологетики тезис
был развит Маркузе в книге «Советский марксизм» до
столь модного ныне тезиса о том, что в результате инте-
грирующей силы капитализма революционный потенциал
пролетариата якобы иссяк. Оппортунизм в рабочем дви-
жении оправдывается тем, что он объясняется объектив-
ным процессом, который деформирует класс в целом. Ле-
нинская теория оппортунизма просто «радикализируется»
в теорию «сверхоппортунизма». Наш ультралевый критик
марксизма оказывается на деле апологетом правого оп-
портунизма социал-демократического толка. Правый оп-
портунизм всегда маскировал свое предательство утверж-
дениями о «неспособности» масс, об их «неразумности».
Вот типичный образчик оппортунизма Маркузе. Сейчас,
мол, речь идет об условиях, которые Маркс не мог знать
и, следовательно, не мог анализировать. Маркузе ничуть
не смущает тот факт, что Маркс вскрыл основные законы
капитализма как способа производства и что эти основ-
ные законы действуют также при империализме.
По Маркузе выходит так, что не только растущая про-
изводительность, но также и растущий жизненный уро-
вень порождают этот оппортунизм. Энгельс явно не ожи-
дал такого роста жизненного уровня рабочего класса в
результате его борьбы, растущей мощи рабочего движе-
ния. Монополистические сверхприбыли, следствия экс-
плуатации колоний позволили поднять ценой военных
приготовлений и войны реальную заработную плату тру-
дящихся. Не просто обнищание, а «обнищание перед ли-
цом растущей общественной производительности» долж-
но было превратить пролетариат в революционную силу 1.
Маркузе выводит революционные потенции рабочего
класса из его относительного обнищания. Он объясняет их
тем фактом, что пролетариат является страдающим клас-
сом. Исторически известно, когда был высказан этот
взгляд: еще до Вейтлинга! Теоретически речь идет о том,
что революционные потенции рабочего класса выводятся
из отношений распределения, а не из его роли как решаю-
щего производителя общественного богатства. Одновре-
менно здесь обнаруживается, что понятие класса у Марку-
зе является немарксистским. Определять понятие класса,
исходя лишь из признаков распределения, а не произ-
водства, означает с точки зрения философии обосновы-
вать его идеалистически, а не материалистически.
Отныне Маркузе придерживается этих теоретически
150
неправильных взглядов. Его «Одномерный человек» так-
же строится на этом теоретическом фундаменте. В этой
книге революционные потенции выводятся только из стра-
даний, то есть из необеспеченности, причем речь идет о не-
обеспеченности в области экономического распределения
и политико-гражданских прав. Мы вполне учитываем зна-
чение «необеспеченности» и не отрицаем, что оно содер-
жит в себе революционные стимулы. Неправильно лишь
обосновывать революционную миссию класса или соци-
ального слоя в первую очередь или только именно этим
обстоятельством, не обращая внимания на другие, более
глубокие процессы и противоречия лишь потому, что
в определенные периоды и в определенных сферах капи-
тализма они проявляются недостаточно четко.
Маркузе утверждает далее, что марксово понятие об-
нищания пролетариата охватывает и осознание обнища-
ния и возможности человеческого осуществления. Совер-
шенно антиисторически, в духе вульгарно-механистиче-
ского материализма звучат его слова: «Но развитие капи-
талистической производительности остановило развитие
революционного сознания» ‘5. Технический прогресс, тех-
ника становятся у него субъектом вновь создающейся об-
становки: здесь Маркузе аргументирует как дюжий техно-
крат! Тем самым, с одной стороны, социальная система
капитализма освобождается от положения «обвиняемого».
С другой стороны, и капитализму, и социализму, как про-
мышленным обществам, приписывается один общий де-
терминирующий несоциальный фактор. Подобные враж-
дебные технике утверждения мы вновь встретим в «Одно-
мерном человеке». Все это — аспекты «третьего пути» по
ту сторону от капитализма и социализма. |
Маркузе правильно отмечает, что технический про-
гресс увеличивает потребности и средства для их удовлет-
ворения. Но именно в результате этого потребности и
средства для их удовлетворения становятся репрессивны-
ми; они служат сохранению угнетения и господства. Раз-
вивающаяся управленческая система сокращает возмож-
ности индивида быть «у себя» и «для себя», превращает
его в тотальный объект общества.
Нашему автору известны крупные катастрофы «орга-
низованного» капитализма: мировые войны, мировые эко-
номические кризисы, фашизм и т. д. Он знает также и о
великих революционных боях нашего века: Октябрьской
революции, революции в Средней Европе в конце первой
151
мировой войны, китайской революции, возникновении со-
циалистических государств в Европе, развале старой си-
стемы колониализма. Как же могло случиться, что он ри-
сует столь лживую картину пролетариата, твердит об ис-
сякании его революционных потенций? Он дошел до этого
лишь потому, что с типично правооппортунистических по-
зиций обосновывает как чисто объективное и неизменное
нынешнее положение тех широких слоев рабочего класса,
которые находятся под влиянием не революционного, а
оппортунистического рабочего движения. Другие причи-
ны этого мы рассмотрим в нашей критике тезиса об «од-
номерности». При таком толковании развитие сознания
становится привилегией отдельных личностей, какой и яв-
ляется Маркузе. Он изображает дело так, будто пролета-
риат развитых индустриальных стран вследствие своего
«слияния» с капиталистическим обществом отказывается
от коллективных действий в целях ликвидации существу-
ющего строя.
Какие факты, спрашивает Маркузе, позволяют «позд-
ней индустриальной цивилизации» абсорбировать нега-
тивность? Увеличение аппарата производства и распре-
деления создало иерархию общественной и частной бюро-
кратии, «причем ответственность была в значительной
степени нейтрализована» 6. Ответственность верхушки
этой иерархии может сохраняться лишь потому, что все
подчинено заповеди служить «сохранению и расширению
аппарата как целого». «Аппарат» воплощает всеобщую
волю, коллективную потребность. Он кажется разумным,
и поэтому оппозиция против него противоразумна. В раз-
витых странах он обеспечивает «развитие общества, доби-
ваясь улучшения условий и лучшего удовлетворения по-
требностей…» И. Следовательно, дальнейший прогресс не
требует разрушения существующего базиса.
Это умиротворение оппозиции началось еще задолго
до того, как фракция СДПГ в рейхстаге проголосовала
4 августа 1914 г. за поддержку политики войны. 4 августа
1914 г. лишь показало, насколько революционные силы
были уже интегрированы в систему капитализма.
Необыкновенная произволительность капиталистиче-
ской системы делает возможным массовое производство,
но вместе с тем делает необходимым и манипуляцию мас-
сами. С концентрацией экономической мощи в руках
крупных монополий рос также уровень жизни населения,
Технический прогресс изменил роль и значение социаль-
152
ных сил. Баррикады потеряли свою ценность, забастов-
ка — свое революционное содержание. Интеграция проле-
тариата дополнялась интеграцией средств его борьбы.
Сколь бессмыслен этот механический материализм
и вытекающее отсюда принижение значения забастовки,
вновь наглядно показала мощная забастовка во Франции
в мае — июне 1968 года. Даже поклонники Маркузе в Фе-
деративной Республике Германии стали требовать от
класса, который они до этого считали интегрированным,
объявить «всеобщую забастовку» (для которой тогда
условия еще не созрели} в целях воспрепятствования вве-
Ддению чрезвычайных законов, надеясь таким образом по-
ставить на повестку дня вопрос о власти (что также было
волюнтаристским самообманом).
Тем самым они невольно подтвердили, что пролетари-
ат продолжает сохранять свою объективную роль могиль-
щика капитализма.
Уже в 1954 году Маркузе достиг крайней точки и в
своей критике реального социализма 18. Он договорился
до того, будто своим развитием Советский Союз консоли-
дирует капитализм. Затем Советский Союз превратился
в «высоко рационализированное и индустриализированное
общество вне капиталистического мира, достаточно мощ-
ное, чтобы конкурировать с ним на его же собственных
условиях» 19, поставив нод вопрос монопольную претензию
капитализма на будущее и на олицетворение пивилиза-
ции. Занадный мир ответил на это тотальной мобилиза-
цией, которая довела до совершенства национальный и
интернациональный контроль над опасными зонами об-
щества. Опасность заставила капитализм успешно пре-
одолевать не только внутренние, но и внешние противо-
речия. Приспособление стало вопросом жизни и смерти.
Все это вытекает из «исторической структуры позднего
индустриального общества.., с тех пор как ему удалось
ради своей собственной производительности поставить
под контроль свою диалектику» 0. Эта тенденция охва-
тывает все общество. Всеобщим феноменом становится
преформация индивидов, их превращение в объекты
управления 71.
Нарисовав столь мрачную картину этого технологи-
ческого механизма, составляющего внутреннюю «душу»
современного «индустриального общества» (упомянем
здесь лишь о принципиальном родстве этих взглядов
с технологическо-фаталистскими идеями Ганса Фрейера,
153
изложенными, например, в его «теории современной эпо-
хи», а также Шельского, Гелена и других консервато-
ров) 22, Маркузе спрашивает, где все же выход из создав-
шегося положения? Ведь идеи разума, свободы, сформу-
лированные Гегелем и Марксом, вновь кажутся утопией.
Если правильна теория чисто технологически обус-
ловленного, механически причинного процесса интегра—
ции, то тогда не может существовать даже та надежда,
которую он все же проповедует 23.
В 1964 году Маркузе написал «предисловие» 24 к ново-
му изданию своих очерков, впервые вышедших в 1934—
1937 годах. Мы хотели бы в этой связи коротко разобрать
это предисловие, чтобы лучше понять, из каких позиций
исходил Маркузе при написании своей первой большой
работы третьего периода развития своего творчества —
книги «Структура инстинктов и общество».
В 1964 году он заявил, что «совпадение по времени
гражданской войны в Испании и процессов в Москве» за-
родили в нем сомнения относительно реального социализ-
ма?5. Его прежняя критика реального социализма не-
сколько видоизменилась. Производительность и процвета-
ние в союзе с технологией, служащей монополистической
политике, сделали прогрессирующее индустриальное об-
щество неуязвимым для оппозиции. Почему так? Почему
мы могли бы преодолеть современное общество лишь с
помощью более радикальных понятий, чем понятия Геге-
ля и Маркса? Может быть, гегелевская и марксова крити-
ческая теория была, следовательно, недостаточно
абстрактной в том смысле, что «она еще была настолько
тесно связана с рассматриваемым ею обществом, что
в своем понятии отрицания она недостаточно обогнала это
общество — другими словами, что ее понятие свободного
и разумного общества обещало не слишком много, а
слишком мало? Учитывая мощность и производитель-
ность организованного капитализма, не должна ли была
«первая фаза» социализма быть иной и большей, чем то,
как она спроектирована в марксовой теории, иной в смыс-
ле качества?» 26
Как видим, программа критики меняется: речь идет
уже не о том, чтобы «только» критиковать реальный со-
циализм. Предметом критики становится сам Маркс, при-
чем критики не замаскированной, как раньше, проводив-
шейся якобы во имя восстановления подлинного, «истин-
ного» Маркса, а критики открытой: теперь уже Маркузе
154
открыто заявляет, что вся теория Маркса находится еще
под решающим влиянием раннего капитализма. Социа-
листические идеи, хотя они выводят за рамки капита-
листической производительности, «выступают в формах,
запроектированных главным образом как возможность и
отрицание еще не полностью развившегося капитализ-
ма» 27. Следовательно, они не охватывали все возможнос-
ти капитализма. Многое из того, что они возлагали на со-
циализм, теперь осуществил капитализм. Следовательно,
марксово понятие социализма было недостаточно негатив-
ным по отношению к капитализму. Надо разработать иное
понятие социализма. |
Принципиально здесь нужно сказать, что Маркузе яв-
но путает марксово понятие социализма с понятием про-
изводительности, что, конечно, недопустимо. Понятие
социализма у Маркса охватывает ряд первичных и вторич-
ных признаков, характеристика которых дается в различ-
ных произведениях Маркса и Энгельса. К первичным со-
ставным частям этого понятия относятся: диктатура про-
летариата как политическое содержание переходного
периода от капитализма
