репрессивными. И фатальным оказывается перенятие
этих старых, репрессивных продуктов революцией вместо
порождения совершенно новой техники; это наступает
тогда, когда революция не направляет свою энергию на
первичную задачу— на осуществление революции в
структуре инстинктов. Так и эксплуатация и угнетение то-
же «объясняются» нашей структурой инстинктов!
Тот, кто знаком с теорией воспроизводства Маркса,
знает, что здесь мы имеем дело с биологизацией капита-
листического процесса воспроизводства. Воспроизводст-
во капиталистических отношений превращается в воспро-
изводство репрессии и ее системы ценностей. Подобно то-
му, как последним словом марксовой теории воспроизвод-
ства является социалистическая революция, последним:
словом теории Фрейда — Маркузе является биологическо-
психологическая революция. Так Маркузе «углубляет»
марксистский разум!
Но если марксова теория основана на точном научном
анализе реального капиталистического нроцесса произ-
водства и воспроизводства, то теория Маркузе — Фрейда
строится на мифологических основах. В то время как
Маркс указывает на реального общественного противни-
ка и реальный путь решения названных им проблем,
Фрейд и Маркузе ограничиваются призывом и провозгла-
шением надежды на биопсихологическое переустройство
человека, который к тому же рассматривается с индиви-
дуалистических позиций.
В этой социальной теории обобществление средств
производства становится второстепенным делом по срав-
нению с революцией в структуре инстинктов. Это столь
мало революционно, что мы находим подобную защиту
капиталистической собственности даже в Годесбергской
программе СДПГ, а призыв к сотворению нового человека
еще до осуществления революции встречался уже в ста-
ром, неокантианском просветительском социал-демокра-
тическом реформизме. Согласно этому воззрению, причи-
на угнетения и контрреволюции коренится не в наличии
классов и не в их борьбе за присвоение прибавочного про-
дукта, а в структуре наших инстинктов; агрессивность
проистекает не из погони за прибылью, а из неверно
устроенного хозяйства наших инстинктов. В конечном
счете это служит оправданием системы монополий.
162
Такая общественная теория дезориентирует революци-
онеров. Подобно теориям откровенных защитников импе-
риалистической системы, такая теория объявляет челове-
ческую природу ответственной за основные общественные
пороки. Разница состоит лишь в том, что откровенные
прислужники системы заявляют, будто природу человека
невозможно изменить, поэтому социализм в лучшем слу-
чае останется чудесной мечтой. Маркузе же говорит нам,
что мы должны изменить природу человека. Но и он спо-
собен лишь, перефразируя то, что он вычитал у Ницше,
Бодлера, Фурье и других, наговорить много слов о том,
как бы могли или должны были выглядеть эти новые лю-
ди. Ничего убедительного о том, каким образом должны
возникнуть и сформироваться эти новые люди, он сказать
не в состоянии. И это приводит к тому же самому резуль-
тату. Мы ничего не можем изменить: раз попав в этот ад,
оставьте все надежды на спасение! Таков капитулянтский
итог. сей грандиозной «критической теории»!
Фрейд следующим образом объясняет в рамках этой
схемы возникновение господства (мы цитируем Маркузе,
поскольку он ссылается на слова Фрейда): <… Человече-
ская история начинается с того, что в первобытной орде
самый сильный — предок-отец объявляет себя единолич-
ным властителем и укрепляет свое господство, монополи-
лизируя женщину-мать или матерей, лишая таким обра-
зом других членов орды наслаждения. Следовательно, не
природа, не бедность и не слабость обусловили первое и
решающее для культурного развития подавление инстинк-
тов, а деспотическое господство, именно тот факт, что
деспот несправедливо распределяет и использует бед-
ность, скудость и слабость, что он узурпирует право на
наслаждение, взваливая труд на других членов орды».
Против этих порядков поднимают бунт сыновья. Они уби-
вают деспотического праотца и пытаются установить дру-
гие порядки. Неспокойная совесть сыновей в связи с этим
преступлением ведет к возникновению силы, называемой
«сверх-Я», которая возлагает на них те же самые отказы
от удовлетворения инстинктов, как это ранее делал пра-
отеп. Первая полытка освобождения инстинктов кончает-
ся тем, что «восставшие сыновья (или братья) увидели
или это им так показалось, что без.господства, собственно,
без отца не обойтись, хотя он и правил деспотическими
методами. Отец вновь возвращается на свое место братья-
ми, но теперь добровольно и, так сказать, в обобщенном
6* 163
виде: как мораль, то есть сами братья, действуя свободно,
возлагают на себя то же самое подавление инстинктов и
воздержание, которые раньше им навязывались праот-
цом». Так происходит внутреннее осознание необходимос-
ти господства отца: происхождение морали и совести.
С этого начинаются культура и цивилизация. «Из челове-
ческо-животной первобытной орды возникает первое при-
митивное человеческое общество. Подавление инстинктов
становится внутренне осознанным и добровольным делом
индивидов и одновременно устанавливается отцовское гос-
подство в виде господства многих отцов, которые, каждый
сам по себе, переносят на свой собственный клан, на свою
собственную группу мораль отцовской власти и тем са-
мым ограничение инстинктов, обеспечивая ее воздействие
на молодое поколение». Речь идет о динамике господства,
которая начинается с деспотии, ведет к революции и пе-
реходит в признание необходимости господства. Эта дина-
мика повторяется во всей истории человечества. Фрейд
в эту динамику господства включает проблемы полового
созревания и их разрешение, возникновение соответствую-
щих норм. Этой схеме биологических инстинктов он под-
чиняет также революцию: точно так же, как человек, бун-
тующий в период полового созревания, в конце концов
вновь смиряется, точно то же самое происходит с револю-
циями и с революционерами. «Эти революции проходят
развитие почти точно по схеме. Восстание побеждает, и
определенные силы лытаются довести революцию до ее
крайней точки, откуда, возможно, удастся осуществить
переход к новым, не только в количественном, но и в каче-
ственном отношении, условиям — и в этой точке револю-
ция обычно терпит поражение, происходит осознание не-
обходимости госнодства на более высокой ступени, гос-
подство восстанавливается и развивается дальше» 35.
Заключительные слова показывают, что Маркузе стре-
мится подкрепить свое отрицательное отношение к реаль-
ному социализму с помощью гигантского мифа, путем
теоретико-инстинктивно-биологического «обоснования»
общественного развития. К сожалению, он игнорирует
критические замечания, с помощью которых Маркс и Эн-
гельс опровергли эти довольно-таки не оригинальные по-
пытки обосновать господство биологическо-животным
путем 38. Ядром этой критики является раскрытие необос-
нованности такого рода возникновения насилия в челове-
ческом обществе, показ того, что без экономического фун-
164
дамента господство среди людей не могло ни возникнуть,
ни продолжать существовать.
Фрейд и Маркузе, пытаясь физически обосновать воз-
никновение господства, делают значительный шаг назад
по сравнению с учением Маркса и Энгельса. Маркузе это
именует необходимым углублением марксовой формы
«рацио»: господство возникает из превосходства в физи-
ческой силе. Таким образом, оно основывается на случае:
тот, кто был самым сильным и жаждал господства (чего,
конечно, могло и не быть, разве что если это стремление
к господству объясняется инстинктом сексуальности),
тот привел в движение тот груз господства, который с тех
пор давит на наши нлечи. Это «углубление» марксистской
теории классов, классовой борьбы и государства: их про-
исхождение из.частной собственности на средства произ-
водства сводится к дарвинской борьбе за существование,
к социал-дарвинизму, к толкованию буржуазной конку-
ренции — по аналогии с сексуальными отношениями не-
которых видов животных — как некоего вида присущей
самой ‘природе борьбы в предполагаемой первобытной ор-
де за обладание самкой. Как доказал Хеберер, эта орда
эволюционно и генетически так же невозможна, как и су-
ществование мифического Адама и мифической Евы 37.
На основе изложенных идей Фрейда Маркузе строит
следующую импликацию: если эта гипотеза о происхож-
дении господства правильна, то следует спросить, «нет ли
наряду с исторически-общественным термидором, кото-
рый обнаруживается во всех революциях прошлого, также
психического термидора; возможно, революции не толь-
ко извне подавляются, поворачиваются вспять и сводятся
на нет; возможно, уже в самих индивидах действует дина-
мика, внутренне отрицающая возможное освобождение и
удовлетворение ..?» 38.
Здесь все зависит прежде всего от словечка «если»!
Затем в игру вступает некоего рода общественный и пси-
хический параллелизм. Мы увидим дальше, что Маркузе
сначала забывает это «если», а затем и параллелизм ра-
ди чисто психического решения; это — своего рода эрзац
марксистской теории оппортунизма. Это — новое объясне-
ние, почему революция «задержалась». Маркс и Гегель
заблуждались, ибо не видели биопсихического уродства
отдельно взятого индивида и того, как оно возникало в ре-
зультате конфликта с враждебным окружающим миром,
как оно до некоторой степени совершалось самим инди-
165
видом на себе и в себе. Поэтому недостаточны те указа-
ния об освобождении, которые высказывали Гегель и
Маркс. Их теория о происхождении господства также не
соответствует действительности. Следовательно, непра-
вильны также и их теории о свободе. Свобода в них всегда
дефинирована уже в условиях мира, подчиненного прин-
ципу реальности и репрессиям и поэтому — в диалектиче-
ском контрасте к несвободе. Прогресс свободы у них всег
да связывается с подобным господством и несвободой.
Но действительного освобождения на этой почве быть не
может. Для этого необходима тотальная революция, из-
менение нашей биопсихической структуры.
Перед нами ярко выраженная тенденция основанной
на нсихоанализе теории культуры. (Суть этой тенден-
ции — сведение общественного сначала к индивиду, ин-
дивид сводится затем к психическому, и все это — к био-
логическому, которое затем в духе «дарвинизма» рас-
сматривается под углом зрения конфликта между живым
существом и средой. Логически отсюда следует, что сфе-
рой приложения маркузианского понятия революции
должно быть не общество, а структура инстинктов инди-
вида, что в действительности зачастую и делается 39.
Эти рассуждения Маркузе связывает еще со второй
импликацией: если гипотеза Фрейда правильна, то тогда
подавление инстинктов диктуется не только природной
необходимостью {скудность наших условий жизни в про-
тивоположность ненасытности нашего принципа наслаж-
дения), но, «по крайней мере, так же (тут параллелизм
постепенно отбрасывается! — Р. Шт.), а возможно, даже
и в первую очередь (наконец-то: дело сделано, и все это
без доказательств и даже без попытки доказать! —
Р. Шт.), осуществляется в интересах господства и сохра-
нения деспотического господства…» 40. Тогда репрессив-
ныи принцип реальности происходит (если «если» остает-
ся в силе!) не только из общественного разума, но из
(необоснованного!) господства. Следовательно, подавле-
ние инстинктов не является неизменным, оно имеет свои
границы, которые достигаются тогда, когда используе-
мые под знаком принципа производительности средства
производства в качественном и количественном отноше-
нии уже достаточны для удовлетворения наших потреб-
ностей, без тех жертв, к которым принуждает до этого
принцип производительности; и сейчас это имеет место.
Отсюда — нынешняя революционная ситуация.
166
Итак, мы подошли к основам критической теории
Маркузе. Ее фундамент составляют весьма шаткие гипо-
тезы и нерешенные (нерешенные в формально-логиче-
ском смысле, но не в смысле исторической науки!) импли-
кации. Имеется целый ряд исторически достоверных по-
знаний, которые говорят против Фрейда, в пользу
марксистских взглядов “1.
Исторически доказано, по крайней мере на примере
народов, история которых исследована, что был период
бесклассового первобытного общества. В то время люди
жили без господства. Они жили не в патриархальном, а
в матриархально организованном обществе 42. Если бы
действительно существовала первобытная орда Фрей-
да — Маркузе, то тогда как же деспотическую «перво-
бытную орду» сменила недеспотическая первобытная
община? Ведь для первобытной общины в неменьшей
степени, чем для «первобытной орды», существовала та
проблема «лишений», которая очерчена в фрейдовско-
маркузианских понятиях принципа реальности или прин-
ципа производительности. На этот вопрос должны были
бы неопровержимо ответить фрейдисты и маркузианцы.
Марксизм сумел доказать образование классов и гос-
подства из первобытного бесклассового и не знавшего
господства общества без помощи таких конструкций, как
первобытная орда, праотец, физическое превосходство,
случай и т. п. Для этого не нужны фрейдовско-маркузи-
анские предпосылки, импликации и мифы. Марксизм
вскрыл реальные истоки отсутствия свободы и историче-
ские условия их преодоления. Следовательно, возврат
Маркузе к Фрейду лишен оснований. Фрейд и Маркузе
ничего не сделали для выяснения этой проблемы. Наобо-
рот, они запутали ее пеихологизацией, биологизацией,
оторвав ее от общества. Их теория покоится на чисто
мифологическом фундаменте. Переход Маркузе на эти
позиции объясняетея не мнимыми недостатками марксиз-
ма, а его антикоммунизмом, вполне понятным с классо-
вой и политической точек зрения, его мелкобуржуазным
нетерпением перед лицом реального хода истории, его
вытекающей отеюда разочарованностью. Вокруг этой
личной дилеммы Маркузе построил целую новую «крити-
ческую теорию». В этом существо вопроса.
Заметим, речь в данном случае не идет
