дать позитивный ответ на затронутые проблемы. Капита-
лизм деформирует все стороны человеческой жизни, в
167
том числе (общественно преобразованные, модифициро-
ванные) структуры инстинктов. Как происходит это? Ка-
кую роль играют подобные факторы в общественном про-
цессе, хотя и вторичные, производные, многообразно обу-
словленные, а все же действующие факторы, которые
нельзя недооценивать? Это и следовало бы исследовать,
а не уходить от научного объяснения данной проблема-
тики путем абсолютизации, мифологизации определенных
существующих, но, что касается всего процесса, второ-
степенных факторов!
Маркузе знает, что выяснение проблемы свободы у
Гегеля и Маркса не абстрагируется от реальной несво-
боды. Тем самым, утверждает он, и гегелевская и марк-
сова теории свободы прикованы к несвободе, втиснуты в
рамки служащей господству культуры “3, приспособлены
к требованиям и того репрессивного понятия прогресса,
которое теперь якобы уже разрушено с помошью психо-
анализа 44. Следовательно, необходимо создать совер-
шенно новое понятие прогресса. Это и попытался сделать
Маркузе прежде всего в своей книге «Структура инстинк-
тов и общество».
По сути мы здесь вновь имеем дело с применением
хайдеггеровского «опровержения». Гегелевское отрица-
ние отрицания отвергается. Становление иррационализи-
руется. В «Одномерном человеке» мы вновь встретимся
с подобными утверждениями и тогда покажем, что с по-
мощью подобной маркузианской теории нельзя обосно-
вать необходимость революции. Речь идет о псевдоради-
кализме, который в действительности аннулирует, пере-
черкивает всю историю освободительной борьбы
человечества.
Мы уже знаем, что Маркузе порицает Маркса за не-
достаточно утопический характер его понятия социализ-
ма. После того, как наш автор «радикализировал» Марк-
са, опираясь на теорию Фрейда, «углубил» проблему
угнетения, он в своей книге «Структура инстинктов и ©б-
щество» берется теперь прежде всего за «обоснование»
новой картины свободы и освобождения.
Он проводит различие между необходимой (биологи-
чески неизбежной) репрессией и дополнительной, осуще-
ствляемой только в интересах сохранения власти «сверх-
репрессией». Это вновь — как и раньше, в связи с марк-
совой теорией воспроизводства, — ревизионистский заем
У Маркса (сравни марксово понятие «сверхприбыль») 45.
168
Дополнительную сверхрепрессию он, путем сопоставле-
ния с нынешними техническими производственными воз-
можностями людей, разоблачает как излишнюю. Правда,
вся протекавшая под знаком репрессивной культуры ис-
тория оставила глубокие следы в человеке. Против нее
всегда велась борьба, поднимались революции. Выраже-
нием этой борьбы являются продукты фантазии, искусст-
ва, мифы, а также религия (здесь имеется в виду та
сторона религии, которую Маркс называл протестом про-
тив действительного убожества). Фантазия людей, на-
пример, хранит передаваемые из поколения в поколение
воспоминания о счастливых доисторических временах и
в этом смысле является местом сопротивления. «…Фанта-
зия настаивает на том.., что за иллюзией стоит знание».
Искусство также принадлежит к этой сфере сопротивле-
ния и является поэтому революционным. Правда, его
эстетическая форма абсорбирует его революционное со-
держание: искусством «наслаждаются» (Маркузе не
отказывается от своего тезиса, высказанного в 1937 году
в работе об «аффирмативной культуре»). Те, кто гос-
подствуют, предоставляют другим своего рода обращен-
ную вовнутрь эстетическую шутовскую свободу. Про-
дукты фантазии, искусства, мифическое и религиозный
протест преодолевают принцип реальности в идеальном
плане. Следовательно, они являются элементами «Вели-
кого отказа». В них мы вспоминаем вытесненные перво-
бытные картины счастья, наслаждения и свободы “6.
Но как только культура достигает такого уровня раз-
вития, который позволяет полностью удовлетворять по-
требности и тем самым делает излишней «сверхрепрес-
сию», как это имеет место ныне, этот «Великий отказ»
может стать подлинно революционной силой. Тогда он
выходит из царства эстетической иллюзии, фантазии, ми-
фологии, религиозной формы ухода от действительности
или психического заболевания, становится исторической
силой.
Такие попытки освобождения имели место всегда “7,
Но всякий раз они относительно легко подавлялись. Ре-
волюции предавали. Мы.теперь знаем почему: потому,
что имел место «психический термидор». Тысячелетиями
продолжавшееся действие принципа реальности дефор-
мировало индивидов, создало у них психическую готов-
НОСТЬ К «термидору». Поэтому люди как раз перед лицом
реальной возможности освобождения ведут себя по-ста-
169
рому, именно репрессивно! Даже революционеры иден-
тифицируют себя с тем, против чего они ведут борьбу.
Так, социалисты перенимают принцип производительнос-
ти. Эта идентификация составляет существо предатель-
ства, измены делу революции.
Как видим, гегелевская диалектика отрицания отрица-
ния считается теоретическим оправданием возникшего в
ходе истории психически обусловленного репрессивного
поведения людей. Необходима другая форма отрицания.
И, как дальше утверждается, оппортунизм и контррево-
люция не имеют ничего общего с классовой борьбой, их
истоки —в самих революционерах вследствие репрес-
сивного преформирования их психической динамики, а
свое теоретическое оправдание они нашли в диалектике
Гегеля — Маркса. Логически, естественно, имеется лишь
один выход: тотальная революция, отрицание без отри-
цания отрицания, «негативная» диалектика. Что бы это
ни значило, оно не должно содержать отрицания отри-
цания, а быть лишь отрицанием, то есть диалектикой то-
го вида, который систематически проповедовал Адорно.
Тотальная революция не реального базиса, а нашей пси-
хической структуры — вот в чем состоит главная задача.
Так Маркузе «радикализировал» Гегеля и Маркса.
Такая тотальная революция якобы возможна в нас-
тоящее время. Она даже более необходима, чем когда-
либо раньше, ибо современные производительные силы
могли бы не мыслимым ранее образом освободить челове-
ка от лишенного наслаждения, отчужденного труда.
Но они служат существующей, по своему характеру ре-
прессивной культуре, направленной на увековечение
сверхрепрессии. Чем больше возможности освобождения,
тем больше мобилизуемое против него сопротивление.
В этом и заключаются истоки тоталитарных тенденций,
которые имеются также и в буржуазной Демократии *8.
Итак, ныне возможно освобождение принципа на-
слаждения. Для этого необходим «Великий отказ», не-
участие в дальнейшем угнетении под знаком принципа
производительности. Ради недопущения этой возможной
свободы было значительно ослаблено давление сексуаль-
ного табу, возложенного ранее на человека во имя прин-
ципа производительности. Маркузе знает, что здесь тоже
`° действует «интеграционный» фактор: смягчение сексуаль-
ных табу возымело успокаивающее, приспособленческое,
отвлекающее воздействие, и в этом смысле явилось ан-
170
тиреволюционным. Волна секса, захлестнувшая буржу-
азные страны в последнее время, не в последнюю оче-
редь объясняется именно этим. Сексуальные табу сейчас
уступают место растущей манипуляции сознанием.
Эту сторону своей теории Маркузе тоже развил затем
далыне в «Одномерном человеке».
Вторая часть «Структуры инстинктов и общества» по-
священа тому, чтобы показать, как могло бы выглядеть
будущее, нерепрессивное. общество. Согласно теории
Маркузе, это означает прежде всего разработку проск-
та структуры инстинктов такого общества.
Отметим, однако, что, согласно самим основным ме-
тодическим принципам его «критической теории», такая
возможность для Маркузе вообще исключается. Мы уже
отмечали то решающее возражение Маркузе против Ге-
геля и Маркса, что их отрицание якобы является недос-
таточно «радикальным». То, что это следует понимать в
уже изложенном нами &мысле, а именно как замену от-
рицания отрицания, определенного отрицания чисто фор-
мально-логическим «нет»,— это мы ниже подробнее обо-
снуем. Маркузе отвергает гегелевское и марксово отри-
цание как ограничение, как детерминацию свободы; а в
связи с рассматриваемой тут психической проблемой —
это выражение репрессии. Но тогда общество будущего
оказывается по ту сторону всякой дефениции и опреде-
лимости 49. Как тогда Маркузе может формулировать по-
зитивные высказывания об этом обществе будущего, о
тотально ином, «втором» измерении нашей психической
структуры? В лучшем случае он мог бы сказать: так, как
есть сейчас, так не будет. Любая попытка делать выхо-
дящие по содержанию за эти пределы высказывания
должна так или иначе исходить из старого и, исходя из
этого, развивать новое, то есть, говоря философским язы-
ком, «вернуться» к гегелевской теории отрицания. Сле-
довательно, вся «критическая теория» Маркузе с самого
начала страдает кардинальным внутренним противоре-
чием.
Давайте посмотрим теперь, как должен выглядеть его
будущий мир (его представление о мире наших инстинк-
тов!). Чтобы показать это, Маркузе исходит из таких
мифологических фигур, как Нарцисс и Орфей 50. Это оз-
начает, что Маркузе выступает против Прометея и Фаус-
та. Вдобавок Маркузе обращается еще и к эстетике и
спрашивает, как будут действовать наши инстинкты в
71
условиях «либидонозного» рацио. Как бы в качестве
шифров новой культуры он называет одновременно эрос
Платона, «Эстетические письма» Шиллера, работу Клей-
ста о театре марионеток 5!, поэзию Бодлера, Рильке 52,
Проуста и Валери 53, произведения сюрреалистов, афо-
ризмы Ницше 5*, по поводу которых мы уже высказыва-
лись выше.
Конечно, сие уже отнюдь не отрицание, отбрасываю-
щее все прошлое и настоящее. Пусть Маркузе этого не
говорит, но это — форма отрицания, которая может быть
теоретически обоснована только на основе учения Геге-
ля, то есть это есть определенное отрицание. Но именно
такое отрицание Маркузе и отвергает! Мы уже показали,
что «отрицательное» отрицание Маркузе в действитель-
ности именно одобряет реакционеров и немало реакци-
онного,
И все же: то гуманистическое содержание, которое’
признает Маркузе в произведениях названных писателей,
поэтов и мыслителей, а также в мифах, можно, оказы-
вается, осуществить в условиях и, следовательно, на базе
нашего современного производства: атомный мотор и
Орфей.
А теперь кратко изложим, как Маркузе более кон-
кретно понимает развиваемые им на этой основе общест-
венные цели, дополнив их некоторыми требованиями из
его более поздних произведений.
Рабочее время должно быть сокращено при вероятном
снижении излишне высокого уровня жизни 55. Дополни-
тельное угнетение должно быть сведено до тех размеров,
которые необходимы функционально (техники, учителя,
регулировщики движения и т. д.). Маркузе требует уста-
новления контроля за ростом населения и регулирования
рождаемости 56 (что ведь также может быть репрессив-
ным! — Р. Шт.), оказания помощи слаборазвитым стра-
нам. Должна быть также освобождена и умиротворена
предчеловеческая и внечеловеческая природа 57. Возник-
нут «либидонозная» мораль, эрос, нерепрессивные формы
сублемирования (самосублимирование, игровое эстети-
ческое самоосуществление человека) 58. Будет осущест-
влено «утопическое излишество» великой философии —
идея высшего счастья, блаженства, свобода и равенство,
вечный мир, ницшеанское «вечное повторение» и т. п.
В этом удовлетворенном мире должна быть осуществле-
на и значительная часть содержания фантазии. Фанта-
172
зия сохранила подвергнутые запрету картины осущест-
вления чаяний людей, игры и счастья. Теперь это выхо-
дит из царства фантастического в действительность.
«Свобода воображения исчезает в той мере, как действи-
тельная свобода становится реальной возможностью.
Границы фантазии являются… в строгом смысле техниче-
скими границами: они определяются уровнем техниче-
ского развития»,— заявлял Маркузе уже в 1937 году 59.
Преодолеваются также время. смерть, нигилистические
силы, которые более всего связаны с репрессией и воздер-
жанием 6. Лихорадочный прогресс уступает место стати-
ке, «вечному повторению». Возникает новый принцип
реальности, соответствующий новому коренному опыту
людей. «Целиком изменится» человеческая экзистенция:
наступят «прощение первородных грехов» (Бодлер), «сво-
бода от вины и страха», «строй изобилия», «спокойствие,
умиротворение, рецептивное бытие», «освобождение эро-
са», будет покончено с «тиранией становления над бы-
тием», наступит «чувственность, игра и пение», «строй
без угнетения». Такими метафорами характеризует Мар-
кузе новый образ жизни, который воплотил в себе все
грядущее, и является миром разума, но не того старого
рацио, который. был связан или остается связанным с
принципом производительности 61,
Перейдем к некоторым критическим замечаниям по
поводу этой картины, нарисованной теоретизирующим
Маркузе. Отметим, что исходным пунктом было его разо-
чарование буржуазно-классическим (Гегель) и пролетар-
ско-социалистическим (Маркс) движением за свободу.
Основной причиной этого разочарования является, как
мы уже неоднократно показывали, отсутствие у него под-
линно исторического мышления. Маркузе пасует перед
лицом сложности диалектики истории и реальности об-
щественной жизни. У него отсутствует разумное отноше-
ние к прогрессу и реакции, к победе и поражению. Ему
кажется, что прогресс наступает недостаточно быстро.
По своей сути его диалектика, возникшая как противовес
К «лишению диалектики историцизма» и к «механизиро-
ванию» диалектики, сама является недостаточно историч-
ной, понимает прогресс механистически-эволюционно и
впадает в разочарование, если история не соответствует
чрезмерным ожиданиям, которые, в свою очередь, про-
истекают не из «диалектики» Маркузе, а из его мелко-
буржуазного политического настроя. Но ему кажется, что
173
в этом виновна не его теория, а теория Маркса и Энгель-
са. Они якобы неправильно интерпретировали историю,
ее нужно интерпретировать по-новому. Необходима но-
вая «критическая теория». Одиннадцатый тезис Маркса
о Фейербахе является неправильным!
Следует упомянуть и о том, что гуманизм Маркузе не
только делает шаг назад от гуманизма Маркса, Гегеля
(«Феноменология») и Гете («Фауст»), но и обращается к
библейскому мифу о труде, как мучении. Принцип про-
изводительности становится отрицанием свободы.
