господствующих классов и высокий уровень зарплаты
для «своих» рабочих за счет усиления эксплуатации
внешних рынков и населения вне своей сферы господст-
ва 86. Это якобы те стабилизирующие факторы, которые
особенно эффективно использовались прежде всего после
второй мировой войны 87: благодаря этому удалось обуз-
дать противоречивые интересы конкуренции. К этому вы-
нудило капитализм основное противоборство — конфликт
между Востоком и Западом. Этому служат международ-
ная политическая экономия и регламентирование произ-
водства. Мы находим тут в зародыше концепцию ЕЭС. и
186
планификации, которые были разработаны в Соединен-
ных Штатах в 1952—1953 годах. Одновременно, пишет
далее Маркузе, рабочие, с международной точки зрения,
раскололись на внутренний и внешний пролетариат. При-
чем последний состоит из пролетарских и полупролетар-
ских классов города и деревни вне и внутри конкретных
сфер господства, то есть из классов, которые не получают
никакой пользы от «перестройки» внутри системы 88.
Мы вновь подошли к «истоку» теории «одномернос-
ти» и политики «третьего пути», который вместе с тем яв-
ляется и истоком маоистской концепции. Их исходный
пункт — «радикализация» теории оппортунизма. Такой
псевдорадикализм мы встречали у Маркузе с самого на-
чала. Давайте посмотрим, к чему приводит этот псевдо-
радикализм! Он оправдывает оппортунизм, изображая
его как дело масс. Здесь мы имеем дело с ультралевой
версией теории Бернштейна. Капитализм сглаживает ан-
тагонизмы — вот и все. То, что не существует механики
революционного классового сознания, наш «радикализа-
тор» диалектики не видит. Не хочет он признать и того,
что стихийное сознание неизбежно остается буржуазным
сознанием, иначе он должен был бы признать ленинскую
теорию субъективного фактора партии, против чего мел-
кобуржуазный интеллектуал, как правило, всегда вос-
стает. Не понимает Маркузе также и того, что отсюда
проистекает необходимость вести идеологическую клас-
совую борьбу, в чем как раз и должна состоять главная
задача партии, которая таким образом должна заботить-
ся об образовании революционного классового сознания,
по крайней мере у наиболее активной, передовой части
рабочего класса. С одной стороны, Маркузе «с ультра:
левых позиций» критикует низкий уровень сознания масс,
Но с другой стороны, он против создания инструментов
для формирования сознания пролетариата, хотя он пре-.
красно знает силу буржуазных средств манипулирова-
ния и подвергает их критике. Если бы Маркузе призна-
вал все это, он должен был бы выступить с критикой
деятельности социал-демократического. руководства, в
том числе и своих учителей Гильфердинга и Каутского,
чего, однако, он не делаетс 1941 года. Более того, теоре-
тической основой «радикализации» теории как раз и яв-
ляется та механистическая политическая экономия Каут-
ского и Гильфердинга, которую он якобы некогда соби-
рался критиковать. В своей теории оппортунизма и
187
революции Маркузе использует, правда в несколько из-
мененном виде, также теорию накопления Розы Люксем-
бург и ее теорию «третьей» среды, как это делал в свое
время молодой Лукач. У Маркузе главный центр рево-
люции перемещается на это «третье» сословие, потому
что оно еще недостаточно интегрировано в развитом ка-`
питализме. Это обстоятельство одновременно показывает
И сущность его диалектики: решающее значение имеют
не внутренние, а внешние противоречия системы. То же
самое проделывали с диалектикой механисты Богданов
и Бухарин!
Обратимся вновь к самой книге Маркузе. Маркузе
поступает по-своему последовательно в своей клевете,
отрицая социалистический характер Октябрьской рево-
люции 89 и, следовательно, оспаривая тот факт, что в
Советском Союзе построен социализм. Тем самым он пы-
тается создать впечатление, будто «революционизация»
«советской системы», которую он требует, является не
контрреволюционным шагом, а шагом «вперед» по на-
правлению к «истинному» социализму. Чтобы обосновать
этот тезис, он цитирует даже высказывания Ленина, в
которых говорится о сложной диалектике союза в период
от победы революции в октябре 1917 года до начала
интервенции летом 1918 года и указывается, какую роль
сыграла интервенция при переходе к социализации про-
мышленных предприятий. На основе этого Маркузе де-
лает вывод, будто Октябрьская революция не была со-
циалистической, и пролетарский этап революции начал-
ся лишь летом 1918 года 95.
Маркузе проходит мимо того факта, составляющего
существо вопроса, что хотя по времени крестьянская ре-
волюция предшествовала экспроприации промышленно-
го капитала, однако это происходило в условиях созда-
ния диктатуры пролетариата. Маркузе видит лишь бы-
лую отсталость России, и именно из этого исходит его
аргументация. Он не видит степени концентрации капи-
тала в России, сосредоточения масс рабочих на крупных
предприятиях, игнорирует всю политическую и социаль-
ную сторону проблемы революции, то есть он, прибегая
к старому приему, рассматривает революцию прежде все-
го как механику внешних экономических процессов, тщет-
но ищет химически чистую социалистическую революцию
и таким образом доходит до отрицания социалистическо-
го характера Октябрьской революции.
188
В основе этого отрицания также лежит его игнориро-
вание проблемы партии, борьбы против онпортунизма,
разработки новой ленинской теории революции, под-
твержденной практикой. Маркузе не подвергает серьез-
ному анализу ни один из главных аргументов Ленина:
неравномерность империалистического развития, теорию
о возможности революции в одной, отдельно взятой стра-
не, ленинскую теорию о внутренних противоречиях и их
взаимосвязи с внешними противоречиями и вытекаю-
щий отсюда вывод Ленина о том, что Россия была тем
наиболее слабым звеном в цепи империализма, которое
можно было прорвать. Невежество Маркузе относитель-
но этих проблем является по существу следствием его
недостаточно исторического и недостаточно общественно-
научного подхода к общественным процессам. Такое
абстрактное теоретизирование Маркузе имеет серьезные
последствия. Разработанное им понятие революции ис-
ключает реформу, клеймит ее как антиреволюционный
акт. Он приверженец «катастрофического» развития, в
том числе и самого этого термина. (Хотя в нарисованной
им картине капитализма, столь легко справляющегося со
всеми противоречиями, всего несколько лет спустя после
катастрофы второй мировой войны полностью отсутству-
ет именно эта ужасная катастрофа!) Если рабочий
класс в развитых капиталистических странах в условиях
государственно-монополистического капитализма прово-
дит тактику коренных реформ, то Маркузе видит в этом
переход на позиции «демократического реформизма» 91.
Наш «радикализатор» всех вопросов не видит действи-
тельную проблему политики, действительные вопросы
борьбы за власть, пути к власти. Он не понимает или не
хочет понять, что революция зависит от того 92, насколь-
ко удастся привлечь на ее сторону массы, и чтобы при-
влечь на сторону: революции большинство народа, а не
только пролетариата, необходимо разработать стратегию,
которая как раз способствовала бы переходу этих масс
на революционные позиции. Наш «радикализатор» недо-
волен «реформами», которые, с одной стороны, создают
условия для перехода масс на революционные позиции,
а с другой — будучи завоеванными в результате массо-
вой борьбы — вполне позволяют нанести удар по наибо-
лее важным пунктам системы государственно-монополи-
стического канитализма. Александр Герцен однажды ска-
зал о своем друге Бакунине, что он не слишком долго
189
утруждает себя исследованием обстоятельств, а взирает
лишь на отдаленную цель, принимая второй месяц бере-
менности за девятый. Эти слова очень тонко выражают
сущность умонастроения анархизма, которая часто встре-
чается у Маркузе. Это — бернштейнианство наизнанку.
Если бернштейнианство подчеркивало цель ради «обстоя-
тельств», то анархизм перечеркивает «обстоятельства»
ради цели.
Итак, для Маркузе «советско-марксистская» теория и
практика не являются более революционными и маркси-
стекими, ибо не является более марксистским и револю-
ционным рабочее движение развитых промышленных
стран, включая коммунистические партии. Всюду якобы
образуется новая рациональность, которая и в СССР в
действительности является рациональностью индустриа-
лизации и очень схожа с капиталистической рациональ-
ностью. Мы якобы здесь имеем дело с конвергирующим
развитием, советское общество сближается с капитализ-
мом. Но поскольку Маркузе осуждает «капитализм», то
он осуждает также и эту конвергенцию. Этому надо вос-
препятствовать, проведя «революцию» внутри социа-
лизма.
Но если посмотреть поближе, что должно быть прине-
сено в жертву этой «революции», то оказывается, что
речь идет о государственной власти и социалистической
экономике, то есть о том, что составляет само существо
социализма. Контрреволюция выдает себя за подлинно
социалистическую «революцию».
«Параллельно с коренным различием между запад-
ным и советским обществом идет сильная тенденция к их
сближению. В обеих системах проявляются общие черты
позднеиндустриальной цивилизации: централизация и
регламентирование приходят на смену индивидуальной
экономике и автономии, конкуренция организуется и ра-
ционализируется; имеется общее господство экономиче-
ской и политической бюрократии; народ унифицируется
с помощью «средств массовых коммуникаций», индуст-
рии развлечения и воспитания. Если эти средства оказы-
ваются эффективными, тогда можно гарантировать в
конституции демократические права и институты и под-
держивать их, не опасаясь злоупотребления ими против
системы» 93.
Здесь уже четко обнаруживаются дальнейшие конту-
ры .более поздней теории «одномерности». Господствую-
190
щие и угнетенные, и те и другие, при сохранении разли-
чий между ними, в одинаковой степени подчинены
господству технического прогресса в производстве, рас-
пределении и коммуникации 9. Безвозвратно уходят не-
зависимость и стихийность индивида. Проведение свобод-
ного от работы времени манипулируется в интересах вос-
становления рабочей силы %.
Если социализм, как он ‘есть, не лучше, чем капита-
лизм, как он есть, то для чего же тогда нести тяготы
политической, революционной борьбы, подполья, жертвы?
Все это бессмысленно. Этот «утонченный» вид антисо-
циализма и проповедует Маркузе, прикрываясь рассуж-
дениями о том, что ему известен иной, лучигий социализм.
Мы имеем здесь дело с абстрактной, выдающей себя за
этическую аргументацией, полностью отказывающейся
от действительного анализа конкретных национальных
и интернациональных условий классовой борьбы, строи-
тельства социализма. Эта аргументация столь «ради-
кальна», что рекомендует Советскому Союзу в условиях
атомной угрозы и политики атомного шантажа со сторо-
ны США, наконец, серьезно подумать и об отмирании
государства! Внутренняя консолидация этой системы,
утверждает Маркузе, вызывает в качестве ответной ре-
акции мобилизацию противостоящей ей системы, что, ко-
нечно, правильно. Только Маркузе ставит вверх ногами
отнощение между причиной и следствием. Кроме того, он
игнорирует тот факт, что для развития системы в конеч-
ном счете первостепенное значение имеют ее внутренние
противоречия.
Маркузе ищет отражение клеветнически изобретенного
им «щекотливого» положения «советского марксизма»
специально и в его теории диалектики 8. Эта теория
якобы превратилась по существу в «консервативное и
умозрительное учение», утратив свои революционные ас-
пекты. Если «советский марксизм» вынужден исходить из
факта интеграции рабочего класса, то теория его все же
не может отказаться от постулата о революционной роли
пролетариата; если это учение, кроме того, не желает
ограничивать диалектику только капиталистическим об-
ществом с его антагонизмами (а в своей работе «Разум
и революция» Маркузе декретирует такое ограничение
как необходимое), то тогда он должен в отношении соци-
ализма дополнить диалектику антагонистических проти-
воречий диалектикой неантагонистических противоречий
191
и в отношении капитализма постулировать своего рода
естественный закон развития, который действует даже
тогда, когда отпадает субъект развития — пролетариат.
При этом партия должна выступать как познающий эти
законы субъект, принимающий решения о действиях, вы-
текающих из этих законов. Результатом является «совет-
ско-марксистская» диалектика, которая находит свою
основу в независимой от субъекта «диалектике приро-
ды» — лишенной историзма, закостеневшей диалектике.
Мы учитываем, что в основу этого тезиса первоначаль-
но был положен правильный антимеханистический мо-
мент. Нельзя также оспаривать и то, что иногда имели
место догматические тенденции, действовавшие в направ-
лении схематизации диалектики. Но это отнюдь не оправ-
дывает тезис Маркузе, будто признание объективных
общественных законов означает лишение диалектики ис-
торизма и ее закостенение. Маркузе не спобобен понять
диалектику объективного и субъективного фактора.
Маркузе все больше релятивирует марксизм: «Не су-
ществует никакой марксовой теории, которую, в соответ-
ствин со смыслом, можно было бы назвать «мировоззре-
нием» для некапиталистических обществ, будь то социа-
листические или несоциалистические. Не существует
никакой марксовой теории социализма, поскольку антаго-
нистическо-диалектические законы, господствующие в до-
социалистической истории, неприменимы к истории сво-
бодного человечества, и теория не может заранее пред-
определять законы свободы… Исторический в основном
характер марксовой теории исключает неисторические
обобщения» 97. Но если бы это было так, то по какому
праву Маркузе «определяет» нашу будущую структуру
ИНСТИНКТОВ?
Его представления об историзме по-прежнему являют-
ся хайдеггеровскими. Переход от одного исторического
этапа к следующему возможен лишь в смысле хайдег-
геровского тотального «опровержения» существующего.
Что касается конкретного содержания аргументации,
то следует сказать, что Маркс действительно не оставил
после себя никакого завершенного труда о социалистиче-
ском общественном строе. Тем не менее, сделанный Мар-
кузе отсюда абсолютизированный вывод ложен. В «Мани-
фесте Коммунистической партии», в «Капитале», в «Кри-
тике Готской
