тельными, как «новый», «тотальный», или такими всеоб-
щими операторами, как «все», «ничего», «всегда», которые
более соответствуют формальной логике, чем «негатив-
ной» диалектике. Такие прилагательные или всеобщие
операторы могут быть дефинированы лишь в диалектиче-
ской связи со старым, частичным, особенным и т. д., то
есть в связи с их определенным отрицанием. Маркузиан-
ское второе совершенно иное измерение остается темным,
не поддающимся определению. Его «Великий отказ» ниче-
го не отвергает, потому что он отвергает все. В такой
плоскости, как правильно показал Гегель, чистое бытие
и чистое ничто идентичны. Маркузианское второе измере-
ние и присущий ему «Великий отказ» — это суть чистое
бытие и чистое ничто, они утверждают одномерную реаль-
ность!
В действительности за теорией одномерности скрыва-
ется фрейдовская психоаналитическая теория культуры.
Технологическая рациональность рассматривается как
проявление негативно оцениваемого принципа производи-
тельности. Этот в одинаковой степени действующий и в
капитализме, и в социализме принцип делает якобы оба
эти строя одинаково одномерными. «Третий путь» имеет
своей целью установление освобожденного от принципа
производительности строя индивидуальной, индетермини-
рованной свободы — что бы это ни значило.
218
Необходимо указать на некоторые философские и эко-
номические аспекты. Особые исторические, общественные
и экономические законы возможны лишь постольку, по-
скольку имеются выходящие за их пределы всеобщие за-
коны. Положенное в основу этой аргументации отноше-
ние реальности является, как мы уже показали, отноше-
нием непрерывности и прерывности. Без их взаимосвязи
нет ни единичного, ни всеобщего. В общественной жизни
также существует эта взаимосвязь между отдельным,
особенным, общим. Без труда, представляющего собой
специфический вид связи человека и природы, невозмож-
на жизнь, невозможно общество. Труд есть выражение
жизни и существа человека. Расточительное отношение к
труду является расточительством в отношении проявле-
ний жизни и существа человека и как таковое представ-
ляет собой признак отчуждения. Поэтому сформулиро-
ванный Марксом закон экономии времени действителен
не только для антагонистических обществ, основанных на
принципе производительности, в которых производитель-
ность трудящихся классов является условием непроизво-
дительности тех, кто присваивает себе плоды труда дру-
гих. Этот закон действителен при социализме и коммуниз-
ме в том смысле, что он кладет конец расточительному
отношению к человеческому труду. Он выражает необхо-
димость самым эффективным образом расходовать живой
или овеществленный труд, экономить расходование че-
ловеческих сил. Растущее удовлетворение человеческих
потребностей при сокращении затраченного труда (мы
видели, что Маркузе по праву придает наибольшее зна-
чение именно такому сокращению труда) зависит — в ус-
ловиях общественного характера производства и присвое-
ния — от рационального использования труда в интере-
сах повышения общественного богатства.
Именно в этом находит свое выражение взаимозави-
симость между подлинным принципом производительно-
сти и человеческой свободой. Противопоставление обоих
принципов, как это делает Маркузе, неосуществимо.
«Если предположить наличие коллективного производст-
ва, — писал Маркс, — определение времени, естественно,
сохраняет существенное значение. Чем меньше времени
требуется обществу на производство пшеницы, скота
ит. д., тем больше времени оно выигрывает для другого
производства, материального и духовного. Как для от-
дельного индивида, так и для общества всесторонность
219
его развития, его потребления и его деятельности зависят
от экономии времени. Всякая экономия в конечном счете
сводится к сбережению времеви. Точно так же общество
должно целесообразно распределять свое время, чтобы
достичь производства, соответствующего его совокупным
потребностям, подобно тому как отдельное лицо должно
правильно распределять свое время, чтобы приобрести
знания в надлежащих соотношениях или чтобы удовлет-
ворять различным требованиям, предъявляемым к его
деятельности. Стало быть, экономия времени, равно как
и планомерное распределение рабочего времени по раз-
личным отраслям производства, остается первым эконо-
мическим законом на основе коллективного производ-
ства» 55.
Социализм и в еще большей степени коммунизм отли-
чаются от капитализма именно тем, что этот закон — как
ий другие законы продуктивной рациональности — при
капитализме применяется лишь частично: он дополняется
такой экономией общества «в целом», которая в значи-
тельной степени направлена против этого закона и рас-
транжиривает рабочую силу. Упомянем в этой связи лишь
паразитизм, например в форме милитаризма и бессмыс-
ленной гонки вооружений, войны, паразитический харак-
тер многих видов и форм рекламы. В конечном счете
частный характер капиталистической экономии не допу-
скает целиком планового, в целом рационального обще-
ственного процесса. Сбережение труда внутри «фирмы»
идет рука об руку с расточительным расходованием рабо-
чей силы в масштабе всего общества. Во избежание недо-
разумений хотели бы разъяснить, что под «фирмой» мы
имеем в виду современное понятие, которое охватывает
и предприятия, господствующие как в производстве, так
и на рынках, то есть монополистические предприятия и
их слияние с государством. Рациональность, планирова-
ние могут, следовательно, охватывать довольно значи-
тельные части общенациональной экономики, но не весь
процесс этой экономики, и, что имеет решающее значение,
критериями этой «рациональности» и «планирования» _
являются не критерии всего общества, а те, которые опре-
деляются погоней за частными прибылями.
Совершенно неправильно, игнорируя эти принципи-
ально различные, прямо противоположные условия капи-
тализма и социализма, характеризовать их как одинако-
вые общества, основанные на принципе производительно-
220
сти, как индустриальные общества, приписывать им обоим
одинаковую технологическую рациональность. Поэтому
ошибочно также выносить им общий приговор «одномер-
ности» и, таким образом, выставлять себя знаменосцем
«третьего пути». Именно такой применяемый Маркузе
метод является «одномерным», потому что он замазывает
принципиальный антагонизм! Именно если стремиться к
подлинно свободному, умиротворенному строю человече-
ского сообщества, надо добиваться сокращения количе-
ства необходимого труда и одновременно лучше удовлет-
ворять гуманные потребности людей, которые представля-
ют собой не постоянную, а общественно-конкретную,
историческую величину. Для этого требуется создание
необходимых научно-технических и экономических усло-
вий, что связано с соблюдением таких объективных эко-
номических законов, как закон экономии времени.
Антитехническая философия Маркузе смешивает яв-
ление и сущность, использование техники в репрессивных
условиях с самой техникой. В результате капиталистиче-
ская система оправдывается относительно ее способа
использования техники, несмотря на то, и это надо особо
подчеркнуть, что описание бесчеловечного характера
использования техники при капитализме в некоторых ра-
ботах Маркузе достигает большой обличительной силы.
Однако эта попадающая в цель критика не соответствует
принципам маркузианской теории. Согласно этой теории,
сама техника становится порочной, хотя во вводном тези-
се к его работе говорится, что подлинпая проблема за-
ключается в политическом характере использования тех-
ники. На это противоречие мы уже указывали. Апологе-
тический характер концепции «третьего пути» тут вряд
ли можно скрыть. Не случайно мы встречаем весьма схо-
жие с этим версии философии техники именно в работах
консервативных и реакционных культурсоциологов, в
трудах Фрейера, Шельского, Гелена, на что справедливо
указывает Клаус Оффе 55.
Мы говорили, что Маркузе дает несколько обоснова-
ний тезиса об одномерности. Он выводит ее также непо-
средственно из рациональности современной индустрии,
которая ведет к унификации действующих сил ради ра-
ботоспособности существующей системы. Поэтому она
якобы гармонизирует свои антагонизмы, разрушает все
трансцендирующие, в том числе пролетарские революци-
онные силы.
221
Этот способ обоснования одномерности можно связать
с первым: применяемое здесь понятие техники навеяно
веберовским понятием рациональности. Оно уже не озна-
чает рациональность в смысле буржуазного просвещения
(интерпретацию этого вопроса в работах Маркузе мы уже
изложили), а характеризует инструменталистское, целе-
сообразное поведение в рамках существующей системы.
Во имя этой рациональности устанавливаются научные
нормы во все более расширяющихся сферах обществен-
ной жизни. Но основы системы при этом не затрагивают-
ся. Следовательно, эта рациональность апологетична в
отношении существующей системы, она направлена на то,
чтобы повысить эффективность данной системы. Это
включает предположение, что речь идет не о революции,
не об исправлении имеющихся производственных отноше-
ний, а в конечном счете о конформистском улучшении
системы. Таким образом выдвигается тезис, будто совре-
менные производительные силы не восстают против этих
производственных отношений. Между ними якобы суще-
ствует новое, не антагонистическое отношение, делающее
революцию бессмысленной.
Впрочем, такой итог рассуждений в рамках теорети-
ческих воззрений Макса Вебера не удивляет, ибо Вебер
с самого начала превращает существующее общество, то
есть капиталистическую реальность, в основу своего по-
нятия разума,
Маркузе известен этот идеологический апологетиче-
ский характер веберовской модели рационализма. Но он
критикует ее таким образом, который на деле предпола-
гает согласие с основными положениями теории Макса
Вебера. Каким же образом он критикует Вебера? Марку-
зе вновь «радикализирует». Аргумент, который он исполь-
зует при этом, нам уже известен: основой всех бед явля-
ется первоначальный выбор технического проекта. В нем,
по мнению Маркузе, техника с самого начала понима-
лась как господство.
Таким образом, веберовское понятие рациональности
связывается с первоначальным актом выбора.
Если не обращать внимание на идеологическое содер-
жание этой веберовской модели рационализма и рас-
сматривать лишь развитие наших инструментов труда,
то маркузианская проблема предстает как спекуляция.
Она не была бы спекулятивной лишь в том случае, если
бы существовали принципиально иные виды техники и
222
науки. Тогда было бы необходимо революционизировать
эти оба инструмента общества 57. Возникло бы иное отно-
шение человека к природе. Тогда бы человек благодаря
лишь одной новой технике создал бы не «репрессивный»,
а «освободительный» вид господства! 58 О капитализме
здесь нет уже и речи!
Эти рассуждения содержат субъективистское предпо-
ложение, будто люди свободны в выборе способа своих
продуктивных отношений к природе и что этот выбор мо-
жет происходить вне и независимо от законов природы.
Мы уже видели, к каким неоправданным надеждам это
привело Маркузе в конце его нового предисловия ко вто-
рому изданию «Советского марксизма», где говорилось,
что Китай и Индия должны создать совершенно новый
вид техники. Но против этого говорят все известные
факты. В действительности изучение истории техники по-
казывает, что процесс ее развития необратим. В истории
всех народов обнаруживается в принципе одинаковая,
следовательно, имеющая всеобщее значение закономер-
ность технического развития.
Мы имеем здесь дело с не зависимой от нашего мыш-
ления и воли внутренней логикой, поэтому маркузиан-
ское предположение иного рода является иррациональ-
ным, мистическим, романтическим. Его тезис об одно-
мерности в принципе несостоятелен. ^
Капиталистическое производство не является само по
себе технически рациональным, каким оно должно было
бы быть, если бы приводимые им доказательства одно-
мерности соответствовали действительности. Паразитизм,
разбазаривание общественных средств и рабочей силы,
гонка вооружений и войны — ясное доказательство тому.
Эти явления типичны для капитализма, а не для социа-
лизма. Где же тут «конвергенция» и «одномерность»?
С другой стороны, научно-технический прогресс также
не всегда связан с политической репрессией. Это было бы
грубо механическим детерминизмом с историческим
оправданием мотива прибыли.
При этом мы отнюдь не хотим создать впечатление,
будто не видим серьезных проблем, возникающих также
при социализме и коммунизме в связи с применением со-
временной техники, в некотором отношении также в связи
с соревнованием с капитализмом, необходимостью воору-
жения и т. д. Однако мы отвергаем как неправильный
тезис Маркузе, будто покорение природы человеком вле-
223
чет за собой подчинение человека человеком. Это означа-
ло бы объяснять господство, государство не из классовых
отношений и лежащих в их основе производственных от-
ношений, а из продуктивного отношения человека к самой
природе. Во всяком случае, как показывает история, в
действительности дело обстояло как раз наоборот. Чело-
веческое сообщество, построенное на классовом расколе,
на эксплуатации и угнетении человека человеком, порож-
дает извращенное, хищническое отношение к природе как
со стороны эксплуататоров, так и со стороны непосредст-
венных производителей, потерявших в результате жесто-
кой эксплуатации человеческий облик.
Но даже и здесь действует диалектика. Знаменитая
гегелевская диалектика господина и раба является в том
смысле правильной, что даже репрессивное овладение
природой позволяет и вынуждает повышать знания, каки-
ми бы техницистскими и позитивистскими они ни были.
И даже такое знание все же порождает и вопрос о суще-
стве общественных, политических отношений. Не случай-
но, что в политически прогрессивных движениях совре-
менности все возрастающую роль играет часть интелли-
генции. После Освенцима, Хиросимы и Вьетнама именно
ведущие естествоиспытатели, ранее занимавшие сугубо
нейтральные позиции в отношении итогов своей научной
деятельности, сегодня задумываются о значении своей
науки для общества. То есть даже в сфере операциона-
листских естественных наук возникают оппозицион-
ные политические тенденции.
Несомненно, наука и ее применение в технике порож-
дает собственную закономерность с общественными по-
следствиями, вызывает определенные процессы, действу-
ющие как при социализме, так и при капитализме. Так,
научно-техническая революция
