его как механистическую диалектику, означающую шаг
назад по сравнению с диалектикой Гегеля. Глубокую
причину этой механистической диалектики мы видим в
отказе от диалектической категории опосредования и от
связанной с ней диалектики количества и качества. Нас
постоянно поражают свидетельства такого отказа. Како-
во отношение теории и практики у Маркузе? Если крити-
ческая теория теряет свой объект и, как говорит сам
Маркузе, если она уже не может быть доказана практи-
кой, если теория не указывает путь в будущее, то она
бессмысленна, она означает — и мы. в этом согласны с
Гансом Гейнцем Гольцем — отрыв теории от практики.
Тогда мы вновь оказываемся в сфере этики Канта, на
критике которой молодой Гегель совершенствовал свою
категорию опосредования. Бытие и долженствование про-
тивостоят друг другу без опосредования 165.
Но отсюда следует еще одно: тогда ние опосредованы
между собой и моменты противоречия. Они не являются
более моментами внутреннего противоречия, а расходят-
ся, являясь — один из них полюсом внутри, другой — по-
люсом вне конкретного явления. Внутри — это сохраня-
ющий, позитивный, внереволюционный, негативный мо-
мент. В маркузианскую диалектику непрерывно должны
поступать импульсы извне, от «отверженных», из стран
«третьего мира». Оппозиционными силами стали по су-
ществу бессильные аутсайдеры, вытесненные из решаю-
щих сфер существующего строя. Внутри системы уже
больше ничего нельзя сделать, ибо все существенные си-
лы интегрированы. Систему, ее стабильность, манипуля-
ции можно взорвать, если вообще. это возможно, лишь
извне. А всякий, кто находится внутри, — оставь свои на-
дежды, говоря словами Данте. Напрашивается призыв к
262
безнадежности или к отчаянному бунту. Как таковая, оп-
позиция «в себе» 106 одобряется. Приветствуется любое
«нет» в отношении существующего. Любое частичное «да»
в отношении такого существующего клеймится как онпор-
тунизм. Так одним махом в ряд с Марксом ставятся кри-
‘тики справа (Ницше). Но является ли, например, дейст-
вительно защита Основного закона (Конституция ФРГ}
против «чрезвычайных законов» оппортунизмом? Господ-
ствующая реакция не видит в подобных теориях серьез-
ной угрозы для себя. Фонд Рокфеллера даже частично
финансировал работу над книгой «Одномерный чело-
век» 107, Может быть, реакционеры ошибались, финанси-
руя деятельность Маркузе? Разве они именно своими
практическими действиями не доказывают прямо, что в
теориях Маркузе они видят нечто совсем иное, чем инст-
рументы, направленные на разрушение манипуляций?!
Политический характер маркузианского отрицания
разоблачают его рассуждения о «Великом отказе». Что
же означает это полное отрицание, справедливо спраши-
вает Гольц 168. Разве оппозиция и противоречие с сущест-
вующим строем начинаются для индивида в виде тоталь-
ного «Нет»? Он, этот отдельный человек, говорит «нет»
повышению платы за проезд в трамвае и, если он при
этом познакомился с полицейской дубинкой, говорит
«нет» президенту полиции, говорит «нет» Джонсону и
Никсону, войне во Вьетнаме, «нет» чрезвычайным зако-
нам, распространению ядерного оружия, «нет» прошлому
президенту ФРГ Любке, который при фашизме составлял
планы строительства концентрационных лагерей, говорит
«нет» конкретному положению в университетах. Все это
очень конкретные, определенные отрицания, которые не-
редко связаны с такими альтернативами, как участие в
управлении вместо чрезвычайных законов, безатомная
зона вместо гонки вооружений, «американцы вон из Въет-
нама».
Такая оппозиция ставит и конкретные требования
о проведении реформы высшей школы, создает критиче-
ские университеты и т, д. ит. н.
В таких действиях и проявляется оппозиция. Наши
оппозиционные движения представляют собой такие
конкретные отказы, конкретные альтернативные движе-
ния, «движения одного пункта» и как таковые добива-
ются определенных успехов, как таковые завоевывают
влияние, как таковые оказывают давление на существу-
263
ющую систему, разоблачают ее. Это и есть те количест-
венные изменения, непрерывное и, разумеется, мощное
накопление которых подведет к границе существующего
качества, к переходу в другое качество. Другого пути в
действительности нет и никогда не было.
Сторонникам качественной диалектики не хватает му-
жества додумать до конца собственные мысли. Послед-
ним выводом идеи такого отрицания, которое является не-
конкретным, неопределенным, неопосредованным, которое
объявляет войну всем компромиссам, всем переходам,
отрицания, которое является абсолютным, было бы унич-
тожение капиталистического общества со всем тем, что
оно произвело на свет, разве только за исключением одно-
го экземпляра «Одномерного человека»! Для достижения
этого есть тоже «возможный путь»: путь атомной войны,
но отнюдь не революции.
Так мнимые революционеры превращаются в прямых
сторонников экстремистских реакционеров: противопо-
ложности сходятся, что, как известно, является старой ис-
тиной.
Тот, кто подменяет конкретное, то есть диалектическое
отрицание, тотальным, то есть абсолютным отрицанием,
тот не только возвращается с уже достигнутой ступени
диалектики обратно в лоно формально-логического про-
тиворечия, но отрицает также подлинные начала оппози-
ции и революции. Для него исторический процесс лиша-
ется смысла, ибо он пускается в погоню за мифической
«трансценденцией».
Оппозиция против существующего строя, исходящая
не из тотального отрицания, а из борьбы против очевид-
ных, ощутимых ошибок этого строя, «разработка альтер-
‚натив и способов демократического контроля приведут за-
тем к систематической ликвидации лживой системы гос-
подства в целом, но опосредованно конкретными повода-
ми отказа, а не как следствие неопосредованного «Велико-
го отказа». Общество изменяется политической борьбой, а
политическая борьба возгорается по конкретному пово-
ду. Демонстрации перед Пентагоном оправдывают на-
дежду, но не бегство в счастье наркотического дурмана
марихуаны», — правильно пишет Ганс Г. Гольц 109.
«Великий отказ» имеет хайдеггеровское происхожде-
ние в мышлении Маркузе: протест Хайдеггера против
«забвения бытия», его отказ от западной метафизики со
времен Платона является — как и отказ Ницше от клас-
264
сической культуры — реакционной версией «Великого от-
каза». Это подводит нас к важной проблеме 11.
С формами «Великого отказа» мы часто встречаемся
в истории антагонистических классовых обществ. «Лиси-
страт» Аристофана изображает его как средство борьбы за
мир. Агриппа Менениуса столкнулся с бунтом, применяв-
щим такой «отказ». Существуют формы отказа циников
и стоиков, революционных сект и отшельников. Альби-
гойцы и вальденсы, а также «собаки господни», домини-
канцы, пользовались отказом, одни — в социально-рево-
люционном духе первоначальных христиан против фео-
дально правящих классов, ищущих блаженства, другие —
для демагогической поддержки проводимого огнем и ме-
чом подавления социально-революционного отказа. Отка-
зы еретиков и пиэтистов политически совершенно различ-
ны. «Отречение» Гете в различные периоды его творчест-
ва имеет различное значение, а Маркузе отчасти назвал бы
это репрессивной формой самоограничения. Забастовка
и локаут являются протестом отказа, но совершенно раз-
ного вида. Густав Ландауэр порекомендовал однажды со-
циалистам выйти из капиталистического общества, а иезу-
ит Клеменс Брокмюллер в книге «Христианство на заре
атомного века» обвиняет рабочих: мол, они сами винова-
ты в своем положении, ибо почему они, собственно, по-
зволяют себя эксплуатировать?! Вывод налицо: отказы-
вайтесь! Но ведь существовал и героический отказ анти-
фашистского сопротивления, и был «отказ» движения
«без меня», а затем движения «без нас» против ремилита-
ризации ФРГ (когда молодежь отказывалась служить в
бундесвере, участвовать в ремилитаризации).
Итак, очевидно, необходимо исследовать проблему
«отказа» в соответствующей конкретно-социальной взаи-
мосвязи. При этом следует иметь в виду, что внутри анта-
гонистического общественного строя основные полярные
классы не однородны, то есть их «отказы» не равнознач-
ны; локаут и забастовка — совершенно разные формы
борьбы. Не только потому, что отказ давать рабочим ра-
боту со стороны класса, который всем владеет, имеет иное
значение, чем стачка пролетариата, забастовка, а также
потому, что не может быть капитализма без класса наем-
ных рабочих, а рабочий класс может очень хорошо про-
жить без класса капиталистов. Борьбе угнетенных и экс-
плуатируемых известны многие искренние, настоящие и
важные формы отказа, относящиеся к революционному
265
наследию, которое досталось рабочему движению.
При этом для нас представляют интерес не только «побе-
доносные» отказы. Мы не прагматики, и история не явля-
ется непрерывной историей победителей.
Но как раз в связи с действительной освободительной
борьбой форма отказа, какой бы правильной она ни была,
раскрывает свое несовершенство.
В действительности имели место бунты-отказы, пред-
принятые с верой, что ими можно революционизировать
все общество. Так, в июне 1907 года виноделы южной
Франции организовали гражданскую забастовку. Они от-
казывались платить налоги. В этих районах чиновники
государственных и местных ведомств сложили с себя пол-
номочия. Все поступавшие из Парижа распоряжения иг-
норировались. А что это дало? Без вмешательства прави-
тельства, предоставленная сама себе, эта акция через
несколько недель потерпела крах.
Еще раньше французские профсоюзы, находившиеся
под анархистским влиянием, решили установить день, на-
чиная с которого рабочие должны были отказываться ра-
ботать более восьми часов. Это должно было произойти
1 мая 1906 г. Первоначальные успехи движения продер-
жались, однако, недолго.
Отказ в форме забастовки, несомненно, является су-
щественным средством борьбы эксплуатируемых. Но его
нельзя рассматривать изолированно и нельзя переоцени-
вать, так как решающий успех зависит от организации
подавляющего большинства класса, что, во-первых, нелег-
ко. Такой успех достигается скорее всего при наличии
боевой организованности во время общенациональных
кризисов. Во-вторых, забастовка представляет прелюдию
к другим формам борьбы, как демонстрации, занятие фаб-
рики, взятие производства в свои руки ит. д. Последнее —
это уже больше не бунт-отказ, а начало новой положи-
тельной формы производства. Но это означает также, что
оппозиция путем отказа занимает свое конкретное ‘место
в арсенале боевых средств рабочего класса, который рас-
полагает, в зависимости от конкретных условий, и более
эффективными средствами борьбы.
Следовательно, бунт-отказ надо учитывать в системе
широких форм борьбы и применять его, не превращая в
абсолют.
Маркузе, конечно, известны законы гегелевской диа-
лектики, которые он, между прочим, применяет в своих
266
анализах. Но когда дело доходит до выяснения решаю-
щих проблем, он перестает быть современным диалекти-
ком и опускается до уровня догегелевской диалектики.
Мы должны возразить против неправильного представле-
ния, которое-может сложиться при чтении некоторых пре-
дисловий и послесловий Маркузе к его ранним работам:
этот отход от диалектики Гегеля якобы необходим лишь
потому, что послевоенный период показал, будто и учение
Гегеля, и учение Маркса не привели действительно к сво-
боде. Наоборот, эта неправильная концепция диалектики
красной нитью проходит через все произведения Маркузе.
В этом отношении послевоенный период ничего не внес
существенно нового, разочарованность Маркузе в после-
военный период имеет под собой другие причины.
Его диалектика в конечном итоге отвергает то сущест-
венное, то новое, что Гегель внес в диалектику. Маркузе
всегда анализирует с позиций догегелевской диалектики.
Использование столь устаревших инструментов приводит
его всякий раз, даже в лучших антифашистских произве-
дениях (1934—1941 гг.), к поразительным тезисам, в о0со-
бенности относительно марксистской философии. В своих
анализах Маркузе исходит из представления о человеке,
который является неактивным и ищет высшее счастье в
пассивно-созерцательном наслаждении. Тем не менее, наш
автор полагает, что его взгляды совпадают со взглядами
Маркса. Эта позиция Маркузе, несомненно, не лишена гу-
манизма, но это фальшивый гуманизм, чистое «нет» в от-
ношении буржуазного антигуманизма, то есть она явля-
ется оборотной стороной последнего. Гуманизм Марку-
зе— это гуманизм «страны утопии». И тут мы вновь
видим трагические последствия того, что Маркузе смеши-
вает диалектическое и хайдеггеровское стрицание. Если
мерить такими мерками, то социалистические страны дол-
жны предстать перед нами лишь как страны, где изменили
«великому пророчеству». К тому же и рабочее движение
Запада оценивается масштабами романтического поня-
тия о революции. В довершение всего это рабочее движе-
ние рассматривается с точки зрения американского опыта,
который не только оценивается антиисторически, то есть
позитивистски, но и связывается с результатами амери-
канской позитивистской, эмпирической социологии.
К этому добавляется возмущение Маркузе преступле-
ниями той страны, которую он еще в 1941 году характери-
зовал как «единственную страну будущего» ‘!!, то есть
267
США с их практикой массовых убийств во Вьетнаме. Та-
ковы главные мотивы маркузианской критической куль-
турно-социальной теории, зачастую меткой в частностях,
гуманистической, но в целом все же фальшивой, страда-
ющей беспомощным отчаянием, склонной к анархистско-
му бунту.
Маркс в своих ранних произведениях, критически пе-
рерабатывая диалектику Гегеля, показывает, что внутри
противоречия полюсы «неравноценны»: на одном полюсе
концентрируется сохраняющий, позитивный элемент, на
другом полюсе — разрушающий, негативный, революци-
онный элемент. Маркс показал, почему при капитализме
этим революционным элементом может быть только про-
летарнат 12. Этот объективный анализ, как говорит сам
Маркс, действителен и
