придерживаемся других взглядов и смотрим на жизнь иными глазами.

Жизнь – движение телесное и вещественное, всякая деятельность несовершенна и беспорядочна по самой своей сущности; и я стремлюсь служить жизни в соответствии с ее требованиями… Я часто вижу, как нам предлагают такие образцы жизни, следовать которым не имеют ни малейшей надежды – и, что еще хуже, охоты, – ни тот, кто их предлагает, ни его слушатели.

Было бы желательно установить более разумное соотношение между требуемым и выполнимым; ведь цель, достигнуть которой невозможно, и поставлена, очевидно, неправильно.

Судьба не приносит нам ни добра, ни зла, она поставляет лишь сырую материю для того и другого.

Всякий, кто долго мучается, виноват в этом сам.

Кому недостает мужества как для того, чтобы вытерпеть смерть, так и для того, чтобы вытерпеть жизнь, кто не хочет ни бежать, ни сражаться, – чем поможешь такому?

Как бы приветливо ни улыбалось кому-либо счастье, мы не должны называть такого человека счастливым, пока не минет последний день его жизни, ибо шаткость и изменчивость судеб человеческих таковы, что достаточно какого-нибудь ничтожнейшего толчка – и все тут же меняется.

Можно подумать также, что судьба намеренно подстерегает порою последний день нашей жизни, чтобы явить перед нами всю свою мощь и в мгновение ока низвергнуть все то, что воздвигалось ею самою годами.

Смерти предоставляю я оценить плоды моей деятельности, и тогда станет ясно, исходили ли мои речи только из уст или также из сердца… Это последнее испытание – окончательная проверка и пробный камень всего того, что совершено нами в жизни.

Вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся в конечном итоге к тому, чтобы научить нас не бояться смерти.

Презрение к смерти придает нашей жизни спокойствие и безмятежность, оно позволяет вкушать ее чистые и мирные радости, когда же этого нет – отравлены и все прочие наслаждения.

Конечная точка нашего жизненного пути – это смерть, предел наших стремлений, и если она вселяет в нас ужас, то можно ли сделать хотя бы один-единственный шаг, не дрожа при этом как в лихорадке?

Ваше бытие, которым вы наслаждаетесь, одной своей половиной принадлежит жизни, другой – смерти. В день своего рождения вы в такой же мере начинаете жить, как умирать.

Если бы смерть была подобна врагу, от которого можно убежать, я посоветовал бы воспользоваться этим оружием трусов. Но так как от нее ускользнуть невозможно, ибо она одинаково настигает беглеца, будь он плут или честный человек, и так как даже наилучшая броня от нее не обережет, давайте научимся встречать ее грудью и вступать с ней в единоборство.

Размышлять о смерти – значит размышлять о свободе. Кто научился умирать, тот разучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчинения и принуждения. И нет в жизни зла для того, кто постиг, что потерять жизнь – не зло.

Яхочу, чтобы люди действовали, чтобы они как можно лучше выполняли налагаемые на них жизнью обязанности, чтобы смерть застигла меня за посадкой капусты, но я желаю сохранить полное равнодушие и к ней, и тем более к моему до конца не возделанному огороду.

Размышлять о смерти наперед – это, без сомнения, вещь полезная.

Не может быть тягостным то, что происходит один-единственный раз. Имеет ли смысл трепетать столь долгое время перед столь быстротечной вещью? Долго ли жить, мало ли жить, не все ли равно, раз и то и другое кончается смертью? Ибо для того, что больше не существует, нет ни долгого, ни короткого.

Непрерывное занятие всей вашей жизни – это взращивать смерть. Пребывая в жизни, вы пребываете в смерти, ибо смерть отстанет от вас не раньше, чем вы покинете жизнь.

Если вы познали радости жизни, вы успели насытиться ими; так уходите с удовлетворением в сердце. Если же вы не сумели ею воспользоваться, если она поскупилась для вас, что вам до того, что вы потеряли ее, на что она вам?

Никто не раздает всех своих денег другим, а вот свое время и свою жизнь раздает каждый; и нет ничего, в чем мы были бы настолько же расточительны и в чем скупость была бы полезнее и похвальнее.

Освободите место другим, как другие освободили его для вас. Равенство есть первый шаг к справедливости. Кто может жаловаться, что он обречен, если другие тоже обречены?

Страху смерти подобает быть ничтожнее, чем ничто, если существует что-нибудь ничтожнее, чем это последнее. Что вам до нее – и когда вы умерли, и когда живы? Когда живы – потому что вы существуете, когда умерли – потому, что вас больше не существует.

Никто не умирает прежде своего часа. То время, что останется после вас, не более ваше, чем то, что протекло до вашего рождения.

Все дни твоей жизни ведут тебя к смерти, последний только подводит к ней.

Наперекор всем нашим планам, решениям и предосторожностям судьба всегда удерживает в своих руках власть над событиями.

Когда в жизни человека больше зла, нежели блага, значит, настал ему час умереть… сохранять нашу жизнь для мук и терзаний – значит нарушать самые законы природы.

Мы пожили достаточно для других, проживем же для себя хотя бы остаток жизни. Когда Господь дает нам возможность подготовиться к нашему переселению, используем ее с толком; уложим пожитки; простимся заблаговременно с окружающими; отделаемся от стеснительных уз, которые связывают нас с внешним миром и отдаляют от самих себя. Нужно разорвать эти… связи. Можно еще любить то или другое, но не связывая себя до конца с чем-либо, кроме самого себя.

Здравыми представляются мне соображения тех, кто ищет уединения из благочестия, поддерживая в себе мужество верой в будущую жизнь, которая принесет им осуществление обещанного нам Богом… И болезни и страдания приносят им пользу, ибо через них они добывают себе вечное здоровье и вечное наслаждение, и даже смерть представляется им желанною, ибо она – переход к этому совершенному состоянию.

События и исход их, особенно на войне, большей частью зависят от судьбы, которая вовсе не намерена считаться с нашими соображениями и подчиняться нашей мудрости… В сущности, сами наши мнения и суждения, точно так же… зависят от судьбы, и она придает им столь свойственные ей смутность и неуверенность.

Какое тщетное мечтание – надеяться на смерть от истощения сил вследствие глубокой старости и считать, что этим определяется продолжительность нашей жизни. Ведь этот род смерти наиболее редкий и наименее обычный из всех.

Нужно вцепиться и зубами, и когтями в те удовольствия жизни, которые годы вырывают у нас одно за другим.

Тот, кто не поставил себе в жизни определенной цели, не может наметить себе и отдельных действий.

Следует пользоваться случайными и не зависящими от нас удобствами, которые дарует нам жизнь, раз они доставляют нам удовольствие, но не следует смотреть на них как на главное в нашем существовании… К чему вопреки законам природы ставить удовлетворенность или неудовлетворенность нашей души в зависимость от вещей, зависящих не от нас? Предвосхищать возможные удары судьбы, лишать себя тех удобств, которыми мы можем располагать, – это чрезмерное проявление добродетели.

Нет попутного ветра для того, кто не знает, в какую гавань он хочет приплыть.

Мудрец живет столько лет, сколько ему нужно, а не столько, сколько он может прожить; и лучший дар, который мы получили от природы и который лишает нас всякого права жаловаться на наше положение, – это возможность сбежать. Природа назначила нам лишь один путь появления на свет, но указала тысячи способов, как уйти из жизни.

Смерть – не только избавление от болезней, она – избавление от всех зол. Это надежнейшая гавань, которой никогда не надо бояться и к которой часто следует стремиться.

Самая добровольная смерть наиболее прекрасна. Жизнь зависит от чужой воли, смерть же – только от нашей. В этом случае больше, чем в каком-либо другом, мы должны сообразовываться только с нашими чувствами. Мнение других в этом деле не имеет никакого значения.

Жизнь превращается в рабство, если мы не вольны умереть.

Только неблагоразумие и нетерпение побуждают нас ускорять приход смерти. Никакие злоключения не могут заставить подлинную добродетель повернуться к жизни спиной; даже в горе и страдании она ищет своей пищи.

Обычно мы расплачиваемся за выздоровление частицами самой жизни: нам что-то вырезают или прижигают, или ампутируют, или ограничивают питание, или лишают части крови; еще один шаг – и мы можем исцелиться окончательно от всего… Ставя нас в такое положение, когда жизнь становится хуже смерти, Бог дает нам при этом достаточно воли.

Поддаваться страданиям значит выказывать слабость, но давать им пищу – безумие.

Многие полагают, что мы не в праве покидать крепость этого мира без явного веления того, кто поместил нас в ней.

Спрятаться в яме под плотной крышкой гроба, чтобы избежать ударов судьбы, – таков удел трусости, а не добродетели.

Нередко стремление избежать других бедствий толкает нас к смерти; иногда же опасение смерти приводит к тому, что мы сами бежим ей навстречу, подобно тем, кто из страха перед пропастью сами бросаются в нее.

Презрение к жизни – нелепое чувство, ибо в конечном счете она – все, что у нас есть, она – все наше бытие.

По-моему, невыносимые боли и опасения худшей смерти являются вполне оправданными побуждениями к самоубийству.

Всудьбе человеческой бывает иной раз столько внезапных перемен, что трудно судить, в какой мере мы правы, полагая, будто не остается больше никакой надежды.

Жить – вот мое занятие и мое искусство.

Неумение остановиться и ощутить ту разительную перемену, которая с возрастом естественно происходит в нашем теле и в нашей душе, погубило славу множества великих людей. Я… близко знавал весьма выдающихся людей, у которых на моих глазах поразительным образом угасали былые качества, по слухам, отличавшие их в их лучшие годы. Я предпочел бы, чтобы они, ради собственной чести, удалились на покой и отказались от тех государственных и военных постов, которые стали им не по плечу.

Старость связана с множеством слабостей, она так беспомощна, что это легко может вызвать презрение; поэтому наилучшее приобретение, какое она может сделать, это любовь и привязанность близких.

Завещание – вещь слишком серьезная и имеющая слишком важные последствия, чтобы можно было позволить себе непрерывно менять его; вот почему люди умные составляют его раз и навсегда, сообразуясь с доводами разума и принятыми в стране установлениями.

Всякая смерть должна соответствовать жизни человека. Умирая, мы остаемся такими же, как были в жизни. Я всегда нахожу объяснение смерти данного человека в его жизни. И когда мне рассказывают о стойком по видимости конце человека, проведшего вялую жизнь, я считаю, что он был вызван какой-либо незначительной причиной, соответствующей жизни этого человека.

Если бы мы относились к великим обещаниям вечного блаженства