не то чтобы добропорядочными и мудрыми, а учеными, и оно добилось своего: оно так и не научило нас постигать добродетель и мудрость и следовать их предписаниям, на зато мы навсегда запомнили происхождение и этимологию этих слов; мы умеем склонять самое слово для обозначения добродетели, но любить ее мы не умеем.
Подлинно разумное обучение изменяет и наш ум, и наши нравы.
На мой взгляд, юноша должен быть невоздержанным: иначе для него окажется губительной любая буйная шалость и в веселой беседе он окажется неудобным и неприятным обществу.
Деятельность и наблюдательность – вот качества, которые больше всего необходимо воспитывать в молодежи.
Нет, кажется, ничего, к чему природа толкала бы нас более, чем к дружескому общению.
Всякая дружба, которую порождают или питают наслаждение или выгода, нужды частные и общественные, тем менее прекрасна и благородна и тем менее является искренней дружбой, чем больше посторонних самой дружбе причин, соображений и целей примешиваются к ней.
Равным образом не совпадают с дружбой и те четыре вида привязанности, которые были установлены древними: родственная, общественная, налагаемая гостеприимством и любовная, – ни каждая в отдельности, ни все вместе взятые.
Ничто не является в такой мере выражением нашей свободной воли, как привязанность и дружба.
Никак нельзя сравнивать с дружбой или уподоблять ней любовь к женщине, хотя такая любовь и возникает из нашего свободного выбора.
Вдружбе – теплота общая и всепроникающая, умеренная, сверх того, ровная, теплота постоянная и устойчивая, сама приятность и ласка, в которой нет ничего резкого и ранящего.
Дружба, напротив, становится тем желаннее, чем полнее мы наслаждаемся ею; она растет, питается и усиливается лишь благодаря тому наслаждению, которое неизменно доставляет нам, и так как наслаждение это – духовное, то душа, предаваясь ему, возвышается.
Втой дружбе, какую я имею в виду, затронуты самые сокровенные глубины нашей души; в дружбе, поглощающей нас без остатка, нужно, конечно, чтобы все душевные побуждения человека были чистыми и безупречными.
Януждаюсь в таком общении с собеседником, которое бы поддерживало и вдохновляло меня.
Когда умирают наши друзья, то нет для нас лучшего утешения, чем сознание, что мы ничего не забыли им сказать и находились с ними в полнейшей и совершенной близости.
Ялюблю общество людей, у которых близкие отношения основаны на чувствах сильных и мужественных, я ценю дружбу, не боящуюся резких и решительных слов.
Бескорыстная дружба, возникающая по нашему побуждению, обычно на голову выше дружеских отношений, которыми нас связывают соседство или общность крови.
Вистинной дружбе я отдаю моему другу больше, чем беру у него.
Жажда непосредственной близости говорит о недостатке способности к духовному общению.
До чего же справедливо древнее изречение, гласящее, что дружба еще насущнее и еще сладостнее, чем вода и огонь!
Мы имеем право опираться иногда на другого, но вовсе не наваливаться на него всей своей тяжестью и поддерживать себя ценой его гибели.
Редкая удача, но и необыкновенное облегчение – иметь возле себя порядочного во всех отношениях человека, с ясным умом и нравами, сходными с вашими.
Но лучше быть одному, чем среди докучных и глупых людей.
Часто случается, что жизненные обстоятельства своих друзей я вижу и понимаю лучше, чем они сами.
Надо иметь очень чуткие уши, чтобы выслушивать откровенные суждения о себе… Те, кто решаются высказывать нам, что они думают о нас, проявляют тем самым необыкновенные дружеские чувства. Ибо ранить и колоть для того, чтобы принести пользу, – это и есть настоящая любовь.
Настоящий друг – это тот, кому я поверил бы во всем, касающемся меня, больше, чем самому себе.
Что может быть труднее, чем уберечься от врага, надевшего на себя личину нашего самого преданного друга, или проникнуть в сокровенные мысли и побуждения тех, кто находится постоянно около нас?
Вдружбе нет никаких иных расчетов и соображений, кроме нее самой.
Истинные друзья те, у кого «одна душа в двух телах».
Самая глубокая дружба порождает самую ожесточенную вражду.
Именно принявший у друга благодеяние, обязал бы его этим; ведь оба они не желают ничего лучшего, как сделать один другому благо, и именно тот, кто предоставляет своему другу возможность и повод к этому, проявляет щедрость… Когда философ Диоген нуждался в деньгах, он не говорил, что одолжит их у друзей; он говорил, что попросит друзей возвратить ему долг.
Кому не ясно, какое важнейшее значение имеет для государства воспитание детей? И тем не менее, без долгих размышлений, детей оставляют на произвол родителей, какими бы взбалмошными и дурными людьми они ни были.
Пусть ученика заставят понять, что признаться в ошибке, допущенной им в своих рассуждениях, даже если она никем, кроме него, не замечена, есть свидетельство ума и чистосердечия… что упорствовать в своих заблуждениях и отстаивать их – свойства весьма обыденные, присущие чаще всего наиболее низменным душам, и что умение одуматься и поправить себя, сознаться в своей ошибке в пылу спора – качества редкие и ценные.
Вдружбе … наши души смешиваются и сливаются в нечто до такой степени единое, что скрепляющие их когда-то швы стираются начисто и они сами не в состоянии более отыскать их следы. Если бы у меня настойчиво требовали ответа, почему я любил моего друга, я чувствую, что не мог бы выразить это иначе, чем сказав: «Потому, что это был он, и потому, что это был я».
Та совершенная дружба, о которой я говорю, неделима: каждый с такой полнотой отдает себя другу, что ему больше нечего уделить кому-нибудь еще… В обычных дружеских связях можно делить свое чувство: можно в одном любить его красоту, в другом – простоту нравов, в третьем – щедрость… и так далее. Но что касается дружбы, которая подчиняет душу всецело и неограниченно властвует над нею, тут никакое раздвоение невозможно.
Никакие доводы в мире не могут поколебать моей уверенности в том, что я знаю волю и мысли моего друга.
Добродетели и чувства
Когда творишь добро, сам испытываешь некое радостное удовлетворение и законную гордость, сопутствующую чистой совести.
Понятие добродетели предполагает трудность и борьбу, добродетель не может существовать без противодействия.
Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума.
Благоразумию также свойственны крайности, и оно не меньше нуждается в мере, чем легкомыслие.
Подобно тому как огонь, войдя в соприкосновение с холодом, становится ярче, так и наша воля, сталкиваясь с препятствиями, закаляется и оттачивается.
Самый краткий путь к завоеванию славы – это делать по побуждению совести то, что мы делаем ради славы.
Доблесть, которою так жаждут прославиться, может проявиться при случае столь же блистательно, независимо от того, надето ли на нас домашнее платье или боевые доспехи, находитесь ли вы у себя дома или в военном лагере, опущена ли ваша рука или занесена для удара.
Страх ощущается нами с большею остротою, нежели остальные напасти.
Столько имен, столько побед и завоеваний, погребенных в пыли забвения, делают смешною нашу надежду увековечить в истории свое имя захватом какого-нибудь курятника, ставшего сколько-нибудь известным только после своего падения.
Крайняя степень страха выражается в том, что, поддаваясь ему, мы даже проникаемся той самой храбростью, которой он нас лишил в минуту, когда требовалось исполнить свой долг и защитить свою честь.
Многих из тех, кого помяли в какой-нибудь схватке, израненных и еще окровавленных, назавтра можно снова повести в бой, но тех, кто познал, что представляет собой страх перед врагом, тех вы не сможете заставить хотя бы взглянуть на него.
Смелый поступок не должен непременно предполагать доблесть у совершившего его человека, ибо тот, кто по-настоящему доблестен, будет таковым всегда и при всех обстоятельствах.
Страх то придает ногам крылья, то приковывает их к земле.
Ценность и достоинство человека заключены в его сердце и в его воле; именно здесь – основа его подлинной чести.
Кто заражен страхом болезни, тот уже заражен болезнью страха.
Что касается трусости, то, как известно, наиболее распространенный способ ее наказания – это всеобщее презрение и поношение. Есть основание опасаться, что позор не только повергает в отчаяние тех, кто наказан подобным образом, и не только доводит их до полнейшего равнодушия, но и превращает порой во врагов.
Совсем не трудно изображать храбреца, пока не приступишь к выполнению замысла.
Распространять молву о наших деяниях и выставлять их напоказ – это дело голой удачи: судьба дарует нам славу по своему произволу.
Страх – это страсть воистину поразительная, и врачи говорят, что нет другой, которая выбивала бы наш рассудок из положенной ему колеи в большей мере, чем эта.
Молчаливость и скромность – качества, в обществе весьма ценные.
Привычка терпеливо трудиться – это то же, что привычка терпеливо переносить боль.
Вежливость ничего не стоит, но приносит много.
Честный человек предпочтет скорее расстаться со своей честью, чем с чистой совестью.
Пытливости нашей нет конца: конец на том свете.
Существуют вещи, которые только затем и прячут, чтобы их показать.
Чрезмерно сильное горе подавляет полностью нашу душу, стесняя свободу ее проявлений.
Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению – никогда.
Уживотных есть та благородная особенность, что лев никогда не становится из малодушия рабом другого льва, а конь – рабом другого коня.
Величие победы измеряется степенью ее трудности.
Полное согласие – свойство для беседы весьма скучное.
… Не достигнув желаемого, они сделали вид, будто желали достигнутого.
Взять город приступом, выслать посольство, царствовать над народом – все это блестящие деяния. Смеяться, любить и кротко обращаться со своей семьей, не противоречить самому себе – это нечто более редкое, более сложное и менее заметное для окружающих.
Не все, что колеблется, падает.
Все средства – при условии, что они не бесчестны, – способные оградить нас от бедствий и неприятностей, не только дозволены, но и заслуживают всяческой похвалы.
Сильное воображение порождает событие.
Открывать свое сердце состраданию свойственно людям снисходительным, благодушным и мягким.
Оставаться равнодушным к слезам и мольбам и уступать единственно из благоговения перед святынею доблести есть проявление души сильной и непреклонной.
Скорбь – чувство, всегда приносящее вред, всегда безрассудное, а также всегда малодушное и низменное.
Душа мудреца не способна устоять перед обрушившимися на нее впечатлениями и образами, и этот мудрец отдает законную дань природе, когда бледнеет и съеживается, заслышав, к примеру, раскаты грома или грохот обвала. То же самое происходит, когда его охватывают страсти… Мудрец не свободен от душевных потрясений, но он умеряет их.
Наши намерения являются судьями наших поступков.
Раскаяние требует жертв.
Мы не можем отвечать за то, что сверх наших сил и возможностей.
Превосходная память весьма часто уживается с сомнительными умственными способностями.
Япосоветовал бы человеку, говорящему медлительно, стать проповедником, а человеку, говорящему живо, – адвокатом.
Нашему остроумию, как мне кажется, более свойственны быстрота и внезапность, тогда как уму – основательность и медлительность.
Умение держать себя с людьми – вещь очень полезная. Подобно любезности и красоте, оно облегчает нам
