виски их стрелою,
Этому ребра мечом протыкает, тому он вскрывает
Чрево. Тем голову с плеч он сшибает секирой двуострой.
Этим — бока, этим плечи он острым копьем пробивает. 174. ЭПИГРАММА МОРА,
ШУТЯЩАЯ ПО ПОВОДУ ПРИВЕДЕННЫХ СТИХОВ Этих Гервей поражает, виски их пронзивши стрелою,
Чрево и ребра мечом он протыкает тому,
Этим же головы с плеч он сшибает секирой двуострой,
Тем пробивает насквозь плечи копьем и бока,
Далее то, что щитом от врага летящие стрелы
Неустрашимо к врагам он отметает назад,
Все это непостижимо: один столько стрел отражает,
Тот, кто другою рукой держит увесистый щит!
В брани подобной храбрец в споре явном с самою природой.
Думаю, что у тебя нечто упущено здесь.
Ибо когда ты явил величайшего духом Гервея,
Стрелами кто четырьмя разом разит и щитом,
Вырвалось это случайно, но должен был раньше читатель
Знать, что в сраженьи тогда был пятируким Гервей. 175. ДРУГАЯ О НЕМ ЖЕ Диву даешься, как мог щит, секиру двуострую, стрелы,
Меч и копье, — все схватив, ими сражаться Гервей.
Вооружил он десницу ужасной секирой двуострой,
В грозную левую был меч его вложен тогда.
Вот и стрела, а за нею пусть он нам покажет, какое
Доблестно (зубы сомкнув) держит во рту острие.
Но так как тучею стрелы летят, словно в зимнюю пору
Град, то на голову свой прямо он щит взгромоздил.
Твердости сей головы и дракон уступил бы, Келено
Когтем, а бивнями слон вовсе не равен ему.
Новое чудище, значит, навстречу врагам выбегает,
Страшным оскалом грозя и угрожая рукой. 176. ЗДЕСЬ ПЕРВЫЙ СТИХ ПРИНАДЛЕЖИТ БРИКСИЮ,
В КОТОРОМ ОН ГЕРВЕЯ, УЖЕ ИДУЩЕГО НА СМЕРТЬ,
ЗАСТАВЛЯЕТ ПРОРОЧЕСТВОВАТЬ О САМОМ СЕБЕ Нет, среди Феба питомцев не должен пребыть в небреженье
Бриксий, поющий дела те, что Гервей совершил.
Нет, среди Феба питомцев не должен пребыть в небреженье
Тот, кто Гервея, врагов, спутников сжег корабли.
Нет, среди Феба питомцев не должен он быть в небреженье…
Где же воспринял поэт то, что затем возвестил?
Нет, среди Феба питомцев не должен он быть в небреженье.
Фебов оракул ему слушать осталось еще. 177. СТИХИ НА НЕГО ЖЕ, ОБКРАДЫВАЮЩЕГО ПОЭТОВ Никто поэтов древних так не чтит, как ты,
И не читает тщательней.
Ведь нет из всех поэтов древних никого,
Откуда б не заимствовал
То там, то сям цветочки ты и перлочки
Рукой своей уемистой.
Почтив поэта этой честью, далее
Чтоб внесть в свои писания.
Даешь поэту счастье: все, что ты сложил,
Своих отцов подобие.
Они блистают ярче средь стихов твоих,
Чем ночью звезды яркие.
Обычно чести этой никого из них
Ты не лишаешь дружески,
Чтоб не рыдал никто — цвет века прежнего
Тобою позаброшенный.
Итак, чтоб тех певцов размеры вечные
Не обветшали в праздности,
Ты их, пристрастьем времени наказанных,
Новейшим блеском жалуешь.
А новизною одарять все старое
Нет ничего счастливее.
Блаженное искусство! Кто, владея им,
Даст обновленье старому,
Тот никаким искусством (и потея век)
Не даст новинкам старости. 178. ШУТКА ПО ПОВОДУ КЕНОТАФА ГЕРВЕЯ Может с Гервеем одним сопоставить двух Дециев сразу
Век наш, — и это твое, Бриксий, сужденье о нем.
Но непохожи они, ибо те добровольно погибли,
Этот же сгиб оттого, что не сумел убежать, 179. ФЕБ ОБРАЩАЕТСЯ К БРИКСИЮ Хочешь узнать мое мненье о книге могучезвучащей,
Той, что Гервея и брань живописует, и смерть?
Значит, священный певец, восприми-ка священные речи
Феба, какие тебе Фебов оракул изрек:
«В опусе всем слога нет одного, но тысяча — лишних.
Опус же кончен: не быть может ли этот пустяк?
С «менсис’ом» вместе он слит, — у тебя же его не отыщешь;
В «менсис’е» больше его, чем половина: он — «менс». 180. САБИНУ, У КОТОРОГО ЖЕНА ЗАБЕРЕМЕНЕЛА В ЕГО ОТСУТСТВИЕ Жизни опора, надежда единая в старости поздней,
Чадо тебе рождено. К дому, Сабин, поспеши!
Живо! Супругу поздравить пора плодовитую, надо
Милое чадо узреть. К дому, Сабин, поспеши!
Живо, тебе говорю, поспешай, ну, не будь же ленивым,
Как только можешь, беги. К дому, Сабин, поспеши!
Сетует уж на тебя и супруга твоя, и малютка
Слез без тебя не уймет. К дому, Сабин, поспеши!
Неблагодарным не будь и за то, что дитя народилось,
И за созданье его. К дому, Сабин, поспеши!
Поторопись же прибыть, ну, хотя бы к обряду крещенья:
Ты еще можешь успеть. К дому, Сабин, поспеши! 181. КАНДИДУ, ВОСХВАЛЯЮЩЕМУ СВЯТЫХ МУЖЕЙ,
ХОТЯ САМ ОН БЕЗНРАВСТВЕН Кандид, ты хвалишь достойных, но им подражать не желаешь.
Я их хвалю, говоришь, Кандид, без зависти к ним.
Кто ж подражает достойным и зависти полон к тому же,
Кандид, белей молока и белоснежней снегов! 182. КАКОЕ СОСТОЯНИЕ ГОСУДАРСТВА НАИЛУЧШЕЕ Ты вопрошаешь: «Что лучше, король иль правленье сената,
Или иное, когда оба негодны они?»
Если ж и тот, и другой хороши, — я склоняюсь к сенату:
В множестве добрых людей, думаю, больше добра.
Пусть нелегко поддается количество добрых подсчету,
Но что негоден один, можно легко заключить.
Пусть даже будет сенат между злом и добром посредине,
Вряд ли, однако, король «средним» пребудет таким.
К доброму часто совету склоняется скверный сенатор,
Но непреклонен король, правя советом своим.
Избран народом сенат, короли же родятся в коронах;
Жребий здесь правит слепой, там же — надежный совет.
И понимает сенат, что он создан народом, король же
Думает, что для него создан подвластный народ.
В первый правления год короли обольщают обычно,
Консул же будет таким в каждом грядущем году.
Долго живя, свой народ острижет король ненасытный,
Если же консул плохой, — можно другого желать.
Я не согласен с известною басней, что сытую муху
Надо терпеть, чтоб ее место голодной не дать.
И заблуждение верить, что алчный король насыщаем:
Эта пиявка всегда будет себя набивать.
Правда, решенья отцов несогласие вредное губит,
Но несогласным никто быть не дерзнет с королем.
Зло это тем тяжелей, если в важных делах разногласье.
Но почему у тебя сей зародился вопрос?
Есть ли народ где-нибудь, над которым ты волей своею
Власть учредишь короля или поставишь сенат?
Коль это можешь, — царишь, и не думай, с кем власть ты разделишь.
Первое — это вопрос: надо ль ее отдавать?! 183. О ПЬЯНИЦЕ ФУСКЕ Врач говорил за советом пришедшему Фуску: «Погубишь
Зренье свое, если ты пьянствовать станешь опять».
«Пусть уж глаза от вина погибают: к чему их лелеять,
Если медлительный червь очи проточит мои». 184. ДРУГУ Это посланье мое, как узнал из твоих я писаний,
Поздно дойдет до тебя, поздним к тебе не придя.
По окончанье войны ведь не поздно приходят те стрелы,
Что не могли ей ничем в самом разгаре помочь. 185. О КОРОЛЕ И МУЖИКЕ В город явился мужик, что в лесах и родился, и вырос;
Фавна грубее он был, был он Сатира грубей.
Смотрит, повсюду народ, там и сям на улицах толпы,
Слово одно на устах: «В городе! Едет король!»
Тут оживился мужик от самой необычности слова,
Смотрит, что именно так жаждет толпа лицезреть.
Вдруг подъезжает король, предводимый блестящею свитой,
В золоте видится весь он на прекрасном коне.
Все восклицают не раз: «Виват рэкс!» И народ отовсюду
Смотрит, восторгом объят, на короля своего.
«О где король? Где он есть?» — тут мужик восклицает. И некто:
«Вот он высокий, гляди, едет на этом коне».
«Этот что ли король? Ты смеешься, — мужик отвечает.
Тот, кто в одежде цветной, видится мне — человек». 186. НА НЕУЧА ЕПИСКОПА, О КОТОРОМ РАНЕЕ ЕСТЬ ЭПИГРАММА,
ОБРАЩЕННАЯ К ПОСТУМУ «Буква способна убить!» — ты, великий отец, восклицаешь.
Только одно на устах: «Буква способна убить!»
Ты же надежно себя остерег, чтоб убить не сумела
Буква тебя: ни с одной буквою ты не знаком.
Но не напрасно боишься, чтоб буква тебя не убила.
Знаешь, что дух твой тебя не воскресит никогда. 187. О СВЯЩЕННИКЕ,
СМЕХОТВОРНО НАПОМНИВШЕМ НАРОДУ О ПОСТЕ,
КОГДА ДЕНЬ ПОСТА ДАВНО МИНОВАЛ Как-то священник у нас пожелал напомнить народу
О празднествах, что должны с ближней неделей прийти.
«Мученик будет Андрей, — то великий и памятный праздник.
Знаете, — молвит, — Христу чем был угоден Андрей.
Плоть шаловливая тут от поста сурового сникнет,
Это — обычай, святых установленье отцов.
Предупреждаю я всех, что во славу мучений Андрея
Пост полагалось блюсти, — он сообщает, — вчера». 188. О НЕКОЕМ, ПЛОХО ПОЮЩЕМ И ХОРОШО ЧИТАЮЩЕМ Спел ты так плохо, что, право, епископом сделаться мог бы.
Так хорошо прочитал, что ты не можешь им быть.
И недостаточно, если того иль другого избегнуть;
Хочешь епископом быть, — бойся того и того. 189. САБИНУ Сынов четверку, что тебе
Твоей, Сабин, супругою
Даны столь непохожими,
Своими не считаешь ты.
Но лишь сыночек маленький,
Едва-едва родившийся,
Как ты — ну прямо вылитый
За всех, — в твоих объятиях.
Тех четырех фальшивыми
10 Зовешь детьми и гонишь их.
Лишь одного, родимого,
Зовешь своим наследником.
Так, на руках лелеючи,
Из всех его целуя лишь,
Как обезьяна деточку,
Но важно мудрецы твердят,
Что все природы таинства
20 Постигнуть надо тщательно;
Так важно мудрецы твердят,
Что очень часто матери
Воображают ревностно,
Детишек зачинаючи,
И те черты таинственно
Неизгладимо явные
Непостижимым образом
В самом сойдутся семени.
Их восприявши внутренне
30 И с ними возрастаючи,
От дум привитый матери
Хоть ты от тысяч разнишься,
Рожавши четырех, жена,
К тебе весьма бесстрастная,
Их родила несхожими.
Но этот сын единственный
Из всех — твое подобие,
Ведь мать в его зачатие
40 Была весьма встревожена
И о тебе лишь думала,
В тревоге вся измаялась,
Как будто волк из сказочки,
Не прибыл, вдруг нагрянувши. 190. СМЕШНАЯ ЭПИГРАММА О ПРИНЦЕПСЕ И СИДЯЩЕМ МУЖИКЕ Принцепс, когда на мосту он уселся, взирая на воды,
Знатные ноги свои перед собой протянул.
Там же присел и мужик, но немного поодаль, однако,
Думая — именно здесь вежливо будет присесть.
Некто его поднимает. «Дерзаешь ты с принцепсом, — молвит,
Вместе сидеть на мосту? Разве не стыдно, мужик?»
Тот отвечает: «Сидеть на мосту на одном преступленье?
А если на десять миль этот протянется мост?» 191. ЗАБАВНАЯ ЭПИГРАММА О ПРИДВОРНОМ С лошади как-то сойдя, обратился к стоящему возле
Некий придворный: «Возьми, кто бы ты ни был, коня».
Тот, ибо был боязлив, отвечал: «Господин, неужели
Этого зверя — коня кто-то удержит один?»
«Есть, кто удержит один», — он в ответ. А тот, подхвативши:
«Если ты можешь один, сам ты его подержи». 192. НА ТРУСЛИВОГО И УКРАШЕННОГО КОЛЬЦОМ ВОИНА Воин, зачем у тебя на руке кольцо золотое?
Разве не лучше ему ноги твои украшать?
Ибо средь ярого Марса недавно полезней и лучше
Рук послужила тебе только одна лишь нога. 193. НА ПОЭТА БРИКСИЯ Бриксий, в книжонке твоей объявилась такая загадка,
Что предложить ее Сфинкс мог бы Эдипу вполне.
«ХОРдигера» целиком в ней повсюду найдешь, но не сыщешь
Там, чтобы «КОРдигера» первый присутствовал слог. 194. НА ПЬЯНИЦУ ТУСКА «Туск, — ему врач говорит, — ты вином глаза убиваешь»;
Просит его не забыть этот полезный совет.
Тот же: «И звезды, и землю, и море, и все, что мы видим,
Я и увидеть успел, и перевидеть давно.
Но не пришлось мне еще испробовать многие вина,
Новые вина когда новый дарует нам год».
Так, не колеблясь и твердо, сказал он: «Вы, глазки, прощайте.
Видел достаточно я, но недостаточно пил». 195. НА КЛЯТВОПРЕСТУПНИКА АРНА Арн, ты и много, и долго все клялся, и ныне добился,
Что после этого ты можешь не клясться совсем.
Самый клянущийся муж! Твоему теперь слову повсюду
Веры не меньше отнюдь, нежели клятве твоей. 196. НА НЕГО ЖЕ Вечно клянешься ты,
