нашли, полковник?
Не ваше дело. И вообще — позволю себе сделать маленькое предложение: вы, ваше высокопревосходительство, утомились, вы сейчас отдохнете, позавтракаете, а я этого господина отправлю в сумасшедший дом. Затем соберем ученую комиссию, и в два счета она дознается до истинной геологической причины катастрофы.
(К Вальсу.) Извините его… Он в самом деле дитя, — и притом дитя не очень умное. Я к вам обращаюсь сейчас как старый человек, обремененный печалью и предчувствиями… Я хочу знать правду, — какова бы ни была эта правда… Не скрывайте ее от меня, не обманывайте старика!
Я вам сказал правду за час до опыта. Теперь вы убедились, что я не лгал. Ваш секретарь прав: успокойтесь и хорошенько все обдумайте. Уверяю вас, что, несмотря на кажущуюся жестокость моего орудия, я человек гуманный, — гораздо более гуманный, чем вы даже можете вообразить. Вы говорите, что вы в жизни многое претерпели; позвольте вам сказать, что моя жизнь состояла из таких материальных лишений, из таких нравственных мук, что теперь, когда все готово измениться, я еще чувствую за спиной стужу прошлого, как после ненастной ночи все чувствуешь зловещий холодок в утренних тенях блестящего сада. Мне жаль вас, сочувствую рвущей боли, которую всяк испытывает, когда привычный мир, привычный уклад жизни рушится вокруг. Но план свой я обязан выполнить.
Что он говорит… Боже мой, что он говорит…
Мое мнение вам известно. Безумец пользуется понятным волнением, которое в вас возбудило бедственное озорство природы. Представляю себе, что делается в городе, улицы запружены, я вряд ли попаду на свидание…
Послушайте меня… я — старый человек… У меня…
Из шкафа выходит Сон, журналист. Его может играть женщина.
СОН:
Не могу больше слушать эту канитель. Да-да, господин министр, сознаю, что мое появление не совсем прилично, но не буду вам напоминать, сколько я исполнил ваших секретных поручений в газетной области и как крепко умею держать красный язык за белыми зубами. Коллега Вальс, моя фамилия Сон, — не путайте меня с фельетонистом Зоном, это совсем другой коленкор{26}. Руку!
Бесстыдник! Вывести его?
Мне все равно. Оставьте…{27} Душа в смятении… Я сейчас рад всякому советнику.
Вот вам моя рука. Только — почему вы меня назвали коллегой? Я в газетах никогда не писал, а свои юношеские стихи я сжег.
СОН:
О, я употребил этот термин в более глубоком смысле. Я чую в вас родственную душу, — энергию, находчивость, жар приключений… Не сомневаюсь, что когда-нибудь потом, на досуге, вы мне объясните, как вы угадали точное время этого интересного явления, столь изменившего наш прославленный пейзаж… а сейчас я, конечно, готов поверить, что вы изобрели соответствующую машину. Господин министр, мое чутье подсказывает мне, что этот человек не безумец.
(К полковнику.) Видите, не я один так думаю.
Пока его не осмотрит врач, я придерживаюсь своего первоначального мнения.
СОН:
Вот и чудно. Каждый пускай придерживается своего мнения, и будем играть.
Да, будем играть. Полковник меня считает параноиком, министр — едва ли не бесом, а вы — шарлатаном. Я, разумеется, остаюсь при мнении особом.
Видите ли, Сон… в каком мы странном положении…
СОН:
Дорогой министр, в жизни ничего странного не бывает. Вы стоите перед известным фактом, и этот факт нужно принять или же расписаться в своей умственной некомпетенции. Предлагаю следующее: пускай будут произведены еще испытания. Ведь это вы сможете организовать, господин Вальс?
Да, придется. По-видимому, почва еще недостаточно подготовлена.
СОН:
Ну, с почвой-то вы обращаетесь довольно своеобразно. (К министру.) Что же, как вы относитесь к моему предложению?
Я думаю. Я думаю.
СОН:
Лучше не думайте, будет только хуже.
(К Вальсу.) Нет, пожалуйста, отодвиньтесь. Я хочу быть рядом с моим начальником.
Мне здесь удобнее.
А я вам говорю…
СОН:
Господа, не ссорьтесь. (К министру.) Ну что, додумали?
Ответственность колоссальна… решимости никакой… возможность оказаться в смешном положении — невыносима… президент выпустит на меня общественное мнение… меня разорвут…
Это теперь совершенно не важно. Я спрашиваю вас, желаете ли вы еще демонстраций или вам достаточно сегодняшней? Вот в чем вопрос.
Я не позволяю так разговаривать с моим министром…
СОН:
Господа, все мы немножко взволнованы, и потому некоторая резкость речи простительна. (К министру.) Кончайте думать, пожалуйста.
…А посоветоваться не с кем… Боязно эту тайну разгласить… Боязно…
СОН:
Это так просто: составьте комиссию из верных людей, и будем играть. Полковник, оставьте этот стул, право же, не до мелочей…
Я не хочу, чтобы он там сидел.
СОН:
Оставьте, оставьте. Итак, господин министр?
Не знаю… Не умею…
Он слишком долго думает. Противно. Пойдемте, Сон. Вы мне пригодитесь.
А! Вас удивляет мое состояние? Так разрешите мне вам сказать, что я понимаю кое-что, чего не понимаете вы. Я человек воображения, и мне до того ясно представилось все, что наша страна может извлечь… А с другой стороны… Хорошо, я рискну! Да будут произведены еще испытания.
СОН:
Слова исторические, я рад и горд, что их слышу. Да, мне кажется, что испытания должны быть сделаны и что наш изобретатель блестяще выйдет из положения. Не правда ли, Вальс?.. Конечно, вам дадут время для подготовки, будут с вами советоваться…
Все, что мне нужно, это — возможность отдать распоряжение по радио за полчаса до опыта.
СОН:
Да, конечно, конечно… Ну вот, я очень доволен, что это дело я уладил.
Но если из этих опытов ничего не выйдет, то две вещи погибнут невозвратно: моя репутация и жизнь этого господина.
Замечу только, что логика не терпит того смешения опасения и угрозы, которое вы делаете.
Посмотрим, посмотрим! Интересно, какое у вас будет личико, когда эксперты выяснят причину распада горы. А как она была прелестна! По вечерам ее лиловатый конус на фоне золотого неба возбуждал не раз во мне и в минутной подруге чудные мысли о ничтожестве человека, о величии и покое матери-природы. Я плакал.
СОН:
Матери-природе господин Вальс подставил подножку{28}. (К министру.) Итак — конкретно: что дальше?
Дальше… Да вот, — сперва три-четыре испытания. Надо будет собрать положительных людей и выбрать пункты.
И сделать это как можно скорее.
И сделать это как можно скорее… То есть, позвольте, почему такая спешка? Или вы думаете этим заинтересовать… кого-нибудь другого?
Мое нетерпение вам должно быть понятно: чек выписан и предъявлен к уплате. Нет смысла задерживать ее.
Голубчик мой, только не говорите притчами, — говорите так, чтобы вас понимали люди, — люди притом усталые и нервные.
СОН:
Спокойно, спокойно. Теперь мы все решили и можем разойтись по домам.
Мы даже не знаем адреса лечебницы, откуда он сбежал.
Я стою в гостинице… Вот — здесь указано.{29}
СОН:
Да-да, мы вам верим{30}. Значит, так. Не откладывайте же, господин министр. Соберите комиссию, и хоть завтра начнем. А вы, Вальс, не кипятитесь. Я уж послежу, чтобы не было волокиты.
Я подожду три дня, не больше.
СОН:
Сойдемся на четырех. Знаете, все это почтенные старцы, поднять их нелегко…
Но одно условие я должен поставить, господа. Все, что здесь говорилось, — строжайшая военная тайна, так что ни звука не должно дойти до публики.
СОН:
Так и быть. Моя газета будет молчать, — во всяком случае, до кануна разоблачений в органах конкурентов.
Как вы это нехорошо сказали… Какой вы дрянной человек… Слушайте, полковник, а эти газетчики, которых здесь выловили…
Сидят взаперти. Но смею заметить, что долго держать их невозможно. Это вообще против закона. Будет запрос в парламенте, а вы сами знаете, как это скучно.
Ничего, я поговорю с президентом. Заставим молчать негодяев.
Странно, этот географический атлас{31}, именно этот, был у меня когда-то в школе. И та же клякса на Корсике.
Только это не Корсика, а Сардиния.
Значит, надпись неправильна.
Ваше высокопревосходительство, скажите, чтобы он меня не дразнил.
СОН:
Тише, тише. Я думаю, Вальс, что теперь все улажено и мы можем ретироваться.
Только помните о тайне, умоляю вас! Пустите у себя версию о землетрясении, о вулкане, о чем хотите, — но только чтобы ни звука, господа, ни звука…
Входят генерал Берг и его дочка Анабелла.
ГЕНЕРАЛ БЕРГ:
Мы без доклада, пустяки, мы тут свои человеки, грах, грах, грах (такой смех).
Генерал, я сейчас не могу, я занят…
ГЕНЕРАЛ БЕРГ:
А, вот он, виновник торжества{32}, грах, грах, грах. Ну что, дорогой министр, мой протеже не так уж безумен, ась?
Ради бога, генерал, не громыхайте на все министерство, мы с вами потом потолкуем…
ГЕНЕРАЛ БЕРГ:
Каков взрыв! Великолепно по простоте и силе! Как ножом срезало этот пломбир. А вы мне говорите: лунатик{33}. Вот вам и лунатик.
Почему вы думаете, что это он? Мы еще ничего не знаем…
ГЕНЕРАЛ БЕРГ:
А кто же, — конечно, он. Экий молодчага! (К Вальсу.) Вы мне должны показать свой аппарат.
Да, вот этого недоставало.
ГЕНЕРАЛ БЕРГ:
И притом петух!.. Нет, это замечательно… Это даже художественно. Я сразу понял, что в нем что-то есть. (К министру.) А скажите, вы не забыли распорядиться насчет вдовицы? Я, между прочим, забыл добавить, что…
Потом, потом… Господа, вы меня извините, я ухожу, я истомился, пожалейте меня!
АНАБЕЛЛА:
(Подойдя к Вальсу.) Значит, это действительно вы разрушили гору?
Да, я так приказал.
АНАБЕЛЛА:
А известно ли вам, что там некогда жил колдун и белая, белая серна?{34}
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
За длинным столом сидят: военный министр, полковник и одиннадцать старых генералов — Берг, Бриг, Брег, Герб, Гроб, Граб, Гриб, Горб, Груб, Бург, Бруг{35} (последние трое представлены куклами, мало чем отличающимися от остальных){36}.
Ну, кажется, все в сборе.
ГРОБ:
А где Бриг? Брига еще нет.
ГЕРБ:
Как нет? Да вот он.
БЕРГ:
Грах, грах, грах.
ГРАБ:
(К Бригу.) Что это вас, генерал, не замечают? Вы ведь не такой уж маленький.
ГРОБ:
Виноват, я вас как-то проглядел. Да, значит — все.
Хорошо… начнем.
БЕРГ:
(К Бригу.) Быть богатым!
БРЕГ:
(К Гробу.) Вы, вероятно, его не заметили оттого, что он близорук.
Все смеются.
БРИГ:
Да, это мое несчастье.
ГРОБ:
Нет, я просто не видел, как генерал вошел. Между прочим, знаете что, господа: нас ведь тринадцать!
Изобретателя мы можем пригласить только по окончании прений, а президент раньше пяти не будет. Это неприятно, что тринадцать{37}…
Я могу удалиться, если кто-нибудь согласится быть секретарем вместо меня.
Нет, зачем же… Только это неприятно…
Пожалуйста, я уйду.
Да что вы обижаетесь на всякое слово! Скучно, ей-Богу.
ГРАБ:
Можно пригласить этого моего милого инженера, знаете, — этого блондина с бакенбардами, — он ведь все равно в курсе?
ГЕРБ:
Предложение незаконное. Я протестую{38}.
Скажите, пожалуйста, что это за сундук в углу?
Ах, это из архива. В нем карты.
БРЕГ:
Игральные или генеральные?
БЕРГ:
Грах, грах, грах.
Географические, конечно. Я велел принести, думая, что пригодятся{39}. Если желаете, можно убрать.
Откройте-ка этот сундук, дорогой Полковник.
Из сундука выходит Сон.
Я так и думал.
СОН:
Куда прикажете сесть?
ГРОБ:
Нас все-таки тринадцать!{40} Раз, два, три… (Считает.) Вот оказия!
БРИГ:
Вы опять меня забыли.
ГРОБ:
Да, правильно.
Ну вот, теперь приступим. Только помните, Сон, вы голоса не имеете, сидите и молчите.
ГЕРБ:
Я протестую. Лишних людей не должно быть.
БЕРГ:
Полноте, генерал. Это так — фикция{41}. Ведь это — Сон. Нас столько же, сколько и было.
ГЕРБ:
В таком случае я снимаю свой протест.
Господа! Сейчас мы заслушаем доклад относительно тех трех испытаний, которые произвел… произвел… Сальватор Вальс. Это как будто формальность,
