вот Эльслер и Тальони
По целкова кажда штук.
За людей и лошадей,
За четырнадцать рублей. (ЦР)
23 Вот так! / Вот как! (Рассматривая бюсты) (А ‹›)
24 два двугривенных / рубль сорок копеек (А к ЦР ‹›)
24 за эту, как ее / за Фанни (А)
25 Талиони / Фанни Эльслер (А ‹›, ЦР ‹›)
26 Да, за эту мадам три с полтиной? / А за эту мадам два с полтиной? (А ‹›, ЦР ‹›)
28-29 Вот что-с! Regardez… та Талиони / а. Вот видите эта Фанни Эльслер (А ‹›, ЦР) б. А вот что-с. Regardez эта Фанни Эльслер (ЦР ‹›)
30 вот разнис / а. вот оттого и дешевле (А) б. вот оттого и разница (А ‹›, ЦР ‹›)
32 синьор. Пожалуй же / синьоро. Пожалуйте же (А ‹›, ЦР ‹›)
33 без десять копейка / без десяти копеек (A ‹›; ЦР ‹›)
34 персон / человек (А ‹›, ЦР ‹›)
35 как il furioso, и скажи мне, что я здесь получит / как сумасшедший сказал мне, что я здесь получу (А ‹›, ЦР ‹›)
36-37 тут пять рублей; ведь за другого / а. пять рублеq и то за другого (А ‹›) б. пять рублей серебром, за другого (ЦР ‹›)
С. 135.
1-2 синьор, ничего не купит? Rien? / а. синьоро, ничего не купите? (А ‹›, ЦР) б. синьоро ничего не купите? rien? (ЦР ‹›)
4-5 Возьмит, синьор со голова болит! / а. Возьмите, синьоро хоть Руссо очень голове тяжело (А) б. Возьмите, синьор хоть Руссо такой тяжелый! голову ломит (А ‹›, ЦР ‹›)
11 После: народец! — Ходят
12 болванами торговать / а. болванов таскать (А) б. болванов продавать (А)
13 того же делать / а. того же сделать (А ‹›) б. так же сделать (ЦР) в. таких же сделать (ЦР ‹›)
21 оправдаться / сказать может быть и узнать (А)
22 Кочергин. Оправдаться ~ поздно! / а. Кочергин. Не оправдаться… (А) б. Кочергин. Оправдаться… ха-ха-ха! Хорош резон! Накутавши поздно оправдываться, сударик мой… стыдно, стыдно (А)
22 После: поздно! —
Сухожилов. И вы решительно не принимаете моих объяснений, решительно отказываете мне от руки вашей дочери…
Кочергин. Да, да, тысячу раз — да!
Сухожилов. Знаете ли, что вы этим лишаете меня счастия, {Далее: отравляете радость моей жизни… (А)} я с ума сойду… я не переживу этого! (плачет) И что могло так ужасно изменить мою судьбу… (А ‹›, ЦР ‹›)
26-27 я услышала голос моего Валерьяна… он почти плачет… / Я узнала голос моего Валериана… он плачет…. (А ‹›, ЦР ‹›)
29 Сорок пять и никого! / Поди в свою комнату и не смей показываться…
Сухожилов. Позвольте хоть проститься с ней.
(Лидия и Сухожилов прощаются и громко плачут)
Лидия. Прощайте!
Сухожилов. Прощайте навсегда!
Кочергин (отводя Лидию). Ну довольно! ступайте… после того, что вы с нами сделали, вы не стоите сожаления.
Сухожилов (горько рыдая). Прощай, Лидия! (идет) {(идет и сталкивается в дверях с Стружкиным) (А)} (А ‹›)
С. 136.
1-6 Явление 15 ~ вместе плачут. /
Явление XV. Последнее.
Те же и Стружкин.
Стружкин. А! Они плачут! Они все огорчены. Цель моя достигнута. (Валериану). Погодите, сударь. Знаете ли, что причиною вашего несчастия?
Сухожилов. Нет!
Стружкин. Ваш язык… Вы выдали меня перед господином Кочергиным за негодяя, за паяца… Вы оскорбили меня… Я отплатил {Начато: Я хоте‹л› (А)} вам,— я мог бы продолжить мою месть, но я не хочу лишать вас счастья: я благороднее вас…
Сухожилов и Кочергин. Что такое?
Стружкин. Г-н Кочергин! Валериан не виноват {Ни в чем не виноват (А)} в том, в чем его сегодня обвинили, потому что под видом этих обвинителей был я.
Кочергин. Как, что такое? (А)
3-4 от господина Стружкина (Отдает ~ и уходит.) / от господина Стружкина (А ‹›)
7 От Стружкина?.. (Читает.) / (Читает.) (А ‹›)
10-11 этих обвинителей ее был я / этих обвинителей был я (А ‹›, ЦР ‹›)
12 за паяца / за негодяя и паяца (А ‹›, ЦР ‹›)
12 После: так что — начато: я пока‹зался› (А)
14 После: тем же.— Старуха, татарин, итальянец, которые вас вооружили против г. Сухожилова — это я!» Вот тебе раз. (А)
16 он будет с нею счастлив / он с нею будет счастлив (А ‹›, ЦР ‹›)
17 необдуманнее / поосторожнее и пообдуманнёе (А ‹›, ЦР ‹›)
17-19 оценить людей! Прилагаю при сем со мнимым итальянцем» / а. оценить людей! (А) б. оценить людей! Прилагаю при сем и ваши десять рублей серебром, взятые «итальянцем»…» (ЦР ‹›)
27-29 не плачьте же ~ (Обнимаются.) / а. не плачьте же… подите ко мне.
Лидия. О, как я счастлива!
Сухожилов. Я готов упасть перед ним на колени. Свадьба наша не расстроится. О боже мой!
Кочергин. Ничего не бойтесь… {Нет нет. (А)} Ха ха-ха! У меня он до сей поры из ума нейдет. Обнимитесь: же. (Обнимаются.) Ну, теперь всё кончено. Все помирились (А ‹›) б. не плачьте же… подите ко мне, ничего не бойтесь… ха-ха-ха… Обнимитесь же… теперь всё кончено. (Обнимаются.) (ЦР) в. Ну, дело кончено (ЦР ‹›)
29 Только, чур / Только чур никакими делами не отговариваться, сейчас (А ‹›)
30-40 Ах, как он он ~ Насмешил ли вас актер? /
а. Сухожилов. Сколько угодно. Хоть сто партий. Идемте.
Кочергин. Нет, погоди немного. Ха-ха-ха! Как вспомню Стружкина, так смех и пронимает.
И теперь всего важнее
Ваш серьезный приговор
Так решите поскорее
Насмешил ли вас актер (А)
б. Сухожилов. Сколько угодно…
Кочергин. Нет погоди немного… ха-ха-ха! как он нас обморочил, как потешил, ха-ха-ха
(К публике.)
Он нас очень насмешил
И от смеха удержаться
Не стает уж наших сил (ЦР)
30-31 Ах, как он нас обморочил! / Эк, как он нас обморочил! (А ‹›, ЦР ‹›)
37-40 Но для нас всего важнее ~ Насмешил ли вас актер? /
Но слов наших поважнее
Для него ваш правый суд.
Что ж решите поскорее,
Наш актер хорош иль худ! (ЦР)
Вторая редакция окончания пьесы (ЦР)
Явление XIII
Входит Мартынов в костюме Фанни.
Кочергин. Это что за барыня?
Мартынов. Где изменник? Где мой злодей Сухожилов? Говорят он в этом доме сватается на другой.
Кочергин. Что, что такое?
Итальянец. Это невеста г. Сухожилов… первая танцовщиц на театр… глядит: какой красавец… Это не то, что ваш дочка.
Кочергин. Так вот таков мой будущий сынок! Ох, черт возьми!
Итальянец. Нет, вы смотри, как она грациозна в качуча… (Насильно сажая его.) Садись синьор.
Кочергин (падая на стул). У меня голова кругом идет!
(При конце танцев входит Сухожилов и дочь.)
Кочергин (увидя Сухожилова). Вон! Вон! Это что за танцовщица? Ты мот, шалун, повеса — и хочешь жениться на моей дочери?
Сухожилов. Я ничего не понимаю: объяснитесь.
Мартынов (приседая подает письмо). Вот объяснение.
Кочергин (читает). «Милостивый государь! Валерьян Андреич нисколько не виноват в том, в чем его сегодня перед вами обвиняли, потому что под {Далее: этим (ЦР)} видом этих обвинителей был я и товарищ мой, тоже актер». Что такое? (Всё письмо дочитывает из пьесы.)
Самойлов (входя при последних словах). Вот ваши 10 руб‹лей›, взятые итальянцем.
Кочергин. Виноват, виноват… (к Мартынову). Неужели вы тоже актер?
Мартынов (басом). Да, играю смешные роли.
КОММЕНТАРИИ
Н. А. Некрасов никогда не включал свои драматические произведения в собрания сочинений. Мало того, они в большинстве, случаев вообще не печатались при его жизни. Из шестнадцати законченных пьес лишь семь были опубликованы самим автором; прочие остались в рукописях или списках и увидели свет преимущественно только в советское время.
Как известно, Некрасов очень сурово относился к своему раннему творчеству, о чем свидетельствуют его автобиографические записи. Но если о прозе и рецензиях Некрасов все же вспоминал, то о драматургии в его автобиографических записках нет ни строки: очевидно, он не считал ее достойной даже упоминания. Однако нельзя недооценивать значения драматургии Некрасова в эволюции его творчества.
В 1841—1843 гг. Некрасов активно выступает как театральный рецензент (см.: наст. изд., т. XI).
Уже в первых статьях и рецензиях достаточно отчетливо проявились симпатии и антипатии молодого автора. Он высмеивает, например (и чем дальше, тем все последовательнее и резче), реакционное охранительное направление в драматургии, литераторов булгаринского лагеря и — в особенности — самого Ф. В. Булгарина. Постоянный иронический тон театральных рецензий и обзоров Некрасова вполне объясним. Репертуарный уровень русской сцены 1840-х гг. в целом был низким. Редкие постановки «Горя от ума» и «Ревизора» не меняли положения. Основное место на сцене занимал пустой развлекательный водевиль, вызывавший резко критические отзывы еще у Гоголя и Белинского. Некрасов не отрицал водевиля как жанра. Он сам, высмеивая ремесленные поделки, в эти же годы выступал как водевилист, предпринимая попытки изменить до известной степени жанр, создать новый водевиль, который соединял бы традиционную легкость, остроумные куплеты, забавный запутанный сюжет с более острым общественно-социальным содержанием.
Первым значительным драматургическим произведением Некрасова было «Утро в редакции. Водевильные сцены из журнальной жизни» (1841). Эта пьеса решительно отличается от его так называемых «детских водевилей». Тема высокого назначения печати, общественного долга журналиста поставлена здесь прямо и открыто. В отличие от дидактики первых пьесок для детей «Утро в редакции» содержит живую картину рабочего дня редактора периодического издания. Здесь нет ни запутанной интриги, ни переодеваний, считавшихся обязательными признаками водевиля; зато созданы колоритные образы разнообразных посетителей редакции. Трудно сказать, желал ли Некрасов видеть это «вое произведение на сцене. Но всяком случае, это была его первая опубликованная пьеса, которой он, несомненно, придавал определенное значение.
Через несколько месяцев на сцене был успешно поставлен водевиль «Шила в мешке не утаишь — девушки под замком не удержишь», являющийся переделкой драматизированной повести В. Т. Нарежного «Невеста под замком». В том же 1841 г. на сцене появился и оригинальный водевиль «Феоклист Онуфрич Боб, или Муж не в своей тарелке». Критика реакционной журналистики, литературы и драматургии, начавшаяся в «Утре в редакции», продолжалась и в новом водевиле. Появившийся спустя несколько месяцев на сцене некрасовский водевиль «Актер» в отличие от «Феоклиста Онуфрича Боба…» имел шумный театральный успех. Хотя и здесь была использована типично водевильная ситуация, связанная с переодеванием, по она позволила Некрасову воплотить в условной водевильной форме дорогую для него мысль о высоком призвании актера, о назначении искусства. Показательно, что комизм положений сочетается здесь с комизмом характеров: образы персонажей, в которых перевоплощается по ходу действия актер Стружкин, очень выразительны и обнаруживают в молодом драматурге хорошее знание не только сценических требований, по и самой жизни.
В определенной степени к «Актеру» примыкает переводной водевиль Некрасова «Вот что значит влюбиться в актрису!», в котором также звучит тема высокого назначения искусства.
Столь же плодотворным для деятельности Некрасова-драматурга был и следующий — 1842 — год. Некрасов продолжает работу над переводами водевилей («Кольцо маркизы, или Ночь в хлопотах», «Волшебное Кокораку, или
