опять побежал, точно заяц!

Молчание.

Вот, говорят, охота — самое лучшее развлечение осенью. Фу! мучить бедное животное!

Слышен скрип двери.

Ну, принес пороху?

Мальчик (еще более красен и запыхался и беспокоен). Да никак, сударь, ключа не могу найти.

Ласуков. Ключа не можешь найти?

Мальчик. Не могу-с.

Ласуков. Я кому отдал ключ?

Мальчик. Мне-с.

Ласуков. Я тебе что приказывал?

Молчание.

Ну, говори, что я тебе приказывал?

Молчание.

У тебя есть язык?

Мальчик. Есть.

Ласуков. Лжешь, нет. У тебя нет языка… а?

Мальчик. Есть.

Ласуков. Что ж ты молчишь?

Мальчик продолжает молчать.

Говори же! я тебе приказывал ключ от пороху носить на поясе, никому не давать и беречь пуще глаза… так?

Мальчик (едва слышно). Так-с.

Ласуков. Ну, так куда же ты его девал?

Мальчик. Не знаю-с… я никуда его не девал… я…

Ласуков. Никуда?

Мальчик. Никуда-с!

Ласуков. Не отдавал никому?

Мальчик. Никому-с.

Ласуков. И не терял?

Мальчик. Не терял-с.

Ласуков. Ну, так подай пороху!

Мальчик молчит и не двигается. Холодный пот выступает у него на лбу.

Разбойник ты, разбойник! Ни стыда, ни совести в тебе нет! Хлопочи, заботься о вас, ночи не спи, — а вы и ухом не ведете! Ну теперь вдруг воры залезут, волки нападут — понадобится ружье зарядить… ну где я возьму пороху?.. Так за тебя, разбойника, всех нас волки и разорвут.

Мальчик (громко рыдает). Я уж и сам не знаю, куда ключ пропал.

Ласуков. Не знаешь… Ну так ищи!

Мальчик. Да я уж искал, да не знаю, где уж его и искать…

Ласуков. Не знаешь?., а есть, а пить, а спать знаешь? а?

Мальчик продолжает рыдать.

Поди сюда. (Мальчик подходит. Ласуков достает из кармана ключ, показывает мальчику и устремляет на него лукавый и проницательный взгляд.) Это что такое?

Мальчик (пораженный радостным изумлением, простодушно). Да как же он вдруг у вас очутился!..

Ласуков. Узнал? (Он наслаждается удивлением мальчика.)

Мальчик. Узнал-с.

Ласуков. Рад?

Мальчик. Как же не радоваться! (Лицо его просияло, и он вытирает слезы.)

Ласуков. То-то вы! Я вас пои, корми, одевай, обувай, да я же вам и нянюшкой будь… У, мерзавец! (При этом он вернул пальцем его нос, отдавая ему ключ.) Возьми, да потеряй у меня еще раз, так потолчешь воду целую неделю!

Мальчик. Пороху прикажете?

Ласуков. Не нужно, ступай.

Мальчик, у которого лицо вытягивается от удивления, медленно отправляется в прихожую. Старичок ложится. Наступает тишина, нарушаемая только воем ветра и гулом проливного дождя. Вдруг на лице старичка является тревожное выражение. Он быстро приподнимается, щупает себе живот и под ложечкой, пробует свой пульс и кричит.

Подлекарь!

Является мальчик.

Подай зеркало.

Мальчик приносит ручное зеркало.

Свети!

Мальчик светит. Ласуков, приставив зеркало, рассматривает свой язык и делает гримасы перед зеркалом, стараясь высунуть как можно больше язык.

Так, так! белый, совсем белый… точно сметаной с мелом вымазан… Белый? (При этом он поворачивает лицо с высунутым языком к мальчику.)

Мальчик. Белый-с.

Ласуков. Как снег?

Мальчик. Как снег.

Ласуков. Возьми!

Мальчик уносит зеркало.

(Ласуков в отчаянии опускается на диван, ощупывает себя и рассуждает сам с собой.) Чего бы я такого вредного съел?.. А! грибы!.. точно: в соусе были грибы… Ах, проклятый поваришка! прошу покорно: наклал в соус грибов… (Кричит.) Грибоедов!

Является мальчик.

Позови Максима.

Приходит Максим — человек среднего роста, лет сорока, в белой куртке и белом фартуке. Он низко кланяется и робко стоит в дверях.

Ты что такое?

Максим молчит.

У тебя есть язык?

Молчание.

Да говори же: есть у тебя язык?

Максим (пугливо). Как же, сударь, как же!

Ласуков. Не верю: покажи!

Максим плотнее сжимает губы.

Ну!

Максим нерешительно переминается.

Языков!

Является мальчик.

Скажи ему, чтоб он показал язык!

Мальчик. Ну, покажи язык!

После долгой нерешительности повар с крайней застенчивостью неловко высовывает язык.

Ласуков. Отчего же ты молчишь?

Максим молчит.

Молчалин! Скажи ему, чтоб он говорил.

Мальчик. Ну, говори!

Повар молчит.

Ласуков. Ты что такое?

При этом вопросе на лице молчаливого повара выражается мучительное недоумение.

Ты будешь мне сегодня отвечать?

Максим издает губами неопределенный звук.

Я тебя спрашиваю! ты что такое: кузнец, плотник, слесарь?..

Максим (поспешно и радостно). Повар, сударь, повар.

Мальчик уходит.

Ласуков. Чей?

Максим. Вашей милости, сударь!

Ласуков. Ты должен меня слушаться?

Максим. Как же, сударь, как же!

Ласуков. Я тебе что приказывал? Ну, говори, всё ли ты изготовил, как я тебе приказывал?

Максим (с беспокойством). Всё-с.

Ласуков. Всё? Ты что сегодня готовил?

Максим. Суп, холодное… (Запинается.)

Ласуков. Ну?

Максим (быстро и глухо). Соус… (явственнее) жаркое, пирожное…

Ласуков. Стой, стой… зачастил!.. Соус?..

Максим. Соус.

Ласуков. С чем?

Максим молчит.

Говори!

Максим. С красной подливкой… жаркое-с…

Ласуков. Да нет, ты постой! С чем соус?

Максим. С красной подливкой.

Ласуков. А еще с чем?.. ни с чем больше?.. а?

Максим (с радостью). Ни с чем, сударь, ни с чем!

Ласуков. А грибов в соусе не было?

Молчание.

Не было грибов?

Максим (издает неопределенный звук). Не б… мм…

Ласуков. Не было? Ну принеси его сюда!

Максим уходит.

Э-эх! (Зевает.) Хотя бы до девяти дотянуть… время-то ведь как ползет — еле-еле… Черепахин!

Входит мальчик.

Много ли?

Мальчик (уходит в дверь направо и возвращается). Без четверти семь.

Возвращается Максим с соусником.

Ласуков. Принес?

Максим подает ему соусник; мальчик уходит.

Это что такое? это не грибы?.. (Пробует.) Конечно грибы, еще бы не грибы. (Ест.) Прошу покорно, отравлять меня вздумал! Это не грибы! Не грибы (ест), не грибы! что же это такое, как не грибы?.. пробка, что ли? (Ест.) Нет, нет, какая пробка! (К повару.) Так ты не клал в соус грибов?

Максим. Немножко, сударь… так… только для духу!

Ласуков. Я тебе что приказывал?

Молчание.

Говори: приказывал я тебе класть в кушанье грибы?

Максим. Нет, сударь…

Ласуков. Зачем же ты положил их?

Максим молчит.

Ну, говори: зачем?

Максим. Да я так… немножко… я думал только…

Ласуков. Стой! что ты думал?

Максим молчит.

Что ты думал?

Максим продолжает молчать.

Ты будешь мне сегодня отвечать?

Максим. Да я, сударь, думал, что оно… вкуснее… будет…

Ласуков. Вкуснее! Ах ты чумичка, чумичка!.. Вкуснее будет!.. Ему и дела нет, что барин нездоров… Он рад мухоморами накормить… валит грибы очертя голову, а тут хоть умирай… Знаешь, что ты наделал?

Максим. Не могу знать-с.

Ласуков. Мухоморов!

Является мальчик.

Ласуков. Подведи его сюда!

Мальчик подводит повара к столу.

Видишь? (Показывает повару язык.)

Максим. Вижу-с!

Ласуков. Белый?

Максим. Белый-с.

Ласуков. Как снег?

Максим. Как снег.

Ласуков. Кто его выбелил, а? что молчишь? В маляры вместо поваров, в маляры — никуда больше не годен. Потолки белить, крыши красить. Вот упадешь с крыши, расшибешься — туда тебе и дорога. Что мне с тобой сделать?

Молчание.

А?

Максим. Не знаю, сударь!

Ласуков. Как думаешь?

Максим. Не знаю-с.

Долгое молчание.

Ласуков. Пошел, садись под окошком и пой петухом! да положи у меня еще раз грибов!!

Максим поспешно уходит, с глубоким и свободным вздохом.

Петухов!

Входит мальчик.

Который час?

Мальчик. Половина восьмого.

Ласуков. Ух! (С отчаянием опускает голову на подушку. Тишина. Через минуту он снова начинает себя ощупывать, повторяя.) Отравил! совсем отравил, разбойник! И желудок тяжел, и под ложечкой колет… уж не принять ли пилюль?.. не поставить ли мушку?.. (Кричит.) Тифусевич!

Является мальчик.

Энгалычева подай!

Мальчик приносит несколько старых книг в серо-синей обертке.

Очки!

Мальчик приносит очки.

(Надев их, Ласуков читает. По мере чтения лицо его делается беспокойнее. Наконец в волнении он начинает читать вслух.) «При ощущении тяжести в животе, урчании…» (Он прислушивается к своему животу, с ужасом.) Урчит! урчит! (Продолжает читать.) «…боли под ложечкой, нечистоте языка, позыву к отрыжке…» К отрыжке? (Насильственно рыгает.) Так, и отрыжка есть! (Читает.) «…нервической зевоте…» Что, зевота? Ну, зевота страшная целый вечер! (С наслаждением зевает несколько раз, приговаривая беспокойным голосом.) Вот и еще! вот еще! (Читает.) «…жару в голове, биении в висках…» (Пробует себе голову.) Так и есть: горяча! Ну, биения в висках, кажется, нет. (Пробует виски.) Или есть?.. Да, есть! точно есть!.. Прошу покорно… начинается тифус, чистейший тифус… Ай да грибки! Угостил!.. Не поставить ли хрену к вискам? или к ногам горчицы?.. а не то прямо приплюснуть мушку на живот?.. (Кричит.) Горчишников!

Является мальчик.

Скажи повару… нет, поди! ничего не надо!

Мальчик уходит.

Лучше подожду, пока начнется… вот и Энгалычев пишет: не принимать решительных средств, пока болезнь совершенно не определится! (Он закрывает глаза и ждет. Проходит несколько минут.) Начинается… или нет? (Он приподнимается, и вся фигура его превращается в вопросительный знак; он прислушивается к своему животу, пробует себе лоб, виски, живот.) А, вот началась! началась! (Эти слова кричит он так громко, что мальчик в прихожей вздрагивает, просыпается и осматривается безумными глазами.) Нет, ничего!.. Лучше я чем-нибудь займусь, так она тем временем и начнется… определится… тогда и меры приму… А чем бы заняться?.. А!.. Энгалычев!

Является мальчик.

Холодно?

Мальчик. Холодно-с.

Ласуков. Очень?

Мальчик. Очень.

Ласуков. Не будет ли завтра морозу? Спроси-ка, где моя шуба, да вели принести сюда!

Мальчик уходит в дверь направо.

Посмотрим, посмотрим, что теперь будет. Уж давно я ждал…

Является Анисья, женщина лет тридцати, очень полная, с белой болезненной пухлостью в лице. На плечи ее накинута пунцовая кацавейка, не закрывающая, впрочем, спереди платья, которое висит мешком на ее огромной груди. Голова Анисьи довольно растрепана; в ушах ее огромные серьги, а на висках косички, закрученные к бровям и заколотые шпильками, от которых тянутся цепочки с бронзовыми шариками, дрожащие при малейшем движении. На ее белой и толстой шее два ряда янтарных бус, которые тоже трясутся и дребезжат. Она останавливается у стола в небрежной позе и спрашивает протяжным голосом, с некоторым беспокойством.

Анисья. Вы спрашиваете шубу, Сергей Сергеич?

Ласуков (нежно). Да, моя милая, шубу. Хочу посмотреть. Я ее с прошлой зимы не надевал. Может, переделать понадобится… Где она у вас сохраняется?

Анисья (протяжно). Да где?.. (Останавливается с разинутым ртом и думает.) Да в шкапу лежит… больше ей негде лежать…

Ласуков. И табаком переложена?

Анисья. Переложена.

Ласуков. Ну так пускай принесут.

Прозвенев своими цепочками и булавками, Анисья медленно и в раздумье уходит. Скоро во всем доме слышится глухая тревога: беготня, отрывистые голоса, отодвиганье ящиков, щелканье замков.

Ласуков (прислушиваясь к общей тревоге и потирая руки). Ну теперь пошли щелкать дверьми, отодвигать ящики, ключами греметь… засуетились, забегали… (Заслышав тяжелые шаги Анисьи, он спешит принять спокойное выражение.)

Входит Анисья.

Анисья. Да на что вам вдруг таперича шуба понадобилась?

Ласуков. Посмотреть хочу. Холодно становится… Может, завтра мороз будет…

Анисья. Да не будет завтра морозу.

Ласуков. А как будет?

Анисья. Ну так завтра и посмотрите.

Ласуков. Завтра? Надо ее прежде выколотить… починить… Да ведь она у тебя в шкапу лежит и табаком пересыпана, — прикажи достать — вот и дело с концом! (Он лукаво смотрит на нее, Анисья потупляет глаза.)

Анисья. Ах вы! (Качает головой, отчего ее цепочки и шарики приходят в страшное движение.) Уж всегда такой… как что вздумаете… Вот вздумал, право! (Уходит.)

Снова во весы доме начинается беготня и тревога, гораздо сильнее прежней. На потолке и стенах появляются светлые пятна, показывающие, что по двору ходят с фонарями. Со двора долетают голоса, хлопанье и скрипенье дверей. Лицо старичка опять озаряется лукавой и довольной усмешкой.

Ласуков. Отлично! отлично! ну задам же я им работу! Ищите, друзья мои, ищите! ха-ха-ха! Прежде небось никто не подумал… только бы есть да лежать… а вот теперь и побегаете… Дармоедов!

Входит мальчик.

Что же шуба?

Мальчик. Не знаю, сударь! Ищут…

Ласуков (с видом величайшего изумления). Как ищут? да разве она не в