что не раз находил подтверждение их слов, выраженное вполне материально и осязаемо. Все эти проявления, и прежде всего мои собственные ощущения, подталкивали меня идти дальше, проводить научные эксперименты и продолжать демонстрации, чтобы энергетические силы становились известны людям, чтобы им можно было показать хотя бы маленькие символы вроде согнутого ключа. Мне кажется, что символы необходимы для того, чтобы легче было представить то, что мы находимся на грани больших открытий новых энергий, высших разумов, контактов с другими обитателями Вселенной. И кто знает, быть может, это знание поможет нам воссоединиться, вместо того, чтобы разрывать друг друга на части. Все это не так уж и не логично. Мне кажет-с я, что каждый астроном сегодня теоретически готов согласиться с тем, что во Вселенной — миллионы других планет с большой вероятностью существования на них разумной жизни». (Там же, с. 197).
Ури Геллер любит писать стихи. В них много музыки и разных символов. Все они приходят к нему, как он сам говорит об этом, «откуда-то извне». Вот стихотворение, которое называется «Тот день»:
В тот день открылись небеса.
В тот день что-то красное приблизилось к нам.
В тот день солнце остановилось.
В тот день мы увидели красное.
Тот день стал нынешним.
В тот день начался подъем.
В тот день красное превратилось в желтое.
Тот день мы запомнили.
Тот день мы узнали.
Сиреневое вытекло из желтого.
Оно капало, и тишина горела.
Сиреневое превратилось в зеленое.
Зеленое стало таким белым и серебряным.
И серебро превратилось в золото.
И золото расцвело в цветах радуги.
И все это окрасило туман.
Туман утонул в радуге.
Утонул так глубоко, что его не стало.
Цвета упали в пустоту И посеялись в полях.
На полях выросли вновь желтые цветы.
И стало слыъино:
Человечеству предстоит пройти
Ури находился в глубоком трансе, когда к нему пришли эти стихи. Он попытался проанализировать строчку за строчкой. Вот что у него получилось:
«Первые же слова: «В тот день ветер пожелтел» — напомнили мне ветреные бури с летящей желтой пылью, которые я видел в пустыне. Мне казалось, что это описание огромной катастрофы, которая где-то происходила. Эти страшные ветры, которые гнали желтую пыль по пустыне, окрасили весь воздух в желтый цвет, потому что клубы пыли поднялись высоко, над землей. А потом пыль вдруг резко упала и заволокла землю, как предвестие чего-то значительного, что должно было произойти. И «в тот день открылись небеса» для меня означало, что какая-то неведомая могущественная сила отворила небесный створ, чтобы проникнуть на землю.
Словом, вся поэма с ее многоцветием и образностью указывает на что-то космическое, всеобщее и очень величественное. Сиреневый цвет отражал бесконечность, зеленый предвещал собой или новую эволюцию, которая пришла на землю, или открытие новой планеты. Я не мог всего понять. Но понял, что когда-нибудь смысл стихотворения станет нам ясен. Наверное, только после того, как мы сами станем частичкой Бога»… (У. Геллер, Г. Плэйфар. Моя история. — М., Со-ваминко, 1991, с. 41—42).
ДЖУНА
Трудно назвать сегодня другое имя, которое за столь короткое время приобрело бы такую широкую популярность в нашей стране. Известные поэты посвящают ее целительному искусству восторженные стихи. Художники и скульпторы пишут и ваяют ее портреты. Авторитетные ученые даже ввели термин «феномен Джуны».
И многие задают себе вопрос: в чем же причина этого небывалого успеха? Как этой хрупкой, красивой женщине, необычной и своеобразной, удалось так скоро и полно привлечь к себе и своему делу жгучий неослабевающий интерес, вызвать такое количество дискуссий и споров?
Однозначный ответ здесь вряд ли возможен. Это и сама явно незаурядная личность Джуны, и эффективность методов ее лечения, и ее подкупающая искренность, огромная самоотверженная увлеченность всем, что она делает.
Смыслом жизни Джуны стало лечение людей, о чем знает, пожалуй, каждый. Но всем интересно: на чем же основано ее лечение, на колдовстве или…
Об этом разговор впереди, а пока о самой Джуне… Она ассирийка, а Джуна по-ассирийски — то же, что Евгения.
Ассирийцы (ассоры, атураны) — народ в странах Ближнего Востока, США, территории бывшего СССР. Общая численность колеблется в пределах миллиона. Язык ассирийский, относящийся к семитской ветви, имеющий собственную письменность на основе сирийского алфавита.
— Я из глубокой провинции, из станицы Ассирийская на Кубани, — рассказывает Джуна журналисту А. Мор-гачеву (Цит. по книге «Лечебные сеансы Джуны», — Мн., 1991), — Всего четыре десятка домиков. Она, эта деревенька,, мне дороже всего на свете. Я и теперь там часто бываю…
— Деревня всегда верила в колдунов, ведьм, домовых. К чему ближе Джуна — к науке или колдовству?
— Деревня и сегодня верит. И, видимо, неспроста. Ну в самом деле, почему, когда иной умирает, лопается зеркало, останавливаются часы? Слово «ведьма» происходит от «ведать», «знать». Что я знаю? То, что обладаю энергетическим полем, которое ученые обнаружили у всех живых организмов. В этом поле практически есть все известные физике формы энергии.
Только у одних людей поля более сильные, у других слабые.
В нашем селе бытовали обычаи и верования, уходящие в глубокую древность. Я, например, до сих пор, когда наливаю кипяток, говорю: «Шимы алла!» («Во имя Бога!»). Я как бы напоминаю тем невидимым существам (если хотите, духам), которые могут оказаться под струей горячей воды, что не забываю о них. Так учили меня родители.
Древняя Месопотамия, на землях которой селились воинственные ассирийцы, гордилась своими врачами, находившимися под покровительством бога медицины Нингишзидда (он изображался в виде змеи, обвивающей жезл, — эмблема, сохранившая свою символику и поныне). Даром исцеления были наделены и другие боги ассиро-вавилонского пантеона. И среди них была богиня Вау, созидательница жизни. Считалось, что она исцеляет прикосновением рук. Помню, и в моем роду были женщины, которые поклонялись этой богине…
Связь свою с прошлым я ощущала и через прабабушку, которая прожила сто с лишним лет. Сквозь дымку памяти встает передо мной моя прабабушка. Вот она делает какие-то движения руками, гладит, что-то шепчет, а вот берет в руки веточку и делает этой веточкой круговые движения над больным и опять что-то шепчет. Эти яркие картины врезались в мою память. В детстве, играя, я пыталась повторять ее движения, нашептывая или напевая что-то свое, рождающееся в моем воображении. Сколько болезней могла излечить моя прабабушка? Никто не смог ответить на этот вопрос… Но и я, умеющая сегодня многое, до сих пор не знаю, как убрать грыжу, а она это делала. И ее дочь, сестра моей бабушки, тоже лечит грыжу прикосновением ладоней. А что касается моей мамы, то никаким даром исцеления она не обладала, зато очень вкусно готовила…
Предков по отцу, тоже с берегов озера Урмия, я не знаю. Мой отец, Юваш Сардис, в довоенные годы приехал в Советский Союз из Ирана по делам, он здесь женился, осел в нашем селе и проработал всю жизнь в колхозе.
Каждый ребенок берет что-то от отца и от матери, но я, как утверждают родственники, — точная копия своего отца. Для мамы я была излишне странной, ее пугали многие мои выходки, она часто меня наказывала, а отец любил меня безмерно.
Отец иногда мог предсказывать будущее. Однажды, когда он сидел за столом с друзьями, которые были старше его, отец неожиданно сказал, причем сказал серьезно и печально, что ему предстоит умереть раньше, чем им. Друзья отцу не поверили, но так оно и случилось…
Отец понимал меня, как никто. Когда я узнала, что в селе пошли разговоры, будто я «шидда», т. е. ведьма, я сказала отцу, что убегу из дома, но он успокоил меня. Помню, наступила ночь, и отец начал рассказывать мне о звездном небе. Вот тогда-то под крупными и яркими ночными звездами впервые возникло у меня ощущение, что я живу одновременно и на Земле, и на тысячах других планет и никак не могу собрать себя воедино…»
В детстве с Джуной произошел один случай, который мог закончиться для нее трагически. Об этом она рассказала Б. И. Кузику — доктору медицинских наук и парапсихологии (Цит. с небольшими сокращениями по книге Б. И. Кузик. Джуна, Ванга и другие. — М., «Радио и связь», 1995).
— У нас в семье было много детей. Но особенно мне досаждал младший брат. Ему в ту пору было всего два года, и мама заставляла меня смотреть за ним. А мне так хотелось убежать играть со своими сверстниками. Но что поделаешь — брат есть брат. Однажды я несла его на руках мимо глубокого колодца в нашем дворе. И вдруг какая-то неведомая сила вырвала его из рук и с силой швырнула в колодец!.. Я моментально нырнула в колодец. А он глубокий и узкий, повернуться я в нем не могу… Вытолкнула я его ногами из колодца, а сама выбраться не могу. Не знаю, сколько времени я там находилась, думаю минут пять, не меньше. Братишка побежал домой и стал звать маму. Она ничего не понимает, а брат толком объяснить не может, он и говорить тогда почти не умел. Мама выскочила на крыльцо и стала звать меня. А брат подбежал к колодцу и пальчиком показывает — мол, там она. Когда мать поняла, что я в колодце, то упала в обморок. Хорошо, Володя (брат) дома был, он и вытащил меня. И что удивительно! В легких моих и капли воды не оказалось. Да и сознания я не теряла,..
И это не единственное чудо, которое со мной произошло в детстве. Как-то я предсказала землетрясение, но мне в селе никто не поверил. И жестоко поплатились за это.
После землетрясения ко мне в нашем небольшом селе стали относиться плохо. Мальчишки дразнили «шид-дой» — ведьмой по-ассирийски, не давали проходу.
А сколько издевательств я вытерпела, когда училась в народном университете. Никак не могли смириться учителя, что я могу лечить без лекарств. И вот один из профессоров на госэкзамене мне говорит:
— Хочешь получить диплом, сшей рану без иглы и лигатуры.
Ну, думаю, все, пропала. Не получить мне диплома. И вдруг я услышала голос отца. Да, да, не удивляйтесь. Я отчетливо слышала его голос:
— Женюшка, склей. Женюшка, склей.
Я поняла, что надо склеить края. К счастью, рана у больного оказалась резаная, края более или менее ровные. Я начала прижимать их один к другому, а про себя шептать:
— Склеиваются, склеиваются, склеиваются.
Я не могу точно сказать, сколько времени я колдовала над больным. Но края склеились. Это вся государственная комиссия видела. И я получила диплом…
— Джуна, а как Вы в Москве оказались? — продолжает разговор с Джуной Б. И. Кузник.
— Ну, это особая история. Муж мой
