отданный С. А. Обрадови-чу в журн. «Земля и фабрика» (РГАЛИ, ф. 1874).
В стих, проводится параллель между ходом истории и «раститель¬ным царством»: «Лес не передвигается, мы не можем его накрыть, подстеречь за переменою места. Мы всегда застаем его в неподвижно¬сти. И в такой же неподвижности застигаем мы вечно растущую, вечно меняющуюся, неуследимую в своих превращениях жизнь общества, ис¬торию <...> Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней оп¬рокидывают старый порядок. <...> а потом десятилетиями, веками по¬клоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святы¬не» («Доктор Живаго»).
Мороз, — журн. «30 дней», 1928, № 1. Струной вязиги… — сушеная хорда (струна позвоночника) осетровых рыб, употребляемая в пищу.
Ремесло. — Приложение к газ. «Tartu riiklik ulikool» «Русская страница» 26 дек. 1969 г. по автографу (ГНБ, ф. 474, альбом П. Н. Мед¬ведева).
«Мгновенный снег, когда булыжник узрен…» — «Красная новь», 1929, № 5, в подборке под назв. «Четыре стихотворения», куда входили по¬слания «Анне Ахматовой», «М. Ц.» и «Мейерхольдам». — Автограф на форзаце книги «Избранные стихи». Изд. «Огонек», 1929, подаренной Цветаевой (РГАЛИ, ф. 1190), под назв. «Вместо стихотворения (Акро¬стих)»; варианты:
ст. 1: Минутный снег… когда булыжник узрен,
ст. 3: Резвись и тай; Москва, как пончик в пудре,
ст. 9: Ежесекундно можно глупость ляпнуть,
ст. 16 отсутствует.
Акростих—стих., начальные буквы строк которого составляют имя, в данном случае: «Марине Цветаевой». Этот акростих представлял так¬же адресата следующего в журнальной подборке стих, послания («М. Ц.»), шедшего без назв., и позволил нарушить строгий запрет на публикации, посвященные эмигрантам (естественно, за исключением ругательных), с которым Пастернак столкнулся два года назад в связи с печатанием «Посвященья» М. Цветаевой «Лейтенанта Шмидта». Еже-минутно можно глупость ляпнуть, / Тогда прощай охулка и хвала!— На¬мек на слежку и опасность неосторожных высказываний. «А ты знаешь, террор возобновился, без тех нравственных оснований или оправданий, какие для него находили когда-то, — писал Пастернак О. Фрейденберг 10 мая 1928 г. — <...> Я боюсь, что попытка <...> без которой я не могу закончить двух вещей, принесет мне неприятности и снова затруднит мне жизнь, если не хуже».
«Жизни ль мне хотелось слаще?..» — Стих, и поэмы—1965 по авто¬графу, открывающему тетрадь из десяти стихотворений «Второго рож¬дения» весны 1931 г., подаренных 3. Н. Пастернак. Между 2-й и 3-й строфами нотная строка начала Интермеццо Брамса до-диез минор (ор. 117, № 3; в автографе ошибочно «Johannes Brahms op. 115»). Это то самое Интермеццо, о котором идет речь в стих. «Годами когда-нибудь в зале концертной…». Авт. надпись на левом поле против 3-й строфы: «См. 11-ое стихотворение», но вторая половина тетради, начиная с 11-го стих., оторвана и не сохранилась. Вероятно, имеется в виду стих. «Ни¬кого не будет в доме…» (1931), первое четверостишие которого пред¬ставляет собой вариант ст. 9—12 (с заменой одного слова в ст. 11 зим-ний). На правом поле автографа запись: «Побочный вариант. Тревога о Зине (в отн<ошении> Гаррика и о Женичке и Жене. Коджоры. Зина с Адиком на лугу». Надпись относится к более позднему времени, чем весенний цикл, записанный в тетради, и датируется августом 1931 г., когда Пастернак с 3. Н. Нейгауз и ее сыном Адиком были в Грузии (Коджоры), где их не покидало чувство тревоги об оставленных ими Г. Г. Нейгаузе (Гаррике) и Е. В. Пастернак с сыном (Жене и Женичке): Так и нам прощенье выйдет, / Будем верить, жить и ждать. …ночью сборов мне… / Сновиденье в Ирпене? — Имеется в виду эпизод, когда 3. Н. Нейгауз накануне их общего с Пастернаками отъезда из Ирпеня в сентябре 1930 г. быстро помогла им собраться и уложить вещи, что¬бы утром погрузиться на подводу и ехать на станцию. Начало влюб¬ленности Пастернака 3. Н. Нейгауз относила ко времени их возвра-щения в Москву. (Воспоминания. С. 179.)
«Будущее! Облака встрепанный бок!..» — Стих, и поэмы—1965 по ав¬тографу из собр. Е. В. Лидиной, в составе цикла «Гражданская триада», куда входили стих. «Весенний день тридцатого апреля…» и «Столетье с лишним — не вчера…» (1931). Рукопись цикла была послана из Тбили¬си в Москву 6 авг. 1931 г. в редакцию «Нового мира», но из «Триады» были опубликованы только два первых стихотворения. Райское яблоко года, когда я / Буду как Бог. — Стих, построено на сопоставлении пре¬бывания в Коджорах под Тбилиси с первородным грехом Адама и Евы в раю. «И сказал змей жене: <...> знает Бог, что в день, в который вы вку¬сите их (плоды дерева. — Е. Я.), откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3,4—5). Дерево девы и древо запрета. — По Библии: «дерево познания добра и зла» (Быт. 2,9).
На смерть Полонского. — Л. Н. С. 702. — Два автографа (РГАЛИ, ф. 1328), более ранний имеет название и дату; вариант
ст. 4: Взглянул и прошел душегубом.
Вячеслав Павлович Полонский (наст, фамилия: Гусин; 1886-1932) — литературный критик, главный редактор «Нового мира», его понима¬ние и дружба были Пастернаку большой опорой в трудные для него годы. Внезапная смерть Полонского 24 февр. 1932 г. во время его команди¬ровки в Магнитогорск, куда он приглашал и Пастернака, стала для него тяжелым ударом и упреком совести. Я видел — и не уберег. / Узнал — и прошел душегубом. — В стих, отразилось свойственное Пастернаку чув¬ство вины перед утратой близкого человека. Ты дрался — я жил под шу¬мок… — имеется в виду борьба против идеологических перегибов и ра¬зобщенности в литературе, которой Полонский посвятил жизнь.
«Японял: все живо…» — «Известия» 1 янв. 1936 вместе со стих. «Мне по душе строптивый норов…» под общим назв. «Два стихотворения»; варианты:
ст. 6: Двум тысячам лет,
ст. 21: И вечным обвалом между ст. 4 и 5:
Бывали и бойни,
И поед живьем,
Гремел соловьем.
Глубокою ночью, Задуманный впрок
Не он ли, пророча, Нас с вами предрек? между ст. 20 и 21:
Я понял: все в силе, В цвету и в соку, И в новые были Я каплей теку.
— «Знамя», 1936, № 4, в большой подборке под назв. «Несколь¬ко стихотворений». — Автограф Уитни; вариант ст. 21 — как в «Из¬вестиях».
Нехарактерная для Пастернака лапидарность в разработке сюжета и откровенная плакатность выдают заказной характер стихотворения. Через запятую в нем перечисляется весь ассортимент тем и клише де¬журных стихов в газету. В выкинутых строфах автор таких стихов пред¬ставлялся как двойня автора, гремящий соловьем также и по поводу бой¬ни и поеда живьем… И звезды, которых/ Износ не берет. — Подспудно чувствуемая ирония доходит здесь до откровенного издевательства над недавно установленными на башнях Кремля гигантскими хрустальны¬ми звездами, которые, судя по писавшемуся в газетах, должны были про¬стоять тысячи лет, но их очень скоро заменили на другие, рубиновые. Разбирая для сб. 1956 небольшое количество не включавшихся в книги дополнений, Пастернак написал на машин, копии цикла «Нескольких стихотворений», публиковавшихся в «Знамени»: «Искренняя, одна из сильнейших (последняя в тот период) попытка жить думами времени и ему в тон» (Ивинская. В плену времени. С. 95). Стих, было написано в конце 1935 г., незадолго до начала «страшных процессов», когда мно¬гим казалось, что «пора жестокости» прекратилась, когда готовилась конституция, на которую возлагались большие надежды. В февр. 1936 г. в своем выступлении на писательском пленуме Пастернак объяснял, что «в течение некоторого времени» будет «писать плохо, с прежней своей точки зрения»: «Два таких стихотворения я напечатал в январском но¬мере «Известий», они написаны сгоряча, черт знает как, с легкостью, позволительной в чистой лирике, но на такие темы, требующие худо¬жественной продуманности, недопустимой» («Выступление на III пле¬нуме правления Союза писателей СССР в Минске», 1936).
«Все наклоненья и залоги…» — «Знамя», 1936, JSfe 4, в цикле «Несколь¬ко стихотворений». — Автограф Уитни, как два стихотворения, одно — строфы 1—9-я, второе — строфы 10—16-я («Поэт, не принимай на веру…»), под назв. «В наступление»; вариант
ст. 54: Недавний лютик луговой,
— Корректура публикации в «Знамени» с авт. правкой (РГАЛИ, ф. 2587). Первая часть стих, связана с выходом в 1935 г. в Праге сборни¬ка Пастернака в переводе чешского поэта Йозефа Горы (1891-1945):
Boris Pasternak. Lyrika. Praha, 1935. «Переводы Горы меня глубоко взвол¬новали, — рассказывал Пастернак австрийскому журналисту Ф. Брю-гелю. — Когда я стал записывать это ощущение взволнованности в сво¬ем дневнике, совсем непривычно и неожиданно для меня получилась запись в стихах» (Воспоминания. С. 564). Наведаться из грек в варяги… — «Многое в стихах Горы, — записал слова Пастернака Брюгель, — звучит как фразы из древних русских летописей, в которых рассказывается, как в нашу страну пришли стародавние варяги, чтобы проложить торговый путь к грекам». Тебя пилили на поленья… — ср.: «…нравственно уничто¬женный ее (революции. — Е. П.) обличительными крайностями, не раз чувствовал себя потом вновь и вновь уничтожаемым ими, если брать ее дух во всей широте и строгости», — писал Пастернак в «Автобиографии» (1932). …пеньковый гордень… — веревка, корабельная снасть, поддержи¬вающая полотно паруса.
Присяга. — «На ранних поездах» 1943. — Автограф в цикле стихов 1941 г. (собр. М. В. Волосова). При жизни автора не переиздавалось.
Русскому гению. — «Литературная газета» 8 окт. 1941, под назв. «Правда»; варианты:
ст. 1—4: Чего бы вздорного кругом
Вражда ни говорила,
Ни в чем не меряйся с врагом,
Тебе он не мерило, ст. 5-8 отсутствуют,
ст. 21: Пусть сплавы вражьи отлиты,
—Стих, и поэмы-1961 по автографу под назв. «Духу родины»; вариант ст. 21: Пусть у врага винты, болты,
Авт. пометка на полях: «Важно, не вошло в книжки». — Избр.—1985. Т. 2 по экз. машин. 1943 г. в составе цикла «Военные месяцы» под № 15, между стих. «Застава» и «Смелость» (РГАЛИ, ф. 1334). — Машин., под назв. «Русская сила», замененным рукой автора на новое — «Русскому гению», с пометкой: «После 12 страницы книги «На ранних поездах» (то есть в конец «Военных месяцев», после «Старого парка»)». — Вы¬резка из «Литературной газеты» с исправлением назв. на «Дух народа» и ст. 21 (Гос. Музей грузинской литературы).
В. Д. Авдееву («Когда в своих воспоминаньях…») — «Русская литера¬тура», 1966, № 3, по автографу из альбома В. Д. Авдеева (РГАЛИ, ф. 2867). Таланты братьев завершала / Усмешка умного отца. — Сыновья чисто¬польского врача Дмитрия Дмитриевича Авдеева — Валерий Дмитрие¬вич, будущий профессор ботаники, и Арсений Дмитриевич, театровед, — с горячим интересом относились к
