бежал за-юшка по белу снегу…» («Рябину») в «Докторе Живаго».
Копань — деревня. Графская копань — название места, топоним.
С. 205. Агафонов. Ах, разбойник Саша. Я уж думал, не придешь. — Вто¬рой вариант 3-го явления по рукописи. Среди черновых заметок к пьесе есть такое объяснение этой встречи: «Саша сам попросил Агафонова встретиться и поговорить с ним о женщинах, а потом хочет попросить у него денег (Агафонов: У меня никогда в деньгах недостатка не будет)». В другой заметке «Новое к плану» дается разъяснение: «Саша Ветхопе¬щерников просит у Агафонова взаймы денег, тот закладывает для этого в городе свои театральные костюмы. Нагоняй от графа. (Ряженые). Ссора.
Граф [масляные] каганцы на ворвани заменяет лампами с механиз¬мом для накачивания масла. Теперь масло заменяется керосином.
— А что это такое? — Жидкая черная смола.
Для этого (займа) и для разговора о женщинах Саша Ветхопещер¬ников назначает встречу в трактире. Тоже просит подарить ему вышед¬шие из употребления лампы, продает для Саши». О заложенных костю¬мах в одном из набросков картины седьмой есть разговор Агафонова со Зверевой. Предварительные объяснения Агафонова с Сашей «о женщи¬нах» имеются в следующей заметке:
«Когда Агафонов о Глаше (Благовещенье). Саша. Тем более, что ты сам ее этим наградил.
Агафонов. Это неправда. Все от душещипательности, что обо мне распространяют, это легенды, и о графине (Ольге), и о Глаше, и о дру¬гих. В этих сентиментах не грешен. Не люблю об этом говорить. Все это у меня немного по-другому.
Агафонов (не слышит, продолжает). Мало ли что обо мне болтают. Будто (?) мне сестра, будто я графский сын. А одни прозвища, что мне
дают! И не перечтешь. И Петька-Пустельга, и Агафон-провор, и Агаш-ка-удача. Аль я их себе даю. Вот также и эти женские поклепы».
Мышеловка — это просто сценическая сыпь, выступившая на теле трагедии… — мышеловкой называется в «Гамлете» сцена, поставленная Гамлетом и актерами на тему отравления Короля. В черновых записях имеется реплика Саши Ветхопещерникова в ответ на слова Агафонова: «Когда о Гамлете, Саша: Очень хороший разбор. И мысль любопытная. Ее тебе, верно, в бытность твою в Англии подали.
Агафонов. Никогда там не был. Это моя собственная мысль. Я в Париже восемь лет прожил. Вместе с Шишановым и Диадимовой и дру¬гими учился. А в Англии не был. Это моя собственная мысль. А во Фран¬ции Шекспир не в чести».
«Благовествует Гавриил». — Стихира на литии (глас 2-й), поется в канун праздника Благовещения Пресвятой Богородицы: «Благовеству¬ет Гавриил Благодатней днесь: радуйся, Неневестная Мати, и неискусо-брачная, не удивляйся странному моему зраку, ни ужасайся, Архангел бо есмь. Змий прельсти Еву иногда…»
С. 206. Молитва Богородице «Богородице, дево, радуйся» это, кета-ти, из Луки… — «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою…». Лк. 1, 28.
«И се зачнеши во чреве…» — Л к. 1,31.
«Дух Святый найдет на Тя и сила Вышнего осенит Тя». — Лк. 1, 35.
«Яко не изнеможет у Бога всяк глагол». — Л к. 1, 37.
С. 207. Именины Иоанникия Викентьевича через месяц. — Среди за¬писей к пьесе есть указание, что именины Иоанникия 21 апреля. В окон¬чательном тексте это — Ириней Иринархович Норовцев.
Не твое дело, Петя, стихи сочинять… — в черновых заметках «Раз¬ные вставки» эти слова говорила Зверева после упреков, «что он огорчает графа, а тому вредно волноваться (апоплексический удар, грудная жаба), он чуть в тебя бюстом не замахнул (перечит, не Гамлета, а свое); ну ка¬кой ты театральный сочинитель, не твое дело на стихи бумагу изводить, за Бенедиктовым тебе не угнаться». В. Г. Бенедиктов ( 1807—1873) — поэт, пользовавшийся широкой популярностью в 1830—1840-х гг.
Но теперь о другом. — Этими словами обрывается рукопись картины 8-й, следующее явление печатается по отдельному наброску под названи¬ем «Явление 3-е» (на оборотных сторонах машин. «Доктора Живаго»).
ЛИТЕРАТУРНЫЕ АНКЕТЫ. ВЫСТУПЛЕНИЯ. ОЧЕРКИ (С. 209)
Раздел составляют опубликованные или подготовленные к печати материалы, написанные по заказу редакций газет или журналов, или про¬сто вызванные необходимостью откликнуться на актуальные вопросы времени. В них отразилась литературная и общественная позиция Пас¬тернака, противоречащая стереотипному представлению о нем как о далеком от забот современности «небожителе». Документы этого раз¬дела передают его попытки применить к событиям времени провозгла-шенные революцией идеалы свободы, тогда как эти критерии были уже напрочь откинуты и забыты советской реальностью. Его несогласия с нею основывались на требовании внутренней независимости, которую он отстаивал как общественное право.
Отклики Пастернака на события современности, представленные здесь, вызваны его стремлением поддержать существовавшую еще в 1920-е гг. духовную оппозицию общества воцарявшемуся сервилизму, чему должны были способствовать также писавшиеся в то время его про¬изведения, такие как «Девятьсот пятый год», «Спекторский», «Охран¬ная грамота». Затем наступил период чрезвычайной для Пастернака общественной активности и веры в возможность возрождения свобо-домыслия в 1933—1935 гг. и последовавшее резкое отталкивание от «лю¬доедской» практики 1936—1939 гг. Литературные анкеты и публичные выступления помогают правильному пониманию поэзии и прозы Пас¬тернака, объясняют причины изменения его стиля и поэтики, обуслов¬ленные желанием противопоставить внедрявшимся штампам живое слово правды, сохранить в сознании общества гибнущие ценности нрав¬ственного понимания жизни.
Именно в этом ракурсе надо рассматривать отношение Пастерна¬ка к Сталину. Если в период уничтожения оппозиции, который Пастер¬нак характеризовал как «Гефсиманскую ночь государства», фигура Ста¬лина мерещилась ему в образе «служилой и страшной телесности» лес¬ника из стихотворения «История» (1928), то в стихотворении «Мне по душе строптивый норов…» (1935) выразилась попытка Пастернака «как художника» понять феномен вождя. Предваряя публикацию печатных выступлений Пастернака, следует привести его известную приписку к коллективному писательскому соболезнованию Сталину по поводу смерти Аллилуевой. Она датирует первое желание Пастернака художе¬ственно представить себе стремительно мифологизируемый образ: «Присоединяюсь к чувству товарищей. Накануне глубоко и упорно ду¬мал о Сталине: как художник — впервые. Утром прочел известие. По¬трясен так, точно был рядом. Борис Пастернак».
Удивление, которое вызывает у исследователей обособленность этих слов от общего письма, снимается приходящим вскоре отчетливым пониманием того, что подписывать чужие обращения Пастернак не мог психологически. Писательское соболезнование с припиской Пастернака было опубликовано 17 ноября 1932 г. в «Литературной газете» и позднее стало отправным пунктом множества мифологических толкований и обоснованием того, что Пастернак остался цел во время террора. Нам представляется убедительной точка зрения А. Галушкина, считающего, что «Литературная газета» не входила «в круг регулярного чтения Ста¬л и на» и что в те дни ему вряд ли было дело «до соболезнований, кото¬рыми были заполнены газеты и журналы» (Сталин читает Пастернака // В кругу Живаго. Пастернаковский сборник. Stanford, 2000. С. 39-40).
Что такое «СОЛО»?(С. 210). — «Вечерняя Москва», 10 апр. 1924.
«СОПО» — Всероссийский союз поэтов, был организован в 1918 г. под председательством В. В. Каменского, В. Я. Брюсова и Г. А. Шенгели. Профессиональный союз объединял поэтов разных направлений и школ.
Пастернак был членом-учредителем Всероссийского профсоюза писателей и членом президиума профсоюза поэтов, но не был сторонни¬ком разделения писателей на два профсоюза. Осенью 1928 г. на фоне происходившего объединения разных литературных группировок даль¬нейшее существование СОПО, в который входило 150 человек, подверг¬лось сомнению, и союз был вскоре ликвидирован. Против создания отдельной секции поэтов в составе нового, организованного в 1934 г., Союза писателей (Пастернак входил в правление) он решительно про¬тестовал.
В конце жизни он так вспоминал об этом, в общих чертах опреде¬ляя свое отношение к «профессии поэта»: «Какже непоследовательна в таком случае моя деятельность, скажете Вы, — но я никогда не утверж¬дал себя «поэтом» (это слово очень годится на обертки к туалетному мылу, и в русской практике я не люблю его), я много думал, писал прозу и занимаюсь ей, я многим занимался в жизни и до такой степени был противником образования секции поэтов при Союзе писателей, что даже спорил поэтому вопросу с Горьким» (письмо М. Г. Ватагину 15 дек. 1955).
Автобиография (С. 210). — сб. «Писатели. Автобиографии и порт¬реты современных русских прозаиков» под ред. Вл. Лидина. М., 1926, без назв.
Марина Цветаева писала Л. О. Пастернаку по поводу этой замет¬ки: «…Позвольте сказать Вам, что Вы, несомненно, счастливейший из отцов, ибо сын Ваш делает Вам честь. Не так давно в сборнике произве¬дений современных поэтов я прочла его автобиографические заметки, начинающиеся словами: «Многим, если не всем, обязан отцу, академи¬ку Леониду Осиповичу Пастернаку, и матери…» Если Вы помните (чего явно не помнил Ваш сын, когда писал эти строки) — так начал свою книгу «Наедине с собой» Марк Аврелий. В наше время (которое нена¬вижу), когда каждый птенчик, выпавший из гнезда, считает себя сле¬тевшим с неба, подобная исповедь в полном смысле слова неслыханна и лишь подтверждает высокое происхождение автора. Истинная ве¬личина никогда не приписывает себя — самой себе, в чем она, без сомне-ния права. Отец земной или отец небесный, это всегда вопрос сынов-ства» («Новый мир», 1969, №4). Марк Аврелий (121—180) — римский император, представитель философского стоицизма.
Что говорят писатели о постановлении ЦКРКП(б) (С. 211 ). — «Жур¬налист», 1925, № 10 (26), октябрь; без назв. в разделе откликов писате¬лей на Резолюцию ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 г. «О политике партии в области художественной литературы».
Резолюция явилась первым в советской истории документом откры¬того руководства партии литературой и определяла современный этап развития общества как «культурную революцию». Отмечая рост новой пролетарской и крестьянской литературы, партия, однако, в первых же пунктах резолюции предупреждала о сложности хозяйственного процес¬са в настоящий момент, который вызывает в обществе «рост враждебных форм зарождения новой буржуазии» и «тяги к ней интеллигенции», и взы¬вала к продолжению классовой борьбы в жизни и литературе. Получала жизнь старая ленинская формула: «Не может быть нейтрального искусст¬ва». Установление диктатуры пролетариата изменило его задачи от разру¬шения общества к «мирно организаторской работе» и расширению «своего руководства на идеологическом фронте», что сложнее, чем политическая борьба. Политика партии в области художественной литературы должна дифференцировать свое отношение к пролетарским и крестьянским писа¬телям и писателям, получившим в то время название «попутчиков». При этом резолюция отмечала необходимость «тактичного и бережного отно¬шения к попутчикам». Так как гегемонии пролетарских писателей еще нет, партия должна «помочь им заработать это право», одновременно «охра¬няя» их «от комчванства и пренебрежительного отношения к наследию». В задачи критики входит «осторожность по отношению к прослойкам», необходимость, «не сдавая позиций коммунизма, изгнать тон литератур¬ной команды». Партия признает, что предоставление «монополии нали-тературно-издательское дело какой-либо группе» может «погубить лите¬ратуру» и, отказываясь от «попыток административного вмешательства в литературное дело», считает возможным путем необходимого подбо-ра руководящих лиц «обеспечить тактичное руководство». Последним, 16-м пунктом резолюция отмечает «необходимость правильного разгра¬ничения критики от художественной литературы, которая должна да¬вать литературную продукцию, используя материал современности».
Почувствовав в этих тезисах программу на будущее, Пастернак останавливается
