в ранних книгах, в «Ante Lucem»:
1) Живописанье природы отвлеченными и общими слова¬ми из пушкинского словаря является шагом назад не только после Фета и Тютчева, но даже и Лермонтова.
2) Гамлетизм — натурально-стихийная, неопределившаяся и ненаправленная духовность (Песня Офелии. См. 34 листок).
<1.> В дальнейшем воздушность и одухотворенность опи¬саний природы укрепляется
а) суженьем круга, нахожденьем круга тем, где этот характер изображенья уместен и даже, более того, единственно реалис¬тичен (переходные тона весны и осени, зимняя мгла, сумереч¬ная и вечеровая мягкость, — краски русского севера и русского неблагополучного города).
б) С момента, как эта манера начинает попадать в истин¬ную цель, система этих образных и речевых предрасположений начинает бурно развиваться как своеобразный Блоковский им¬прессионизм. Здесь именно рожденье творческой личности Бло¬ка, его миссии, его поэтического мира. Полное и инстинктив¬ное созвучье времени — одновременность.
2. В начале ненаправленный Гамлетизм душевно, идейно в мировоззреньи сужается, уточняется с созреваньем самой жиз¬ни поэта и тут встречается с превращеньями, происходящими в обществе накануне революции 1905 г. Творчески этот диффе¬ренцирующийся Гамлетизм ведет к драматизации всего Блоков-ского реалистического письма (всегда событья, таинственность, французское passй historique1: «Старуха гадала у входа».
Опять-таки угадка и находка образа мысли в эпоху преиму¬щественно историческую, изобилующую народными движенья¬ми, уличными происшествиями, не бытовую, но событийную.
Есть момент во внутреннем строе Блока и в ходе его разви¬тия, когда до истинного и плодотворного [совпаденья] наложенья
1 исторически прошедшее время (фр.).
этих сближающихся и взаимно определяющихся в сечении кру¬гов — круга действительной жизни его дней и круга своеобыч¬ных сил и средств, с которыми вступил Блок в поэзию, — место реальных задач в его воображении занимает общесимволистская школьная схематика. Стихотворенья этого типа надуманны и вымученны у Блока. Это преждевременные или заблаговре¬менные его упражненья на одноименные темы ложной глубины, по прошествии некоторого времени становившиеся правдиво биографическими у него.
Можно сказать, в отстояньях и сближеньях дара и жизни, взаимотяготенье и свеченье которых составило астрономию Блоковского творчества, [обязательный] символизм был треть¬им телом, прошедшимся по всем тем путям Блоковской духов-ности, в которые впоследствии вступила жизнь, символизм (школьный и схематический) был теоретическим затменьем Блока накануне жизненного просветленья. (Будущий святой демонизм Блока и анархическая широта взгляда.)
Первые символические части «Стихов о Прекрасной Даме» (II, лето 1901). Условный ландшафт условных ожиданий даже в лучших, отмеченных, выдающихся. Безжизненное и по недо¬статку одаренности вдохновителей: неопределеннотрактуътся под жизнь и тем производит впечатленье, останавливает и играет роль в литературном развитии. Для Блока: упражненья в обри¬совке будущих истинных картин природы и истинных положе¬ний. Страстный рисунок мыслящей, образной или выразитель¬ной энергии.
<Стр.>104.
Неотвязный стоит на дороге, Белый — смотрит в морозную ночь
— первое рожденье нового очень сильного мотива (Незна¬комки) вечернего городского драматизированного пейзажа. «Ночь на новый год», <стр. > ПО— усиленье того же мотива.
Церковные на стр. 113—117 (зима и весна (начало) 1902, IV том). «Сгущался мрак церковного порога», «Там в полусум¬раке собора», «Я укрыт до времени в приделе». Сильное про-никновенье жизни в схему.
<Стр.>130.
Днем вершу я дела суеты, Зажигаю огни ввечеру
— сильное предвестие «Незнакомки».
<Стр.> 134. «Там в улице стоял какой-то дом» — первое стихотворение будущего Блока «Петербургских повестей».
Я и мир — снега, ручьи, Солнце, песни, звезды, птицы…
Приближений, сближений, сгораний
— ритмическая быстрота перечислений. Свое, новый фор¬мальный мотив.
<Стр. > 135,136,137— о реке, белом платье, песке и камы¬ше — зачатки будущего «во рву некошенном».
<Стр.> 146, 147. Начало безлично-тревожного:
Говорили короткие речи,
К ночи ждали странных вестей.
— Метерлинк.
Вообще с лета 1902 (Стихи о Прекрасной Даме, V) начало технически формального мастерства, единство компоновки. <Стр. > 148. Зимний будущий полный Блок —
За темной далью городской Терялся белый лед… Ревело с черной высоты…
и 149
Свет в окошке шатался, В полумраке — один — У подъезда шептался С темнотой арлекин.
Замечательно, что эти зимние петербургские стихи пишутся в августе в Шахматове (то есть в условиях творческого приволья), тематически из другого времени при мысли о будущем переез¬де в город.
Все время чередуются ложное глубокомыслие и многозна¬чительность с примерами быстрой меткости и неподготовлен¬ной наблюдательности. Случаи ложной глубины со «страшны¬ми» общими словами (оккультными или религиозными) ока¬зываются случаями пустоты и незаполненных схем: настрое¬нье расчерчено и разнесено по стиху и только не расставлены подлежащие: «призраки и девы» это именно подставные: имен¬но на эти места становятся затем действительные, «некто» из рабочей толпы, голоса из дали, арлекины, лица окошек, подъез¬дов и пр., «подглядыванье» заполняет эти устойчивые ниши символистического притворного суеверья.
<Стр. > 159. «Она стройна и высока» — «прятки», «подгля¬дыванье».
<Стр. > 161. При желтом свете веселились…
(потом повторяется в нескольких вариантах. <Стр. > 163).
Иногда очень точно, глубоко и хорошо о высоком с точ¬ностью определенья, как, например, о Христе. «О легендах, о сказках, о тайнах» — «Religio» — опять схемы, и отвлеченны, схе¬матичны: «черный раб… в ее нетронутом алькове».
Но «Прекрасную Даму», то есть русскую Богородицу в почи¬тании обрусевшего европейца или офранцуженного дворянст¬ва, или Российской прибалтийской столицы, впитавшей в себя блага нового французского или немецкого искусства, — эту Даму и вообще этот настой рыцарства на Достоевских кварталах Петербурга выдумал Блок, это его поэтическая идея и концеп¬ция, она реалистически уместна, без нее действительность тех лет и мест осталась бы без выраженья. Именно на сдвиге, смеще-ньи и выходе этого образа из схематического контура (очерта¬ния) в церковную окраску она реальна, как реальны, например, отдельные строчки (правдивые выраженья отдельных движений, мыслимых самих по себе и частью вошедших в догматы и мифы).
Сумасшедший, распростертый ниц… Я пролью всю жизнь в последний крик.
(<стр.>167)
Я закрою голову белым, Закричу и кинусь в поток.
(<стр.>170)
Первые стихи «Распутий» — биографическое самоутверж-денье Блока, сознанье единственности своей миссии среди сек-тантско-символистической «вселенскости», «братства», «мы» и т. д.
…один участник встречи, Я этих встреч ни с кем не разделил…
Стою у власти, душой одинок.
(Замечательный серый русский пейзаж — 174 стр.)
Опять о символистах и своем «я» и о «них», — «недоверье».
Вот сидят, погружаясь в дремоту, Птицы, спутники прежних годов… Эти бедные сонные птицы… Удрученные снами бессилья.
Песня Офелии — отнести к ранним. <Стр.> 176. «Я изнуренный и премудрый» (будущий) мо¬тив «В туманах, над сверканьем рос». <Стр.> 177,178, 179.
1. «Голос» — схема, оживленная энергией стиха и слога.
2. «Я буду факел мой блюсти» — схема, оживленная тесно¬тою намеренно сдвинутых, друг на друга наложенных образов.
3. «Мы всюду, мы нигде. Идем» — схема, почти распавшая¬ся под притоком действительного и живого содержанья. Сти¬хотворенье, драматизированное почти действительным появ¬лением, удалением и исчезновеньем чего-то. Реалистичность выражений:
Теперь не может быть и речи, Что не одни мы здесь идем, Что Кто-то задувает свечи.
Для будущих сопоставлений и соображений: формальное: нестерпимость у других, например, в нынешней версификации, откровенно формальных рифм, как: чаще — чаще, рос — рос, или начинающихся (впоследствии усиливающегося) ослабле-нья рифмы и перехода к ассонансам: заставки — лампадки; по¬золоты — кроткой, — и эстетическая действенность может быть даже повышенная этого у Блока и молодого Маяковского. При¬чина: глубокие мировоззрительные источники и резервы, под-держивающие всю систему образов и законы формы у обоих; внутренние константы, постоянные, повторяющиеся за всеми варьяциями и присутствующие в виде обязательной составной части содержанья.
Глубина содержанья, разработанная с тем же совершенст¬вом, как изощренность техники. Гармония обоих элементов, мыслимая только при этих данных, потому что дающая музыку даже при разнозвучии. (Поэтому неряшливость нынешней фор¬мы при пустоте нынешнего содержанья несносна.)
<ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ. ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ. ПОМЕТКИ НА ПОЛЯХ>
«Сонет к форме».
Есть тонкие властительные связи Меж контуром и запахом цветка. Так бриллиант не видим нам, пока Под гранями не оживет в алмазе.
Так образы изменчивых фантазий, Бегущие, как в небе облака, Окаменев, живут потом века В отточенной и завершенной фразе…
— Пройдено впоследствии.
Очень хорошо. Несомненно переработано впоследствии. Основание прелести. Сравни с 71 о вариантах.
Мы встретились с нею случайно, И робко мечтал я об ней, И долго заветная тайна Таилась в печали моей…
— Хорошо изложено. Общелитературные достоинства син¬таксиса.
Мечты, как лентами, словами Во вздохе слез оплетены…
Мрачной повиликой
Поросли кресты,
А внизу цветы
С красной земляникой…
«В саду».
Не дремлют тени, Не молкнет сад; Слова сомнений — Созвездий взгляд…
— Аналитическая, словесная детализация. У Блока эпите¬ты из наблюдений. Растущее познанье.
«Встреча после разлуки». — Словарность. Вспомнить возра¬жения о Swinberne (?) в одной из статей Hopkins’a, где заслуга самого словаря в отношении рифмы. Такая же случайность
«тем», отдельных лишь благодаря словарной отдельности поня¬тия «сладострастье», «любовь», как теперь «твердость», «родина».
Я шел один: дремали изваянья Немых домов и призраки церквей; И думал я, как лживо ожиданье.
— хорошо.
Сокровища, заложенные в чувстве,
Я берегу для творческих минут,
Их отдаю лишь в строфах, лишь в искусстве…
Дитя, прости обманы поцелуя, Я лгу, моля, твердя «люблю», я лгу. Нет, никого на свете не люблю я, И никого любить я не могу!
— Входящие и исходящие, отчетность по поводу плоско и ложно теоретизируемой «любви». «Тема», между тем как у Бло¬ка проходящий <вихрь> созидательной силы, созидающей харак¬тер, поэтику. (Синтетическое познанье.) Но вдруг (отмеченные строки) и поразительная содержательность дальше. Блистатель¬ное знанье механики эгоизма.
«Измена».
Тяжелые капли текут по стеклу, Мерцания в лужах, дождливо, туманно…
Деревья бульвара кивают из тьмы, Пролетки по камням грохочут бесшумно.
— И все-таки временами некоторая неестественность син¬таксиса, специально-символистско стихотворного, как у Соло¬губа и Вяч. Иванова. Несвободная, неразговорная речь. Сравни непредвзятость Блока.
«Все кончено». — О «личности». Драматическая, историче¬ская, историей поглощенная личность, а не эгоистическая, замкнутая, самоудовлетворенная. Не личность, а звено в тра¬диции личностей в истории. Новая история общества в малом масштабе, на короткой дистанции и большой традиции лично¬стей, идущей от пророков и Голгофы и порываемой христиан¬ством и культурой.
Мыс тобой разошлись навсегда, навсегда! Что за мысль несказанная, странная!
Без тебя и наступят и минут года, Вереница неясно туманная.
— хроника.
«Никогда мы не будем вдвоем, — я и ты…» И на грани пред вечной разлукою Я восторгов ищу в тайной муке мечты, Я восторгами сердце баюкаю.
— Пушкин, Шевченко, Лермонтов, Вольтеризм. «В ночной полумгле».
Но чу! Что за шелест лиан? Опять вау-вау проказа? Нет, нет! Два блестящие глаза… Подруга! Мой лук! Мой колчан!
— Отрицательно. Интересно, до чего доходит чепуха: «Опять вау-вау проказы». Отсюда распространилось географи¬ческое вранье и произвольность, книжные выдумки.
«На журчащей Годавери» — Отрицательно «С кометы» — Отрицательно. «Моя мечта».
Ей чужд покой окованных рабынь
— Опять вздор и попутный язык. Алгебра слов, алгебра тем, случайные minima подлежащие и сказуемые.
«Туманные ночи».
Вся дрожа, я стою на подъезде
Перед дверью, куда я вошла накануне,
И в печальные строфы слагаются буквы созвездий…
— Вот, может быть, его символическая «изложенность». Как у романтика-прозаика.
NB. Все это — холод поисков и удача определений от ран¬ней преждевременной совершенной техники, как у лицеиста-вольтерианца Пушкина.
«Одна».
Даже с мерцаньем лампады Борется светом луна.
Даже и в девичьей спальне Помнится дремлющий сад.
