миросозерцание, чуждо Чехову и по натуре его слиш¬ком аналитической и меланхолической… Не нужно знать ин-тимную биографию Чехова, чтобы видеть, что поры так назы¬ваемого идейного брожения он никогда не переживал.
Он относится безусловно насмешливо к «людям шестиде¬сятых годов», к увлечению земством и т. д….
Это общественно-политическое безразличие и дает ему ту объективную жесткость, с которой он обрисовал российских нытиков.
Лишенный всякой тенденции, став летописцем и бытопи¬сателем духовного вырождения и измельчания нашей интелли¬генции, Чехов сам не примкнул ни к какому определенному направлению.
В беспощадной правде Чехова только частное проявление его пессимистического взгляда на людей.
1950-е гг.
МЕЛКИЕ ЗАПИСИ
ИЗ АЛЬБОМОВ А. Е. КРУЧЕНЫХ
* * *
Ловец на слове А. Крученых заставляет записать случайное воспоминание. В 1915 году летом одному моему другу, тогда меня не знавшему и замышлявшему самоубийство молодому поэту, встретив его в покойницкой у тела художника Мак<си-мовича> и разгадав в нем кандидата в самоубийцы, сестры Си-няковы сказали:
«Бросьте эти штучки! Принимайте ежедневно по пяти ка¬пель Пастернака»
Так П<етровский> познакомился со мной и Синяковыми.
27 марта 1926
* # *
Узнал, что предполагается выпустить избранного Крученых. Приветствую это начинанье.
Среди многих поэтических попыток дать искусство син¬тетическое, человечное и содержательное, часто ложных и не¬удачных в большинстве, приятно и полезно будет появленье этого творчества с откровенно ограниченными задачами, но зато всегда мастерски разрешаемыми. Приятно, в одинаковой мере как в свободе отложных и неосуществляемых притязаний, так и в показе того, до каких пределов может быть дана матерьяли-зация в слове, элемент, обязательный для всякого творчества, и более широкого.
Крученых — крайность, но крайность добротная и поучи¬тельная.
Б. Пастернак
23 ноября 1932
НАДПИСИ НА ФОТОГРАФИЯХ
К портрету работы Л. О. Пастернака 1922—1923 гг.: Когда я ездил в Берлин, отец, по имевшемуся у него эскизу к картине «Поздравление» (1916), дорисовал меня, причем тоже наспех, я помню, что сидел минут двадцать. По этому же порт¬рету была сделана отцом литография, снимок с нее помещен в «Двух книгах», 2-е издание.
Б. Пастернак
К фотографии на террасе:
Всеволодо-Вильва Пермской губ. начало 1916 г. (февраль-март).
Алексею Крученых на добрую память об одном из лучших времен моей жизни. К сожалению его (тебя, Алеша) тогда там не было.
А потом это место стало довольно-таки трагичным и опас¬ным и хорошо, что и я его покинул.
Б. Пастернак На групповой фотографии 1924 г.:
Когда Маяковского в Париже спросили: «Ну, а как Пастер¬нак…?» — он ответил: « — Провожал меня. — ».
Попутно свидетельствую (из того же источника), что по¬эма «Хорошо» произвела там на слушателей потрясающее и не¬изгладимое впечатленье, как это бывало с первоначальными вещами М<аяковского>, и представители левейшего крыла эмиграции (евразийцы) были счастливы пожать руку этому пер¬вому мировому пролетарскому гению (собственные слова одного из них, до меня дошедшие). Чувства последнего разделяю, — с вечною растравой для чувств к Маяковскому неизбежной.
Б. П.
К силуэту H. Н. Вильяма:
Коля Вильям. Один из ближайших мне людей в СССР. Друг. Умница. Талантлив. Блистательно перевел для юбилейного из-данья юношескую драму Гете «Сатир».
Л ноября 1929 На фотографии H Асеева:
Замечательная фотография, достань и подари мне, Алеша. От¬чего эта вечная натянутость между мной и Колей? Он так много для меня сделал, что может быть, даже меня и создал, — и те¬перь с основанием в этом раскаивается. Как же сожалею обо всем этом я сам!
Но все это совершенные пустяки в наше время нескольких сытых (в том числе и меня) среди поголовного голода. Перед этим стыдом все бледнеет. Оттенков за этим контрастом я уже никак не вижу, а Коля их различает.
13 декабря 1932. Москва. Б. П.
* * *
Рад подтвердить на страницах твоего альбома, Алеша, что ни¬когда книг с автографами Маяковского не продавал и, навер¬ное, никогда не дойду до этого.
7 апреля 1939
О 13-м ЧИСЛЕ
13-го числа марта месяца стоял рядом с Крученых, душа кото¬рого бессмертна, как у каждого у нас, и удивлялся глупостям, которые он мне предлагал сделать.
Не Не Не
Я страшно туп. Когда, Алеша, ты мне подсовываешь бумажку, я никогда не бываю способен выразить на ней всего того, что чув¬ствую по отношению к тебе или тем общим друзьям, о которых заходит речь. Мне больно, что в последний раз это коснулось такого замечательного человека, как Уразова. Ей нельзя писать безразличных пустяков, а именно это я часто и делаю. Мне очень хочется поговорить с ней или ей написать. Письмо ее мне мно¬го сказало и произвело большое впечатление. 18марта 1945. Б. П.
В городской усталости. Как вы здесь, бедные, можете жить во всех этих ветрах и метрах.
Б. П.
Не Не Не
В Алешину коллекцию в качестве памятки: сегодня 26-го но¬ября 1945 г. утром почти одновременно или одно вслед за другим
1) мне доставили из Лондона меня прозаического по-анг¬лийски;
2) Крученых сообщил мне о пропаже самого для меня до¬рогого, многочисленных писем Марины ко мне.
Я записываю это на одной из открыток с гравюрами старо¬го Лондона Вячесл. Голара из серии, подаренной и присланной мне Мариной из Лондона в апреле 1926 г., когда она была там, и куда я попал спустя 9 лет дня на 3 на 4 на обратном пути с анти-фашистского съезда в Париже.
На хранение Алеше.
Б. П.
Не Не Не
В 22-23 гг. (зимой) я был в Берлине, а Цветаева в Праге. Тогда я уехал из-за границы, не повидав ее. В последующие годы я не¬сколько раз собирался за границу, в особенности решительно и серьезно в начале 1926 года, после связи, установившейся у меня и у Цветаевой с Р. М. Рильке, незадолго до его смерти.
Но из предполагаемых моих поездок ничего не выходило, и за границею я Марину Ивановну увидел лишь в Париже в июле месяце 1935-го года, на антифашистском съезде, куда я приехал больным (у меня была полугодовая бессонница, почти на гра-нице душевного заболеванья). Тогда с М. И. и ее семьей я встре¬чался ежедневно.
Б. П.
26 ноября 1945 Не # #
«Посвященье» в дальнейшем не воспроизводилось и может даже считаться снятым. Лейтенант Шмидт около 1905 года был пред¬метом детского и юношеского преклонения Марины Цветаевой. Это вызвало посвященье.
Автор, пользуясь материалами того времени для своей по¬эмы, подходил к ним без романтики и реалистически, видя в задаче обеих поэм («Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт») картину времени и нравов, хотя бы и в разрезе исто¬рико-революционном. Поэтому, когда документы, наряду с высотою и трагизмом материала, обнаруживали черты ограни¬ченного ли политического фразерства, или по иному смешные, автор переносил их в поэму с целью и умыслом, в сознаньи из самообличающей красноречивости. Снабжать их комментари¬ем ни с какой стороны было невозможно. Но без объясненья некоторая ирония № 3 («Письма о дрязгах») и в особенности «Мужского письма» (№ 6), по мнению автора, совершенно прозрачная (тон интеллигентской хвастливости), осталась непонятой большинством и даже людьми такой смысловой восприимчивости, как Цветаева и Маяковский.
Обязательная приподнятость в трактовке героя и героиче¬ской стихии предполагалась настолько сама собою, что наме¬ренная и умышленная психологическая и бытовая пошловатость и обыденщина некоторых частей поэмы была оценена как недостаточная их проникновенность, как нехватка пафоса и неудача.
Это расхождение в понимании тона поэмы решило судьбу ее последней редакции (она была сжата в 1 ‘/2 раза) и оставило в неопределенности посвященье, сделав его, может быть, излиш¬ним. В переписке автора с Цветаевой 27-28 годов есть разговор на эту тему.
Есть письма, в которых Цветаева выражает мысль, что пи¬сать «Шмидта» было напрасным усилием, потому что все рав¬но опять скажут, что вот мол интеллигент возвеличил интелли¬гента и ничего этим не будет доказано. Очевидно, уже и тогда М. И. понимала половину того, что нам приходится делать, как попытку самообеленья или реабилитации нас, вечно без вины виноватых, — знак ее проницательной трезвости в такие еще сравнительно ранние годы нашего двадцатилетья и из такого далека!
В отдельном издании 1-й части Лейтенанта Шмидта авто¬ром были выкинуты «Посвященье», «Письмо о дрязгах» и «Муж¬ское письмо». Существа дальнейших сокращений (частей 2-й и 3-й) автор не помнит. Поэма печаталась в «Новом мире» в 1926 г. полностью.
1946
НАДПИСЬ НА ТЕТРАДИ СТИХОВ ЛИДИИ ТОЛСТОЙ
Какие хорошие стихи! Подарите мне тоже экземпляр, потому что я прочел их второпях.
Я пишу роман о русской жизни после Чехова, который будет для меня иметь такое же значение, как когда-то Сестра моя жизнь. Там один человек будет писать стихи. Вот — о Гам¬лете.
Вот я весь. Я вышел на подмостки, Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске Все, что будет на моем веку.
Это шум вдали идущих действий. Я играю в них во всех пяти. Я один. Все тонет в фарисействе. Жизнь прожить — не поле перейти.
Будьте здоровы и кланяйтесь маме и мужу. Мысленно присутствую у вас на праздновании Алешиных именин.
Б. Пастернак
21 февраля 1946
# # #
Я рассказывал Алеше Крученых, как сосредоточивает настоль¬ная лампа и как рассеивает верхний, потолочный свет. Я сказал ему, что иногда у меня такое чувство, будто на столе у меня под абажуром находится все то, что я должен описать: город с ули¬цами и движущимися по ним людьми.
Крученых сказал: «Смотри только не попади там под ма¬шину».
Мне это показалось очень остроумным, я до сих пор в вос¬торге от такого предупреждения.
Б. П.
31 декабря 1947
* # *
Летом 1954 года я переделал весь перевод Фауста в корректуре по собственному побуждению и наперекор Госиздату, который торопил меня и препятствовал этой переделке.
Б. Пастернак
16 апреля 1954
ИЗ«ЧУКОККАЛЫ»
Мы все относимся к съезду один положительнее другого. Я от¬ношусь к съезду положительно.
Борис Пастернак
В ГАЗЕТУ «ИЗВЕСТИЯ»
В прошлом году вперемежку с переводами грузинских поэтов работал над прозой. Не знаю точно, что буду делать в 1936 году, но, конечно, буду работать.
Декабрь 1935
В «ЛИТЕРАТУРНУЮ ГАЗЕТУ»
[Я напишу в этом году первую часть романа. Роман будет в трех частях. Я не знаю еще, как он будет называться. Первая часть будет о детях.]
Борис Леонидович, можно это напечатать в общей сводке «Что напишут советские писатели в 1938году?»
Е. Пельсон
Если можете, прибавьте к этому подробности. Нет, нельзя.
Ничего не надо, прошу Вас. Это вопрос не государствен¬ный, и я не понимаю настойчивости газеты. Напечатайте отры¬вок, а разговоров о том, чем мы собираемся осчастливить мир, я, вообще говоря, не люблю, прошу избавить меня от этого при-нужденья.
Декабрь 1937
Как наверное, Ольга Форш и Вы. И Паоло. Олеша тоже относится положительно. Положительно, — относимся.
22 августа 1934
НА ОТДЕЛЬНЫХ ЛИСТКАХ И В ЗАПИСНОЙ КНИЖКЕ
* * *
Переводчик готовил работу о Шекспире, Ап. Григорьеве, Островском, Блоке, которую он думал предпослать переводу в качестве предисловья. Но его предположенья разошлись со сроками.
Выпуская Гамлета в несколько ином виде, чем он был напечатан в 5-6 № журнала Молодая Гвардия за 1940 год, он действует под [давленьем необходимости] влияньем
