из зри¬тельного зала вправо, по направлению к банкетной. Военные высших чинов, шляпы в руках, парадные мундиры, шпоры и аксельбанты, дамы в вечерних туалетах. Обрывки восклицаний и разговоров. «Бесподобно». «Хорошо подобранная труппа». «Состав императорских театров в Москве и Петер¬бурге тоже, я слышала, скуплен с бору да с сосенки по разным имениям». «Скажите, ma tante, а играют ли у нас в России артисты из свободных, не крепостные. Нет, я не смеюсь, ей-богу, какой тут смех!»

Вскоре в толпе начинают появляться смешавшиеся с ней исполнители и исполнительницы второсте¬пенных ролей, статисты и статистки в классических костюмах никогда не существовавших античных пастухов и пастушек. Вскоре, подмытые и унесенные толпою, движущейся вправо, в ней растворяются и пропадают из комнаты Кукины, граф и Кубасов. Вместе со вновь прибывающими из зала в их гуще в комнату входит актер Петр Агафонов. Он недоволен, расстроен, отвлечен в сторону чем-то своим, никому не ведомым. Ему кивают, знаками выражают умиление, восторг, участие. Изо всего этого он не замечает ничего или очень мало, что тут же обнаруживается из его ничуть не деланного, крайней рассеянностью объяснимого «своя своих не познаша» с княжной Лидой Рокшанской.

Лида Рокшанская. Как я рада за вас, Пьер.

Агафонов. Когда опять к нам приедете?

Княжня Рокшанская. Господь с вами, Пьер. Куда уезжать мне, откуда приезжать? Я год безотлучно в Пятибратском. За¬чем вы делаете вид, будто не узнаете меня?

Агафонов. Как не узнаю. Вы княжна Лидия. Я страшно устал, княжна. Приезжайте к нам поскорее и почаще.

Княжня Рокшанская. Вы просто-напросто хотите довести меня до слез, Пьер. А меж тем много ли у вас таких верных друзей, как я. Я знаю, чьи это проделки. Графиня Софи хо¬чет поссорить нас. Агафонов. Напротив. Я всегда вам так рад.

Княжна исчезает в толпе.

О будь я свободным! Я тотчас со Стешей, с Катей Ланту-хиной, с Сашей Ветхопещерниковым, учителем, да с двумя-тремя лучшими актерами махнул бы в Питер. Там бы мы свой театр основали. Деньги, люди, связи нашлись бы, успех был бы на нашей стороне, счастье бы нам улы¬балось.

Входит слева дочь графа Софи Норовцева.

Софи. Пьер, я так рада за вас. Но об этом потом. Спешно требуется ваша помощь. Папа опять там из себя выходит. Пойдемте, урезоньте его. Вы действуете на него так бла¬готворно.

Уходят.

В комнату входят председатель уездной уголовной управы Чубасов, правитель театральной конторы Алексей Александрович и начальница костюмерной Галина Николаевна.

Галина Николаевна. Мы не утомили вашего превосходитель¬ства нашим присутствием. Мы, наверное, их превосходи¬тельству надоели, Алеша.

Алексей Александрович. Я тоже так полагаю.

Чубасов. О, напротив. Очень, очень полезные сведения. Кое-что я счел долгом записать, как вы имели случай заметить. Вот ваш карандаш. Он мне больше не нужен. Благодарю вас.

Галина H иколаевна. Простите за назойливость, но так уж я от природы откровенна. Я вдова офицера. Мой муж убит на дуэли. Скажу больше. Его оклеветали. На него легла тень незаслуженного позора. Он вынужден был застрелиться. И что же. Это не восстановило меня против остального об¬щества. Народ, интересы государства для меня выше лич¬ной пользы и всегда на первом плане.

Чубасов. Очень похвально. Очень похвально.

ВТОРОЙ ВАРИАНТ КАРТИНЫ 7-й

Дворец графов Норовцевых в Пятибратском. В ниж¬нем этаже вдоль фасада идет анфилада проходных комнат с ковровою дорожкой через все. В правом кон¬це их находится танцевальная зала дворца, в левом — большая банкетная. Одна из комнат анфилады. Окна в парк. Ночь. Зима. Два-три фонаря на дворе. В усадебном театре в чаще парка идет и близится к концу драматическое представление, в танцевальном зале внутри дворца происходит балетная репетиция, которая тоже с минуты на минуту должна кончиться.

В неполно освещенной комнате Дрязгин и Дрязгина, стоя и не сходя с места, то поглядывают в окно в глубь темноты парка, то краем уха прислушиваются к шуму в зале, дожидаясь конца спектакля и репетиции.

По половику анфилады ровным шагом, как по линейке, расхаживает судебный следователь из города Платон Стратонович Курбасов. Он ходит по анфиладе взад и вперед из конца в конец, и когда проходит по комнате, где стоят Дрязгины, они почтительно сторонятся с коврика, давая ему дорогу, и потом опять занимают прежние места.

Дрязгина (по проходе Курбасова из правой двери елевую). Какой высоченный. Нагибается по привычке под притолоками, хотя не достает до них головой.

Дрязгин. Он из военных. Страшный человек. Покойного госу¬даря министров любимец. Всем в уезде ворочает.

Дрязгина. Его на спектакль не звали. Я сама расписывала при¬глашения. Зачем он из города? Не к добру это.

Курбасов (следуя из левой двери в правую, кДрязгиной). Ты кто?

Дрязгина. Начальница костюмерной, ваше превосходительство.

Курбасов (к Дрязгину). А ты?

Дрязгин. Управитель репертуарной.

Курбасов. Шут вас подери, с вами голову потеряешь. У других лен, пенька там, свекла какая-нибудь, а тут одни лампио¬ны и помада. Графовы дворовые?

Дрязгин. Никак нет, ваше превосходительство. От рождения вольные. По вольному найму.

Курбасов. Приношу извинения. Знал бы, не стал тыкать. Имена?

Дрязгин. Дрязгины, Харитон Онуфриевич и жена Ксения Алек¬сеевна.

Курбасов. К <черту> батюшков ваших. Харитон и Ксения. Обойдемся без отчеств. (Проходит в правую дверь.)

Дрязгин. Он хочет попасться графу навстречу нечаянно. Он спрашивал, по какой граф пройдет дороге. Неприятное, го¬ворит, дельце.

Дрязги на. Наверное, страсти бабкины столетние. Неужели что-нибудь новое. Конца нет этим разбирательствам.

Дрязгин (взглянув в окно). Похоже, расходятся. Тогда и репети¬ровать перестанут. Как в банкетной?

Дрязги на. Дворецкий сказывал, все готово. На полтораста пер¬сон сервировано, как приказано. Много гостей именитых. Адъютант его императорского высочества, французский пу¬тешественник проезжий.

Дрязгин. Дюма.

Дрязги на. Да, господин Дюма. Дружок пустельге нашей. Сам как Агашка-удача, играет и пишет. Померещилось тебе. Не видать в окно, чтобы расходились.

Дрязгин. Видно, ошибся я.

Курбасов (возвращаясь из правой двери). И много у вас, скажи, Харитон, лесу этого?

Дрязгин. Не мерили, ваше превосходительство. Конца нет. Го¬ворят, опушка в другой губернии.

Курбасов. Парк тоже заглох порядком. Я два действия посмот¬рел, не усидел. А как сюда шел из павильона, только один двор пересечь, а чуть не заблудился.

Дрязгина. Вот к весне крытые портики построят, легко будет переходить. А когда фейерверк и иллюминация, все как днем видать.

Курбасов. Молчи, не спрашивают тебя, Онуфрия.

Дрязгина. Ксения, ваше превосходительство.

Курбасов. То бишь дебри изрядные, пардон, Ксения.

Дрязгин. Необозримые урочища.

Курбасов. Зато и гнездо известное разбойничье. Тем и просла¬вились.

Дрязгин (крестится). Что вы, что вы, ваше превосходительство.

Курбасов. Даты что переполошился. Небось не повесим. Позд¬но. Стеньки, Стеньки Разина старина глубокая, государыни Екатерины голубушкино время.

Дрязгин. Мало ли что сказывают, не к ночи будь помянуто. Гово¬рят, три раза горело Пятибратское. Подожгли.

Курбасов. Подожгут в четвертый. (Проходит елевую дверь.)

Дрязгин. Куда это он слова закидывает? Все обиняками какими-то, что тут скрывается. Граф ли не в меру высоко по делам своим вознесся? По всей Руси, сама ведь знаешь, чтим. Ну — освобождение крестьян, губернские там всякие ко¬митеты. Он, его сиятельство, хоша и титулованный, а все не государь. Не может баловство такое братьям сенаторам в Питере нравиться. Дескать хошь ты и граф, а всяк Еремей про себя разумей.

Дрязгина. И Петька со Стешкой, простые холопы, бознать что о себе думают. Хоть будь они сорок раз таланты и гении, хоть десять лет проживи мальчиком и девочкой в обучении в Париже. Черт ли мне в том, что вас забавы и игрища про¬славили, может быть, и я была бы не хуже бездельница да знаменитость, когда бы мне совесть не мешала. Публика руки себе отбивает, вам хлопавши. Эка невидаль! Званья вам эта стукотня не прибавит. Баре не баре и мужики не мужики. Так, нивесть что, ни павы ни вороны, самое подлое племя.

Дрязгин. Цыц. Назад он идет.

(Курбасов, появляясь из левой двери.)

Курбасов. Дремучие леса. Высидел я два действия, ушел с антрак¬та. Неплохо. Федра ты Федра. Отчего же не Федра. Можно и Федру. Правда, на Балканах турки христиан притесняют…

Дрязгина. Сущая правда, ваше превосходительство, притесня¬ют, ах как притесняют.

Курбасов. В такие времена до этих ли пустых забав.

Дрязгина. Святая правда, ваше превосходительство. Не пове¬рите, мы с мужем назад с минуту о том же говорили.

Курбасов. Смущает и другая сторона. Рабы играют свободных. И неплохо играют, вот что вредно. Правда, предначертани¬ями императорского величества, которые не замедлят ска¬заться в недалеком будущем, крепостная зависимость от¬меняется, крестьянам обещана воля. Но этого еще не слу¬чилось. Действуют старые законы. Прежние отношения остаются в силе. Положение и так неясное, а тут еще эти крепостные театры. Разумеется, просвещение — великая благодетельная сила, кто спорит. Но годится ли мазать про¬стых людей по губам, подавать преждевременные, а тем более ложные надежды? Небось у вас и так все в брожении. От помещиков поступают жалобы, крестьяне повсеместно выходят из повиновения.

Дрязгина. Извините, ваше превосходительство, ваши речи по¬падают в самую, что называется, точку. Прошу прощения, вот я, к примеру сказать, во втором браке. Упокойник пер¬вый муж мой, офицер, на себя руки наложил по причине оговора. Его оклеветали и опозорили, судили и разжалова¬ли с лишением дворянства. Он застрелился. Он пал жерт¬вою несправедливости. Казалось бы меня, вдову покину¬тую, горе должно было бы озлобить, против людей и на¬ших законов восстановить. Но я не забылась. Россия, бла¬го родины остались для меня выше личных собственных моих огорчений.

Курбасов. Похвальный, очень похвальный образ мыслей.

Дрязгина. Да, к чему я это говорю. Мне смирение помогло. Вот я с нынешним мужем Харитоном Онуфриевичем вольные птицы. Я, женщина, жизнью пораненная, могла бы с ним куда хочу улететь, хоть за море, меня никто не держит. А хотя я не податного сословия, бедная дворянка, и пути никуда мне не заказаны, я не бросаю Пятибратского из преданно¬сти и благодарности, я верна своему делу, не то, что наши звезды и светила крепостные, небось сами видели, какую бурю одобрений им выражали, эти только волею и бредят, им только покажи отпускную издали, они графа и не вспом¬нят и знать не захотят, мигом кто куда разлетятся. Да разве для них что свято. Они и в Бога не веруют, им и царь нипо¬чем, иссвоевольничались. А как графом облагодетельство¬ваны, пуще родных детей им заласканы?

Курбасов. Это’кто же, например, осмелюсь полюбопытство¬вать?

Дрязгина. Да почти что все, можно сказать. Ну зачем далеко ходить, первые зачинщики — наши актеры лучшие Петр Агафонов да Степанида Трущобина.

Курбасов (вынимает памятную книжку). Не найдется ли у вас

карандашика. Дрязгина. Пожалуйста. Премного обяжете. Курбасов (записывает сказанное в книжку. По рассеянности не

возвращает Дрязгиной карандаша). Благодарствую, очень

ценные сведения. Похвальный, очень похвальный образ

мыслей.

ДВА РАННИХ ВАРИАНТА

ПЕРВЫХ ДВУХ ЯВЛЕНИЙ 7-й КАРТИНЫ

1

Стеша Л ентехина (пробегая мимо)». Опять ты со своей филосо¬фией, Петя, «все кругом мертвые, одни мы с тобой живые». Ну время ли мне это выслушивать. (Оглядывается, прислу¬шивается.) Меня Чубасов преследует. Отведите его в сто¬рону, ты да