кордебалет труппы, заговорите. Я затрещину ему залеплю, не выдержу. Что тогда будет. Нас схватят живыми, три деревни до смерти кнутом запорят.
Убегает.
Знатная Зрительница (входя навстречу Агафонову мимоходом). Насилу прорвалась к вам. Небывалый успех. Поздравляю.
Агафонов (рассеянно, отсутствующе). Благодарю вас. Когда опять к нам приедете?
Знатная Зрительница. Не понимаю. Как приеду? Откуда при¬еду? Я гощу в Пятибратском безотлучно зиму и лето и ни¬куда уезжать не собираюсь. Вы хотите сказать, что не заме¬чали моего присутствия?
Агафонов. Приезжайте поскорее.
Знатная Зрительница. Вы продолжаете смеяться надо мной? Где вы витаете, никого кроме себя не слыша?
Агафонов. Приезжайте почаще. — Виноват, вы слышите, какой-то содом совсем близко по соседству. На кого-то кричат, кто-то оплошал, чье-то упущение. Кто-то изволит гневать¬ся. Это его сиятельство граф. Ему вредно раздражаться. Пойду успокою его.
Ранние редакции Оба выходят.
Агафонов возвращается с графом Норовцевым.
Агафонов. Как вам не стыдно. Из-за какого-то соусника.
Граф Норовцев. Я его в солдаты отдам.
Агафонов. Приходить в бешенство от всякого пустяка!
Граф Норовцев. Как ты со мной разговариваешь. Как вы все научились разговаривать со мной. Но я тебе все прощаю. Я хочу поговорить с тобой.
Агафонов. Я тоже. Но у вас сейчас гости. Многолюдное обще¬ство. Отложим. Это проходная комната. Сюда поминутно входят, заглядывают.
Граф Норовцев. Нет, именно сейчас. Мы запремся с обеих сто¬рон. (Запирает обе двери.) Нам не помешают. Этого нельзя откладывать.
Агафонов. Извольте.
2
«Цветной мешок», задняя комнатка рядом с большой банкетной в летнем дворце графов Норовцевых. Отту¬да через арку с занавесью, которою закоулок отделен от главного помещения, все время ослабленные отзву¬ки голосов, гула шагов, звона посуды, отдаленной еле различимой музыки, смеха, в степени, не мешающей ходу действия. В комнату заглядывают и скрываются, входят и выходят. Перед началом действия кто-то за сценой, совсем по соседству бушует и кого-то распекает: какое-то упущенье, скандал.
Актер Петр Агафонов. Благодарю вас, княгиня. Когда опять к нам приедете?
Знатная Зрительница. Как когда приеду? Я живу здесь неот¬лучно на ваших глазах постоянно и никуда не отлучалась. Вы хотите сказать, что никогда не замечали меня.
Актер Петр Агафонов. Приезжайте почаще.
Знатная Зрительница. Вы, кажется, изволите насмехаться. Будьте почтительнее, когда с вами разговаривает дама.
Актер Петр Агафонов. Простите великодушно. Там граф, я слы¬шу, опять из себя выходит. При его комплекции это ему так вредно. Вот, слышите, кричит, что дворецкого в солдаты отдаст.
Уходят оба, через минуту Агафонов возвращается с графом.
Граф. Ты играл бесподобно, Петя. Я плакал, ты неподражаем. Ты идешь вперед семимильными шагами.
Агафонов. Оставьте, ваше сиятельство.
Граф. При чем тут сиятельство? И к чему этот тон дурацкий? Я люблю тебя как родного сына.
Агафонов. Премного благодарю. Говорят, я действительно чем-то таким прихожусь вам, родней внебрачной.
Граф. Ах, ты и это знаешь, голубчик. Возможно, возможно. Ты идешь вперед, дружочек, в сапогах-скороходах.
Агафонов. Оставьте, граф. Вы знаете мою заветную мечту, мое самое затаенное желание.
Граф. На что тебе воля? Через год-два вы все равно ее по указу получите. И все разлетитесь и сопьетесь. Ты посмотри на Алешку и Гальку, на Галину Николаевну и Алексея Александ¬ровича. Они из неподатного сословия и даже, может быть, дворяне. Они не прикреплены к земле, им дорога повсюду открыта. Что же их тут держит? Преданность мне и делу.
Агафонов. А на что они годятся, кроме того чтобы костюмы из кладовой выдавать и роли переписывать, колоды деревян¬ные без души и таланта. А куда они от вас пойдут, если вы их погоните? Куда они денутся, кому они нужны? А еще туда же, сволочь бездарная, поучать меня и Стешу.
Граф. Да кстати и Стеша отличилась. Какая божественная ге¬ниальная Федра.
Агафонов. Вы бы, если бы не обо мне, о Федре бы этой позабо¬тились. Все эти восемь лет учения в Париже я ведь все ви¬дел. А фуроры, а овации… Французы руки себе отхлопыва¬ли, цветами забрасывали. Каково ей быть крепостной?
Граф. Как ты смеешь так голос на меня подымать? Я сказал, я всех бы вас отпустил давно, если бы не знал, что без моего участия это все равно случится не сегодня завтра. Я пред¬седатель губернского комитета по этому вопросу, его высочество великий князь, главный государев помощник по задуманному — мой лучший друг и твой горячий поклон ник. Как ты смеешь кричать на меня по этому поводу, имен но по этому?
8-й КАРТИНЫ (ВЫЧЕРКНУТЫЙ).
ВЛЕСНОМ
Внутренность трактира. Окна по обеим сторонам зала. В правое видно сельскую церковь на лесной опушке, в левое — часть идущей лесом большой дороги с почтовой станцией невдалеке. Лес кругом.
В зале хозяин, Прохор Медведев, и актер Маркиан Удача. Первый, полускрытый стойкой, протирает и переставляет посуду на полках и на прилавке, второй, в сапогах и пиджаке поверх косоворотки, с небольшим переплетенным томиком и записною книжкой в руках, перелистывает томик, разыскивая какие-то места и страницы, читает, восхищается, утирает слезы, задумывается, что-то записывает, сочиняет. То и дело прячет обратно по карманам штанов и пиджака обе книжки, то и дело их вновь, для чтения и записей, вынимает. Беспокойная, рассеянная личность.
Маркиан. Теплынь какая! (Отворяет окно, в окно что-то влета¬ет. Маркиан нагибается, подбирает с полу влетевшего жука.)
Маркиан. Майский жук. Ты подумай! В Благовещенье! Какая весна ранняя. (Жукулетает в окно, Маркиан делает безот¬четное движение вслед, точно желая поймать его. Обраща¬ясь к Прохору.) Ну и дальше что?
Прохор. Я думал, не выживу. Отсрочивали. На смерть не засе¬кали. Отлежишься и опять марш под плети. В четыре сро¬ка. А разом нешто возможно.
Маркиан. Ну, а потом?
Прохор. А потом графская свояченица призналась, покаялась, перед смертью покаялась, это, говорит, я напрасно на Мед¬ведя сказала, это меня бес попутал, это все я.
M арки ан. Ну?
Прохор. Ну, они видят, — служебная ошибка, наговор. И воро¬тили с каторги. Маркиан. И тут он тебе вольную дал.
Прохор. И тут он мне вольную дал за оговор, за напраслину. И пошел я служить у целовальников по откупам. Да ты зна¬ешь ли, откель звание такое — целовальник.
Маркиан. Верно слышал, да забыл, ты скажи.
Прохор. Верный целовальник он называется как он крест целу-е? царской статьи казенной не воровать.
Маркиан. Ах, вот оно что! Ну а потом?
Прохор, Пошел я служить по питейной части сидельцем. Ну а тут, на твоей уже бытности, завел свой питейный дом. По-нашему сказать, кабак. Ну и, конечно, своих извозчиков и лошадей. У царской почты по ямской статье доход отбивая, по-русски сказать, казне конкурент.
Маркиан. А закон это позволяет?
Прохор. Отчего же. Этому не препятствуют. И у меня десятский Шохин в доме, земская полиция.
Пауза. Теплая весенняя тишина. Вдруг откуда-то из глубины леса становится слышно пение одинокой птицы, рассыпающей редко и раздельно, словно круп¬ными горошинами, свои полные, медлящие звуки. Оба к ней прислушиваются.
Прохор. Ишь какая мастерица! Как ловко подбирает! Маркиан. Это кто?
Прохор. Я сам в певчих птицах нетверд, хоша и охотник. Пола¬гаю, это — деряба, а по-нашему сказать — дрозд.
Маркиан. Я тоже так думаю. (Некоторое время слушают пенье птицы.) Видно, ветром оттуда принесло. И из храма пенье хлынуло. «Благовествует» начали. Отпуст прочтут, народ из церкви пойдет. Иные под твою елку повалят.
Прохор. А какой грех? Благовещенье Посту послабление.
Маркиан. Благовещенье — великий праздник.
Прохор. Спасибо, научил. Слава те Господи и меня не из речно¬го песку делали. Крещеные.
Маркиан. Я не о том. Я знаю, был ты и в церковных старостах. Да вот слушай, как тут об этом говорится. Точно на земле в
Лесном, нынешним утром, сегодня! Так живо и просто. Вот слушай «Благовествует Гавриил…»
Прохор (перебивает). Благовествует Гавриил благодатной днесь… Я «Благовествует» назубок помню.
Маркиан. Нечего сыпать скороговоркой. Какая нетерпячка. Ты послушай, я тебе по-другому, с толком прочту. Понимаешь, входит он к Марии, к Богородице, и сразу с порога гово¬рит: не удивляйся странному моему зраку ни ужасайся, ар¬хангел бо есмь. То есть он ее предупреждает, чтобы она не пугалась. Не волнуйся, говорит, я архангел, я к тебе с неба, это дело такое обыкновенное и, чтобы не забыть, я пришел тебе сказать, что ты родишь Бога, родишь Господа, Пречи¬стая.
П рохор. Действительно, очень умилительно и душевно.
Опять слышно пенье птицы.
Эк опять ветром в окошко потянуло! И пенье из церкви дока¬тывается. И гляди, никак гроза собирается. Это в Благове¬щенье, слыханное ли дело. Видишь, туча откуда надвигает¬ся. Грозовая, черная. Ты, чего доброго, притвори окошко.
Затворяют окошко. Заметно и все стремительно темнеет. Молния. Раскат грома. Прохор крестится, шепчет «Свят, свят, свят, Господь Саваоф, исполнь небо и земля…».
Снова молния и гром, тьма сгущается.
Маркиан. Какой раскат громовой долгий. И конца-то ему нет. Да гром ли. Похоже, будет — барабан.
ВАРИАНТ КАРТИНЫ 8-й. ТЕАТР В БЛАГОВЕЩЕНСКОМ
День Благовещения, престольный праздник в родовом имении графов Усольцевых, не в пример обыкнове¬нию, жаркий день ранней весны. Окна большой двух¬светной залы трактира растворены с обеих сторон. В окна правой от зрителя стены видна действительная или только в предположении сельская церковь, в окна левой стороны — дорога и здание почтовой станции.
Снаружи входит в пальто с накидкою свирепого вида проезжающий с ручным несессером и, никого не видя в зале, обращается к пустому помещению, как к таковому, хриплым заспанным голосом.
Проезжающий в накидке. Это почтовая станция?
Как из-под земли возникает Феклисов, вылезающий из-под стола, под которым что-то шарил.
Феклисов. Я думал, обронили брошку. А это майский жук. В Благовещенье. Така весна ранняя.
Проезжающий в накидке. Я спрашиваю, это почтовая станция?
Феклисов. Извините. Это господ Усольцевых человек отпущен¬ный Прохор, Прохор Никитич трактир держит и птицей торгует. Они сами вышедши. Ежели угодно, я кликну. Ям¬щики действительно это место любят. Редко до станции доезжают, тут останавливаются. А станция сама она — во-о-она, в окошко видать. У Прохора Никитича свои лошади и извозчики. Он почтовому ведомству доход перебивает, по-русски сказать, конкурент.
Проезжающий в накидке. Ничего. Мне станция сподручнее. Меня кучер довезет. (Уходит, неторопливо и не сразу, по¬тому что, путаясь, наступает на полы длинного дорожного пальто.)
Феклисов. Правда небывалый случай? Это я касаемо жука. До¬брого здоровья.
Жук, которого Феклисов осторожно держал за полукрылья, высвобождается из его пальцев и вылетает в окошко. Феклисов бросается вслед, пытаясь поймать его.
Пауза. Теплая весенняя тишина. Чирикают, распевают птицы, особенно одна, которая откуда-то издалека, из глубины леса крупными редкими зернами, с долги¬ми перерывами, роняет свои гулкие звуки. Не видно, как вошел и стал у стойки в глубине зала хозяин.
Прохор Никитич. Эка мастерица. Как подбористо выделыва¬ет. Это кто?
Феклисов. А я и не видал, как вошел ты. Я в певчих птицах и
сам нетверд. Это, думается, дрозд. Прохор Никитич. С кем это ты тут растабаривал?
Феклисов. Какой-то сумасшедший. (Взглянув в левое окно.) С почты никак кто-то.
Прохор Никитич (взглянув туда же). Да не кто-то, а сам смот¬ритель.
Станционный Смотритель. Я за тобой,
