принцип в письмах к А. Ахмато¬вой, М. А. Фроману, В. С. Познеру, О. Э. Мандельштаму. Яркое изобра¬жение последней мирной весны 1914 г., данное в стих. Асеева «Гремль 1914», послужило контрастом для стих. Пастернака «Кремль в буран конца 1918 года», с его картинами зимней революционной Москвы.

С. 19. Синева онемела пусто… Или ветер, сквозной и зябкий… — из стих. «Оттого ли, грустя и хрустя…» («Ой конин дан окейн»).

А вечер в шелках раздушенных… — из стих. «Еще! Исковерканный страхом…» («Ой конин дан окейн»).

Жизнь осыпается пачками… — из стих. «Скачки» («Ой конин дан окейн»).

Поведу паровоз на Мохнач… Я слышу этот визг и лязг… — из стих. «Нынче поезд ушел на Золочев…» («Оксана»).

Проломаю сквозь вечер мартовский… Я пучком телеграфных прово¬лок… — из стих. «Если ночь все дороги вызвездит…» («Ой конин дан окейн»).

«Безумная песня», «Фантасмагория» — из книги «Ночная флейта»; второе из этих стих., посвященное художнице Н. С. Гончаровой, послу¬жило поводом для написания стих. Пастернака «Фантазм» («Возмож¬ность»), 1914 г.

«Сомнамбулы» — впервые опубликовано в книге «Оксана».

Захохотал холодный лес… — из стих. «У подрисованных бровей…» («Ой конин дан окейн»).

А уж труба второй войны… Но то рассерженный грузин…— из стих. «Повей Вояна» («Ой конин дан окейн»),

Лев, лицом обращенный к звездам… — из стих. «Царь играет на вет¬ряных гуслях…» («Ой конин дан окейн»).

Троица! Пляшут гневливо холмы… — из стих. «Троица! Стройся, кленовая лень…», впервые опубликованного в «Оксане».

С. 20. …две строфы, начинающиеся словами: «Когда старейшины мол¬чат……. — из стих. «У подрисованных бровей…» («Ой конин дан окейн»).

…стихотворение «Михаил Лермонтов»… — впервые опубликовано в «Леторее».

Владимир Маяковский. «Простое как мычание» (С. 21). — «Литера¬турная газета», 19 марта 1965 г., по автографу (собр. Л. А. Озерова). Ре¬цензия написана для Третьего сборника «Центрифуги», оставшегося неизданным и сохранившегося в архиве С. Боброва. По желанию Боб¬рова Пастернак должен был раскритиковать Маяковского за грубую вульгарность языка, что вызвало у Пастернака возмущенную отповедь:

«Я органически не способен искать у Маяковского неловкостей стиля. Это было бы возможно, если бы у Маяковского то, что ты называешь уклоном в сторону извозчичьего language’a (языка. — фр.), не было явно намеренным исканием и нахождением собственного стиля. <...> На мой взгляд, Маяковский единственный среди всех нас, пишущих, — поэт, если относиться с некоторой обязующей взыскательностью к этому сло¬ву. <...> Надо радоваться тому, что есть один такой и нет другого, а не коверкать этого последнего» (26нояб. 1916). Статья была написана в начале февраля 1917 г., ее посылка сопровождалась следующими объяс¬нениями: «После ряда самых разнообразных вариантов я пришел к тому заключению, что о Маяковском писать с той специальной деловитостью, с какой я писал о Николае (Асееве. — Е. П.), <...> невозможно. <...> Я знаю, как неприятен будет тебе «естественно-исторический» привкус статьи; — но этот привкус неизбежен. В самом деле, рассуди сам. Пер¬вые его вещи ярче последних. <...> А дело в том, что, отметь я у Мая¬ковского упадок образности, ничего к этому замечанию не прибавив, — я бы явно покривил душой. Вышло бы, что эти первые его вещи годятся в прототипы форм, желательных для развития поэзии; тогда как это — образцы явно нежелательных форм, несмотря на всю их живую пол¬новесность^.. > В статье имеется достаточно указаний на то, что само¬бытности в сфере конкретизированного искусства места я не отвожу, потому что не нахожу в нем для нее места. Но я считаю недопустимым обойти молчанием ее явление» (3—4февр. 1917).

С. 21. …набрасывать план… естественной истории современного та¬ланта… — отношение к Маяковскому как представителю поколения стало содержанием третьей части «Охранной грамоты». Характеристика юности Маяковского — городского подростка (см. далее текст статьи) передает первое впечатление Пастернака, увидевшего в нем «какое-то продолжение Достоевского», а в его поэзии «лирику, написанную кем-то из его младших бунтующих персонажей, вроде Ипполита, Расколь-никова или героя «Подростка». Какая всепожирающая сила дарования! Как сказано это раз навсегда, непримиримо и прямолинейно! А глав¬ное, с каким смелым размахом шваркнуто это все в лицо общества и куда-то дальше, в пространство!» («Доктор Живаго»). «Естественно-исторический привкус» статьи о Маяковском, в котором Пастернак каялся Боброву (3-4февр. 1917), позволяет соотнести ее с работой, упомянутой в «Анкете московского профессионального Союза писате¬лей…» (1919) под назв. «К естественной истории дарования» (С. 403).

… Таково «Я». Такова значительнейшая часть стихотворений отдела «Кричу кирпичу». — «Я» — цикл стихов 1913 г., включивший отдел «Кри¬чу кирпичу», названием которого стала строчка из стих. «Несколько слов о себе самом».

С. 22. …охоту к бесцельной спецификации породы. Все реже и реже…— в рукописи поверх текста, написанного чернилами, внесена, возможно рукою Боброва, окончательная правка карандашом, авторский предва¬рительный вариант: «вкус к бесцельной спецификации породы. Все меньше и меньше…». В статье «Другу, замечательному товарищу» (1939) Пастернак писал, что «поколенью (не исключая и Маяковского) была свойственна одаренность общехудожественная, распространенного типа, с перевесом живописных и музыкальных начал». Имеется в виду, в частности, живописный талант Маяковского и музыкальный — Пас¬тернака.

…трезвучье с большой септимой… — аккорд из трех звуков с интер¬валом в семь ступеней, «большой септаккорд», звучащий диссонансом.

Александр Блок, написав «Магическое» и «Отравы»…— циклы сти¬хов 1904-1906 гг., вошедшие в книгу «Нечаянная радость» (М., 1906).

…напоминающим Лафорга и Рембо. — Французские поэты Жюль Лафорг (1860-1887) и Артюр Рембо (1854-1891), писавшие об одино¬честве человека в современном городе.

С. 23. И поэтического мира… — из стих. Е. А. Баратынского «В дни безграничных увлечений…» (1831).

«Трагедия» была тем поворотом… — имеется в виду трагедия «Вла¬димир Маяковский», которую Пастернак слышал в чтении автора на следующий день их знакомства. В «Охранной грамоте» Пастернак за¬писал свои впечатления: «В горловом краю его творчества была та же безусловная даль, что на земле. Тут была та бездонная одухотворенность, без которой не бывает оригинальности, та бесконечность, открываю¬щаяся с любой точки жизни, в любом направленьи, без которой по¬эзия — одно недоразуменье, временно не разъясненное. <...> Заглавье скрывало гениально простое открытье, что поэт не автор, но — предмет лирики, от первого лица обращающейся к миру».

Несколько положений (С. 23). — альм. «Современник», 1922, № 1. Беловой автограф (РО ЦНБ АН, Киев) под назв. «Квинтэссенция»; дата: 19 декабря 1918, с дарственной надписью «Рюрику Ивневу, поэту, дру¬гу». Тексту статьи предпослана «Историческая справка»: «История это¬го слова такова. К четырем «основным стихиям» воды, земли, воздуха и огня итальянские гуманисты прибавили новую, пятую — человека. Сло¬во quinta essentia (пятая сущность) стало на время синонимом понятья «человек» в значении основного алхимического элемента вселенной. Позднее оно получило другой смысл». Рукопись описана в работе Л. Флейшмана «Неизвестный автограф Б. Пастернака» (Материалы XXVI научной студенческой конференции, Тарту, 1971). Разночтения с автографом даны ниже, в комментариях, невключенные главы — в «Ран¬них редакциях».

Судя по автографу, статья должна была предварять цикл «Статей о человеке». О своем намерении составить книгу теоретических работ Пастернак сообщал родителям в феврале 1917 г. В «Анкете московского профессионального Союза писателей…» (1919) значится книга «Quinta essentia (Гуманистические этюды о человеке, искусстве, психологии и т. д.)», для которой были к тому времени написаны статьи о Клейсте, о Тютчеве, о Шекспире, «Quintessentia», «К естественной истории даро¬вания», о трагедии Суинберна. Из шести статей сохранилась только «Quintessentia», в 1922 г. получившая назв. «Несколько положений».

Антифутуристическая направленность статьи сказывается не толь¬ко в критике современной эстетики, которая «плетет сплетню о специ¬альностях», потворствуя изъянам вдохновения, но и в утверждении не¬обходимой опоры искусства на реальные впечатления. «Живой, дейст¬вительный мир, это единственный, однажды удавшийся и все еще без конца удачный замысел воображения. <...> Он служит поэту примером в большей еще степени, нежели — натурой и моделью». Этот аспект ста¬тьи Пастернака, открывающей сборник группы молодых поэтов, был поддержан в статье В. Брюсова «Нео-реализм», где он утверждал, что художник должен твердо понимать, «что только из восприятий повсед¬невной действительности, из наблюдений над ней — он может брать материал для своего творчества» и «называя себя нео-реалистом, не за¬будет, что искусство подлинно и действительно только тогда, когда вби¬рает в себя жизнь».

Посылая М. Цветаевой 23 мая 1926 г. статью «Несколько положе¬ний», Пастернак признавался: «Перебирая старую дребедень, нашел в сборничке 22 года две странички, за которые <...> стою горой. Прила¬гаю, и ты прочти не спеша, не обманываясь формой: это не афоризмы, а подлинные убежденья, может быть, даже и мысли. Записал в 19-м году. Но так как это идеи, скорей неотделимые от меня, чем тяготеющие к читателю (губка и фонтан), то поворот головы и отведенность локтя чув¬ствуются в форме выраженья, чем, может быть, ее и затрудняют».

С. 23. Когда я говорю о мистике… — первая глава в рукописи назы¬вается «Забота».

С. 24. …в этот мир любительской беззаботности не перейду. — В рукописи после этих слов: «Мое замешательство понятно. При мне неумело назвали близкую родственницу. Сказав просто «книга» — на¬звали сестру. Младшую. Моя старшая — Жизнь».

Современные течения вообразили, что искусство как фонтан, тогда как оно—губка. — Вторая глава в рукописи называется «Нынешние извра¬щения». Одной из «неотделимых» от себя идей Пастернак в цитирован¬ном выше письме к Цветаевой (23 мая 1926) называет метафору искус¬ства-губки. Ее конкретность он объяснял родителям (7 февр. 1917): «…в вещах моих всегда то, что и лично для меня, в воспоминанье, связано бывало с фактом так-то и так-то пережитого вдохновения (вещь как губка пропитывалась всегда в таких случаях всем, что вблизи ее находилось: — приключеньями ближайшими, событьями, местом, где я тогда жил, и местами, где бывал, погодой тех дней)». Та же метафора использована в стих. «Весна» (1914): «Поэзия! Греческой губкой в присосках/ Будь ты…».

…а в наши дни оно… показывается с эстрады… роскошь самоизвра¬щения, равную самоубийству. — Этот пассаж направлен против выступ¬лений поэтов перед публикой, «разврата эстрадных читок», приобре¬тавшего в то время большое распространение. В частности, здесь про¬является спор Пастернака с Маяковским и беспокойство за судьбу его поэзии и его самого. Вспоминая в 1936 г. зародившуюся уже тогда «ба¬лаганную» практику поэтических выступлений, Пастернак говорил, что «был пристыжен сибаритской доступностью победы эстрадной. Доста¬точно было появиться на трибуне, чтобы вызвать рукоплескания. Я по¬чувствовал, что стою перед возможностью нарождения какой-то вто¬рой жизни, отвратительной по дешевизне ее блеска, фальшивой и ис¬кусственной <...> Я увидел свою роль в возрождении поэтической кни¬ги со страницами, говорящими силою своего оглушительного безмолвия…» («Выступление на III пленуме правления Союза писате¬лей СССР», 1936. С. 230).

…светопрозрачностью и фосфоресценцией, как некоторой болезнью. — В рукописи после этих слов: «и что таясь и кусая ногти, оно сверкает и слепит, из-за спины рентгенизируемое Господом Богом».

Книга есть кубический кусок… — третья