глава в рукописи называет¬ся «Книга».

…забота природы о сохранении пернатых… — в рукописи после этих слов: «зазвучавшая громко и настойчиво. Это ее вешний звон в ушах».

Книга — как глухарь на току. — Во время своего пребывания на Урале весной 1916г. Пастернак был свидетелем охоты на токующих глу¬харей, которые, не видя охотника, давали убить себя с двух шагов.

Таков уклад духовной вселенной. — В рукописи после этих слов: «Искусство осуждено выдавать себя мельчайшим движеньем. Это — свойство чистейшей из совестей».

С. 25. Неумение найти и сказать правду… — см. совет, который Пас¬тернак давал своей двенадцатилетней сестре: «Только пиши правду, прав¬ду. Как ты видишь их (человека с колодцем и ратушей за плечом, войско в болотах, пожар, шумящий дождь. — Е. Я.), а не так, как говорят, когда говорят о том, что видят. Не подделывай. Ты, может быть, уже усвоила себе некоторое умение как бы садиться в слова и фразы, которые везут непременно в тонко подмеченное и необычное…» (письмо к Ж. Л. Пас-тернак 17 мая 1912).

Книга — живое существо. — В рукописи после этих слов: «У ней есть прошлое».

…вынесла из прошлого, запомнила и не согласна забыть. — В руко¬писи после этих слов: «Потому что, мне кажется, скорее краскою, неже¬ли в краску, вглядывается художник, больше гармониею, чем в гармонию вслушивается композитор, не говоря уж о писателе, которому само сло¬во, — если он — писатель, говорит, на что оно ему дано».

Жизнь пошла не сейчас. Искусство никогда не начиналось. — Четвер¬тая глава в рукописи называлась «Шум вечности».

…стремительной повсеместностью и повсевременностью… — в рукописи вариант: «повсеместностью на все времена».

…и растет, и катится, будя заповедные дебри… — в рукописи вари¬ант: «и растет, шеломя пробужденные дебри, и катится…».

В чем чудо? В том, что жила раз на свете… — пятая глава в рукопи¬си называется «Закон чудесного».

Car mon pis et mon mieux… — стих, взято из книги «Мемуаров» поэта Пьера де Брантома (1540-1614), который «часто приводит французские стихотворения Марии, пережитые, сосредоточенные, убеждающие, пол¬ные печальной выразительной силы», — писал Пастернак в статье «Фрид¬рих Шиллер. Трагедия «Мария Стюарт»» (1957). После этих строк в руко¬писи далее: «Пуритане желали ей зла. Незадолго перед тем она потеряла мужа, короля Франции и Шотландии. Стихотворение хватает за душу».

…английский поэт Чарльз Альджернон Суинберн закончил «Chastelard’a»… — А.-Ч. Суинберн (1837-1909) — автор драматической трилогии о Марии Стюарт. Осенью 1916 г. в Тихих Горах Пастернак пе¬ревел первую часть трилогии Суинберна «Шателяр» о любви к Марии французского поэта рыцаря Пьера де Шателяра. Рукопись перевода была потеряна в 1920 г. в типографии, о чем Пастернак упоминает в очерке «Люди и положения» (1956).

…тому назад лет пять, переводчик взглянул в окно… — в рукописи вариант: «два года тому назад, переводчик [выглянул] поднял голову от работы и взглянул в окно…».

С. 26. …Елабужская вьюга… — в рукописи вариант: «вятская вью¬га». Поселок Тихие Горы, где жил Пастернак зиму 1916—1917 г., нахо¬дился в Елабужском уезде Вятской губернии.

…девочка и ее печальник, английский поэт, так хорошо, так заду¬шевно хорошо сумели рассказать ему по-русски про то, что по-прежнему продолжает волновать их обоих… — Пастернак повторяет эту мысль в своей статье «Фридрих Шиллер. Трагедия «Мария Стюарт»» (1957): «Если он (трагический писатель. — Е. П.) поддается власти жалости и очарования, продолжавшим действовать на протяжении столетий по¬сле смерти героини в ее пользу, если он возвращает жизнь этим добрым чувствам, он правильно разрешает свою задачу и оправдывает свое на¬значение».

Существуют недоразуменья. Их надо избежать. — Шестая глава в рукописи называется «Оставьте меня».

Здесь место дани скуке. — В рукописи после этих слов: «И дефи¬ниций».

…дыры, мешающие им летать. — В рукописи вариант: «дыры, приводящие их в негодность». Этими словами кончается шестая глава.

Неотделимые друг от друга поэзия и проза… — с этих слов в рукопи¬си начинается седьмая глава, называющаяся «Определенья».

…находит человека в категории речи… — в рукописи вариант: «на¬ходит человека в материи речи…».

— Начала эти не существуют отдельно. — В рукописи вместо этих слов: «Природа и человек, вот ось. Вот родники и вот цели».

С. 21. В нем не разочаровываешься на другое утро. — В рукописи после этих слов: «И завтра, я знаю, я еще не нарадуюсь на него». И да¬лее вариант: «Он может служить примером поэту больше даже, нежели натурой».

Безумье — доверяться здравому смыслу. — В рукописи с этих слов начинается восьмая глава, которая называется «Чистая поэзия».

…напоминая конвульсии молний на пыльных потолках и гипсах, начи¬нает ширять и шуметь по сознанью… — в рукописи вариант: «напоминая конвульсии дождя на пыльных потолках и гипсах, начинает шуметь и летать по сознанью…». Гипсовые отливки античных оригиналов, стояв¬шие под потолком на высоких шкафах и служившие для обучения рисо¬ванию, передают обстановку первых творческих вдохновений, пережи¬тых Пастернаком в квартире Училища живописи на Мясницкой улице.

…круженье десятка мельниц на краю голого поля в черный, голодный год. — В рукописи вариант: «круженье десятка мельничных крыльев на самом краю скользкого Голого поля в черный голодный год». Тот же образ тревоги был использован в стих. «Гримасничающий закат…» (1910): «Как мельниц машущая даль / В зловещий год неурожайный». Зимой 1918 г., когда писалась статья «Несколько положений», «неурожайный» год приобрел реальные черты черного, голодного года послереволюцион¬ной разрухи. Следовавшие в рукописи за этими словами девятая и деся¬тая главы были отброшены при публикации. См. «Ранние редакции». С. 472.

Предисловие к Саксову «Фюнзингенекому конокраду,,,» (С. 27). — «Красная новь», 1922, №5. Пастернак переводил Ганса Сакса в 1918-1919 гг. («Немецкая масленица» и три масленичные интермедии: «Фюнзингенский конокрад…», «Корзина разносчика» и «Эйленшпигель со слепцами») по заказу издательства Театрального отдела Наркомпроса. Издательский интерес к Саксу объяснялся его простонародным про¬исхождением, в чем усматривалась его близость с пролетарскими и крестьянскими поэтами. В короткой заметке «Ганс Сакс» (1919) Пас¬тернак отмечал также «параллель» между Саксом и Демьяном Бедным. С. 322. В пересмотренном виде переводы из Сакса были включены в сб. «Избранные переводы».

С. 28. …неизменно заключаются поучением, моралью, постоянно рифмующеюся с именем автора, с «подписью руки». — В своих переводах Пастернак передает эти концовки таким образом: «Такой совет вам на проверку/Дает Ганс Сакс из Нюрнберга» («Немецкая масленица»). Или: «Что это подлинная стать / Ганс Сакса подпись и печать» («Эйленшпи¬гель со слепцами»).

Он оставил около двух тысяч (!) отдельных произведений. — А. А. Аникст называет цифру «свыше шести тысяч»; в это число входят религиозные гимны, басни, сказки, рассказы и анекдоты и свыше двух¬сот пьес для народного театра («Избранные переводы». С. 198).

С. 29. ..хвою автобиографию под названием «Somma all’ meiner Gedicht». — В «Сумме моих стихов» Ганс Сакс указывает 4275 песен, 1700 стихотворных произведений (в их числе около 200 пьес), 7 прозаи¬ческих диалогов и еще 73 разных стихотворений.

Крученых (С. 29). — сб. «Жив Крученых». М., 1925. — Собр. соч. Т. 4, по авт. машин., в которой фамилия Крученых склоняется по образ¬цу фамилий, оканчивающихся на согласный (РГАЛИ, ф. 1334).

Статья включена в сборник, составленный самим Алексеем Кру¬ченых (1886-1968), одним из родоначальников футуризма, привержен¬цем заумного языка. Здесь объединены 5 статей 1919—1922 гг. Работа С. Третьякова посвящена историческому анализу заумного языка с широким цитированием текстов. «Крученых первый, — пишет он, — колуном дерзости расколол слежавшиеся поленья слов на свежие брус¬ки и щепки и с неописуемой любовностью вдыхал в себя свежий запах речевой древесины — языкового материала». Он считает Крученых блестящим чтецом своих произведений, интерпретационная гибкость, тембры меняющейся интонации, вой — все это «дроворубка прозаиче¬ского разговора». Заметка Д. Бурлюка — отрывок из его большой статьи о футуристическом эпатаже. Татьяна Толстая-Вечорка в статье «Слюни черного гения» проводит серьезный разбор особенностей стиха и ме¬тафор Крученых: «Жалом утончившимся, как язык муравья, он с не¬подражаемой легкостью и ловкостью вылавливает жалящие сдвиги и находит зудящие как шрапнель созвучия». С. Рафалович пишет, что фу¬туризм был отрицанием и опорочением, «прыжком» в заумь и менее все¬го творчеством. На фоне серьезных работ о футуризме и роли в нем А. Крученых отчетливо слышен иронический подтекст статьи Пастер¬нака, написанной по просьбе составителя специально для этого сбор¬ника. Он противопоставляет полемическую запальчивость Крученых фальшивой пустоте современной поэзии, безжалостно обрисованной им в «Ответе на анкету «Ленинградской правды»» ( 1926). Поддержка со сто¬роны Пастернака обусловлена устоявшимся анахронизмом Крученых, оставшегося верным платформе русского футуризма в период резкого отхода от нее Маяковского и его сторонников. Именно этим «крайним» положением Крученых в современной системе литературных взаимо-отношений объясняются оценки Пастернака, притом, что его изыскан¬ные комплименты несут в себе немалую долю дружеского подтрунива¬ния. В периоды постоянно возобновляющихся критических нападок на Крученых иронический тон Пастернака каждый раз сменялся утеши¬тельным. Так, после статьи Асеева «Охота на гиен» («Молодая гвардия», 1929, № 12) Пастернак писал Крученых по поводу его лирических книг «Ирониада» и «Рубиниада» (изд. автора, 1930): «Меня трогает твой при¬ход к лирике, когда все пришло к очередям, — что-то вроде Фета по несовременности. И как твой заумный багаж засверкал и вдруг заиграл» (8 нояб. 1930).

С. 29. …постановки Плодов Просвещения… — названием пьесы Л. Н. Толстого «Плоды просвещения» Пастернак характеризует время, когда начинали диктовать свои условия вынесенные волною револю¬ции невежды и недоучки, почувствовавшие себя новыми хозяевами жизни. См. также «Выступление на III пленуме правления Союза писа¬телей СССР» (1936), где новыми «Плодами просвещения» Пастернак называет «социалистических реалистов» с их «адвокатским красно¬речием». С.231.

Зудесник. Зудутые зудеса. М., 1922 — сборник стихов, составлен¬ный А. Крученых. Кроме Крученых, в него вошли также стихи И. Те-рентьева.

Слабейшая сторона Крученыха — его полемика. — См. сб. А. Кру¬ченых «Апокалипсис в русской литературе» («Черт и речетворцы», «Тайные пороки академиков», «Слово как таковое», «Декларации»). М., 1923; «Сдвигология русского стиха. Трахтат обижальный и поучальный» (примеры из Пушкина, Брюсова и др.). М., 1922; «500 новых острот и каламбуров Пушкина. Собрано А. Крученых». М., 1924.

С. 30. Его изучение Пушкина… — в книге «Апокалипсис в русской литературе» Крученых сопоставляет счет из прачечной с отрывком из «Евгения Онегина» и находит в нем «более редкие и звучные буквы», чем у Пушкина: «Люди разучились говорить и только по вечерам со сна свистят и енятся и някают — «В тоске безумных сожалений/ К ее ногам упал Евгений/ Она вздохнула и молчит / И на Онегина глядит / Без удив¬ления, без гнева…» — вот только и слышно гнусавое ени-ени да прони-зывающее уши е-е-е» (С. 31). «Поэты бегут глагольных рифм, потому что они очень доступны и потому что переполняют стих разными ел… те… ся… тся…, но Пушкин перенес это внутрь