Скачать:TXTPDF
Полное собрание сочинений в одиннадцати томах. Том 8. Письма

четырех его сти¬хотворений. Журнал в сопровождении письма, собственных стихов Риви и еще трех переводов были посланы Пастернаку 29 дек. 1930 с просьбой «скоро написать» ему.

2 «Еигореал Caravan. An Anthologie of the new spirit in European Litera¬ture* («Европейский караван. Антология новых веяний в европейской ли¬тературе»), одним из составителей которого был Риви, спрашивавший Пастернака о разрешении поместить в нем семь переводов его стихов. Первая книга антологии вышла в Нью-Йорке в 1931 г., вторая, посвящен¬ная славянским литературам, не была издана.

3 Квадратные скобки и вопросительный знак — авторские. Риви пи¬сал Пастернаку: «Познер может быть Вас уже уведомил, что он взял 4 пе¬ревода для «revue» «Morada»» (ЛН. Т. 93. С. 24). Переводы Познера четы¬рех стих. Пастернака на французский язык были опубликованы в № 5 ли-терат. журн. «Morada», вышедшего в Италии в 1931 г.

4 Риви просил прислать ему «Детство Люверс», «Девятьсот пятый год», рассказы и статьи, намереваясь их перевести и опубликовать в различных изданиях.

585. Н. Н. ИЛЬИНУ

30 марта 1931, Москва

30. III. 31. Дорогой Николай Николаевич! Спасибо за открыт¬ку. Рад за Вас, что наблюденья у Вас новые и что к работе тянет. Желаю Вам в ней успеха. Никогда не меряйте себя, действия сво¬его и ценности — тем, как на это отвечают и ведут себя другие. Ничего, кроме ошибок и огорчений такой косвенный расчет не приносит. Вы меня всегда трогали, тронули и в этот приезд, то же, что я редко откликаюсь и книжки Вашей до сих пор не вернул1, объясняется моими собственными недостатками, к которым Вы отношенья не имеете. Весной или летом выйдут отдельными кни¬гами «Спекторский» и «Охран<ная> Грамота»2. Тогда пришлю. Крепко жму Вашу руку.

Ваш Б. Я.

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1892, on. 1, ед. хр. 5).

1 Возможно, речь идет о книге стихов Н. Н. Ильина (Нилли) «Глаза, обращенные к солнцу» (Симбирск, 1922).

2 «Спекторский» вышел в июне, «Охранная грамота» — в ноябре 1931 г.

586. С. Н. ДУРЫЛИНУ

5 апреля 1931, Москва

5 апреля 1931

Дорогой мой Сережа! Свинство на такие письма, как Ваше, отвечать открыткой. Я Вам напишу по-настоящему. Я молчал все время не из счётов с Вашим молчаньем, конечно. Знаю, что и Вы этой мысли, верно, не допускали. Но у меня был довольно слож¬ный, по-живому сложный, год. Этому можно было бы радовать¬ся, если бы только жизнь не была заколдованным кругом, где нельзя ступить шагу без того, чтобы не доставить им страданья близким, которые часто лучше и достойнее тебя. Торопливость неурочного моего ответа вызвана словами Вашими о болезни. Го¬рячо желаю Вам скорейшего выздоровления — пожеланья этого не хочу откладывать. Надо бы Вас как-нибудь навестить. Меч¬таю об этом, — весною, как-нибудь посуху. Желаю Вам от всей души бодрости, притока сил, успеха в работе. Истекшей зимой кончил две вещи (между ними Охр<анную> Гр<амоту>). Встре¬чают преувеличенно тепло. Еще и еще раз — всего всего лучше¬го, здоровья и счастья. Сделался у меня вчера флюс, — раздуло. Вот гадость. Б.

Впервые: «Встречи с прошлым». Вып. 7. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2980, оп. 1,ед. хр. 695).

587. И. А. БЕЛИКОВУ

6 апреля 1931, Москва

Товарищ Беликов! Я просмотрел Ваши стихи1. Я сейчас про¬студился и не выхожу. Как только выздоровею, пошлю их Вам об¬ратно. Они меня не удовлетворили, отношенья товарища Э. Баг¬рицкого к Вам я разделить не могу. Среди всего присланного я на¬шел только кое-что в «Береге» и в «Нищем» (Когда леса морщин нависнут, усталость ляжет как поклажа). Видимое великолепье Ва¬шего словаря однообразно, несамостоятельно, и в нем неприятно сочетаются независимость тона с заимствованиями, блеск с беспо¬мощностью, авторитетность выраженья с неправильностями язы¬ка. Но все это — пустяки и я бы на это не обратил вниманья, если бы встретил присутствие новой и живой поэтической мысли в те¬мах, которым до сих пор ее недостает, в темах нашей городской со¬временности. Туг что-то новое должно быть сказано из самой глу¬бины и послужить основаньем новому поэтическому стилю. С этой, поэтической стороны Ваши стихи бедны и бесстильны. Жму Вашу руку. Ваш Б. Пастернак

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 370, on. 1, д. 29). Датируется по почтовому штемпелю на открытке.

Иван Александрович Беликов — литератор, в 1930-е гг. был научным сотрудником и экскурсоводом в Литературном музее в Москве.

1 Стихи Беликова не были опубликованы и остались неизвестны.

588. И. А. ГРУЗДЕВУ

9 апреля 1931, Москва

9. IV. 31. Дорогой Илья Александрович!

Простите, что беспокоил Вас ненужными напоминаньями о деле и о деньгах1 в то время, как договор и перевод были уже в дороге. Пристыжен и страшно признателен Вам. — Не выхожу, сначала флюс был и — на исходе, а теперь, по-видимому, — грипп. Высокая температура, собираюсь слечь и второпях выражаю Вам мою беспредельную благодарность. Ваш Б. И

Впервые: «Звезда», 1998, № 8. — Автограф (Архив Горького, ФГ 8.8.18).

1 Имеется в виду открытка 5 апр. 1931 с просьбой: «Если есть воз¬можность, ускорьте денежную сторону дела, — крайне необходимо. Жал¬ко также, что и тираж так мал. Не почтите нескромностью, — но думаю, что разошлись бы и все десять» (там же. С. 182). «Охранная грамота» выш¬ла тиражом 6200 экз. Пастернак резонно предполагал, что легко может разойтись и 10 тысяч. Так, изданный 6 тысячами «Спекторский» был рас¬продан за полтора месяца.

589. 3. Н. НЕЙГАУЗ

10-е числа апреля 1931, Москва

Дорогая Зина!

Я не переехал отсюда. У меня, верно, грипп. Вечерами до 39°, утром 37,5. Я лежу в постели. У нас испортился телефон1. Я про¬сил Ольгу Сергеевну2 известить из города обо всем этом Шуру, Ирину или Женю. Вероятно, кто-нибудь из них меня навестит*.

Я ни в чем не нуждаюсь, за мной очень трогательно ухажива¬ют тут.

Я срезал половину записки. Дальше шло все грустнее, оно бы огорчило тебя3. Я боюсь, что пока я связан простудой, с тобой все чаще и чаще будут говорить о нас в том духе, как это было недавно*.

И опять грустное. Не надо. Будь здорова. Твой Б.

Впервые: Письма Пастернака жене. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, оп. 2, ед. хр. 59). Датируется по содержанию. Вероятно, незадолго до бо¬лезни, в начале апреля, Пастернак, уступив чьей-то просьбе (Д.?), взялся редактировать чужую прозу и жаловался 3. Н.: «Зинуша, ничто не срав¬нится с тобой и я люблю тебя больше всего на свете, а между тем даю тебе грустить весь день, прикованный к бесталанному вздору Д. Я думал, что уже кончил править это преступленье против искусства, как вдруг с ужа¬сом увидел, что внизу еще одна непросмотренная глава в запасе. Побежал отказаться и выложить ему всю правду за тебя и за всех, потому что под¬делка творчества есть грех общий с подделкой жизни, с облегченным пред¬ставленьем о ней, и я на нем сорву всю эту горечь. Когда приду, встреть меня, как всегда, как вчера, как бывало, прошу тебя. Я хочу того же, что и ты, и все-все на свете вздор против тебя, милой, чистой, беспримерной!» (там же. С. 22).

1 Пастернак писал И. А. Груздеву 5 апр. 1931: «У нас, правда, больше недели телефон был в бездействии, — переводили на автоматический» («Знамя», 1997, № 8. С. 181).

2 О. С. Щербиновская — жена Пильняка.

3 Знакомые и поклонники Г. Г. Нейгауза уговаривали 3. Н. не уходить от него. Пастернак писал об этом сестре 11 апр. 1931: «У меня было очень хорошее время, теперь оно стало смутным, и надо постараться, чтобы в дальнейшем стало опять хорошим. Я недостаточно эгоистичен» (Письма к родителям и сестрам. Кн. И. С. 10).

590. 3. Н. НЕЙГАУЗ

30 апреля 1931, Москва

30. IV

Родная моя, удивительная, бесподобная, большая, большая. Сегодня тридцатое, сейчас утро. Мне хочется все это запомнить. Все ушли из дому, я один с Аидой в Борисовой квартире1. Вчера были гости, утром стол стоял, еще раздвинутый на обе доски под длинной белой скатертью, весь солнечный, заставленный сереб¬ром и зеленым стеклом, с двумя горшками левкоев, и дверь на бал¬кон была открыта, там тоже были солнце, стекло и зелень.

Через час я пойду к Жене и проведу у нее часть дня, больше, чем бывал там эти месяцы, когда забегал к ней редко и лишь на минутку.

Этим начнется наше прощанье с ней. Я не знал, что оно будет так легко. Что оно будет ясною спокойной весной, среди стихов, вызванных чем-либо столь огромным, маловероятным и очевид¬ным, как ты, со взглядом, открыто и просто вперенным в наше время, с такой верой в землю и ее смысл.

Я не знал, что перед разлукой с ней буду полон чем бы то ни было подобным тебе, — буду переполнен тобою, буду разливать тебя, упрощающую все до полного счастья, — все, чего касается твое влиянье, все, на что падает твоя волна.

Я не знал, что буду избавлен при прощаньи от душевных под¬мен, от легкости нелюбви или прирожденного бесчувствия,— но что это будет ничем не омраченное светлое прощанье с дорогим: в мире, равном себе везде, везде живом и милостивом, равном себе без конца, верном и полном тобою.

Но я пишу отсюда ради места, откуда пишу. Скоро я отсюда уеду. Давай запомним утро и обстановку и тишину дома в отсут¬ствие 0<льги> С<ергеевны> и Е<лизаветы> И<вановны>2, кото¬рые наполняют его своей отлучкой в город так, точно наполняют его моими мыслями о них, моей благодарностью им и удивленьем перед ними, перед этими замечательными женщинами, ставши¬ми мне, если бы даже они этого не приняли, — матерью и сестрой.

И все это ты, все это ты, все это ты.

Я тебя увижу завтра. Мой вечер перенесен на 4-е и доклад все же будет: Баранова, начальника воздушных сил республики, но начну я3. Помнишь, как у Гаррика: Лист и дирижабль4. Странно.

Весь твой, тихая, тихая, верная моя!

Вчера много пили. Воронский5 целовал и сказал, что скоро стану Черным Спасом времени, — пишут рябым, страшным — сек¬тантский запрещенный образ. Читал чего не знаешь, непоэтичес¬кое, но очень контровое стихотворение, написал вчера утром6.

Весь твой Боря

Впервые: Вестник РСХД, № 106, Париж-Нью-Йорк, 1972. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, оп. 2, ед. хр. 59).

1У Бориса Пильняка был тигровый, египетский дог по имени Аида. 2 О. С. и Е. И. Щербиновские — жена и мать жены Пильняка.

3 Выступление Пастернака на «литдекаднике» состоялось 9 мая 1931 г., на обсуждении предполагалось участие П. И. Баранова, начальника Во¬енно-воздушных сил Красной армии.

4 Сочетание музыки Ф. Листа на концерте Г. Нейгауза в Киеве на от¬крытой эстраде и звуков пролетающего дирижабля.

5 Александр Константинович Воронский.

6 Стих, не сохранилось. Впечатление от этого дня отразилось в дру¬гом стих.:

Скачать:TXTPDF

четырех его сти¬хотворений. Журнал в сопровождении письма, собственных стихов Риви и еще трех переводов были посланы Пастернаку 29 дек. 1930 с просьбой «скоро написать» ему. 2 «Еигореал Caravan. An Anthologie