неловкость, не перед Зиной или кем-нибудь, а перед истиной.

А вот случай в Помпее — (пересланный Олею4) — это мне нравится, это совсем другое дело! Потому что это часть действи¬тельности, со всем воздухом и развалинами и смещеньями време¬ни, далекого и близкого, потому что это случайность, горячая и быстрая, и пришедшая, чтобы уйти.

Не сердитесь на меня. Если я себе позволил эту легкую кри¬тику, то только с тем, чтобы порадовать вас, потому что из нее вы усмотрите и вспомните и без того хорошо известное вам, что не¬смотря на все перенесенное и переносимое, мы свободнее и счас-тливее и независимее вас, потому что мы полудикари, и история нам позволила быть ими, не роняя своего достоинства. А знать это о детях и внуках вам будет приятно.

Крепко обнимаю вас.

Ваш Б.

Благодарю вас за чудную фотографию. Как вы еще молоды! Это самое важное, а вот попало в конец письма, на поля. И чуд¬ные Тюти!5

Впервые: Письма к родителям и сестрам. — Автограф (Pasternak Trust, Oxford).

1 Медея была дочерью царя Ээта, владельца золотого руна, за кото¬рым приплыли аргонавты (греч. мифол.).

2 См. об этой публикации также в письме № 688, но найти источник газетных сообщений, которые цитировал в своем письме Л. О. Пастернак, не удалось.

3 В письме 17 дек. Пастернак раскаивался в резкости своего тона: «Дорогие мои. По всегдашней глупой своей манере я наговорил вам кое-

* Как кратко передать смысл длинной речи? (нем.) 701

чего лишнего в последнем своем письме, и теперь не нахожу себе места от жалости и досады. Вы не только далеки будете от истины, но просто меня убьете, если примете легкую и совершенно неосновательную мою журьбу всерьез! Ради Бога, простите меня. Из нелепого допущенья, что нахалами бывают только в молодости, я напустил на себя наглость, чтобы показать¬ся вам моложавым. Я страшно люблю вас, как вы есть, и не желал бы ви¬деть другими» (там же. Кн. И. С. 86).

4 К сожалению, случай в Помпее, рассказанный Ольгой Фрейденберг в письме к дяде, неизвестен.

5 На фотографии изображены родители с внуками Чарли и Аленушкой.

690. Н. С. ТИХОНОВУ

4 января 1934, Москва

4.1. 34. Москва

Как живешь*, дорогой мой?

Ты, конечно, сразу введен в курс воспоминаний данными письменами, не правда ли? А что, если я, например, покажу тебе такое: Закгиз?**

Не уходит ли у тебя душа в пятки при мысли о договорах?1 А у меня случилось вот что. Когда я приехал, оба мальчика были в кори. Только они оправились, как старший заболел скарлатиной. Чтобы обеспечить младшему скорейшее посещенье детсада и обе¬зопасить от зараженья, его отделили от заболевшего, а больного с большим трудом пристроили (я нарочно так выражаюсь и не го¬ворю: поместили) в хорошую больницу. Потом у нас была дезин¬фекция, как до войны, формалиновая, с выворачиваньем всех по¬трохов и покиданьем дома, и потом с проветриваньем этого ма¬ленького авлабара2 все 31-е число, весь остаток старого года, при восьмидесятиградусном, если ты привык к небольшим преувели-ченьям, морозе и вышедших дровах. Оргкомитеты были все в раз¬лете, и нам пришлось все это поднять самим, самыми смертными и демократическими средствами. Неделю мы были отрезаны при общем вое соседей от воды и всего с нею связанного, а когда 1-го сели с Зиной друг против друга выяснить, кто из нас первый не выдержит этих молчаливых переглядок и рассмеется, поучитель-ную эту игру прервали телефонным сообщеньем, что заболел и Лялик, отделенный младший сын 3. Н., но сверх ожиданья это не

* Написано по-грузински.

** Не думай, пожалуйста, что это фига с инкрустациями, — это Закгиз. (Прим. Б. Пастернака.) скарлатина, а ветряная оспа, и завтра я его с совершенно измучив¬шеюся Зиною перевезу из Трубниковского переулка домой. Я на¬рочно даю тебе это коротенькое резюме всего проверченного и про¬работанного, чтобы с его помощью измерить степень того легко¬мыслия и оптимизма, или энтузиазма, уж не знаю, право, как луч¬ше это назвать, — которые я вывез из Грузии. Потому что, несмотря на все перечисленное, чувствую я себя так, точно мне сейчас в Ориант3 и, миновав обоих парикмахеров, я в конце коридора от¬крою дверь и, о радость! — Ты будешь ерошить волосы и рвать бу¬мажки, а Гольцев — лежать под пледом с ячменем. Нет, каков за¬ряд-то, а? И вовсе не винный какой-нибудь, а более глубокий и широкий, черт знает, в чем он, опять не знаю, как сказать.

Наслышаны мы, между прочим, что не меньше нашего по¬любился Вам Шаншиашвили Сандро. Я давно догадывался, что, если говорить о людях, он гораздо ближе тебе, чем, скажем, Юрин или Колосов, и даже симпатичнее Кирпотина4. Надо ли говорить, что я вполне разделяю твою симпатию и, например, даже не срав¬нил бы его с Никулиным. Но прости мне этот тон (это ощущенье Орианта; помнишь пытку коньяком (Арсенишвили, Гаприндаш-вили и пр.)?). Как твоя работа? Не заставят ли нас делать одно и то же? Списываешься ли ты с Мицишвили?5 Помнишь ли ты вообще что-нибудь? Да жив ли ты, черт побери, если уж на то пошло, и что с тобой, наконец?!

А я, может статься, подзаймусь грузинским, но не раньше, чем оргкомитеты переведут на положенье пожарных команд, с ночными дежурствами и вызовом на дом по первому требованью, а также изобретут сыворотку ото всех детских болезней сразу. Еще в скобках: ориантизм тона возможен благодаря тому, что у Адика болезнь в очень легкой форме и все у Жени тоже благополучно. И ты не поверишь, представь себе, я наравне с сулемою и лизолем переводил все это время Чиковани и Абашидзе, ведрами, изо дня в день. Не хочу и за глаза обижать названных: у Чиковани замеча¬тельный есть материал — «Мингрельские вечера», не шутя восхи¬тительный, и тот я переведу как-нибудь в другое время, потому что его можно переводить без рецепта. В предвиденьи конца стра¬ницы я чувствую совершенную беспомощность перед Марией Константиновной6: ты, наверное, чтобы подать себя большим пла¬ном (хотя это не в твоем характере), таких гадостей нарассказал про меня, если вообще обмалвливался, что никакими поклонами теперь делу не помочь. Если это не так, то потрудись передать ей самый сердечный на свете привет, и знай: от меня он, собака. Зины нет здесь, она с младшим и лишь завтра переедет. Урывками чита¬ла она (оцени условия) «Кл<ятву> в тумане»7 и восхищалась.

Хотя переводы Ч<иковани> и А<башидзе> чудовищные, но тем не менее, однако, я дал их Колосову, в «Молодую гвардию»8. Лучше будут, — звездану9.

Впервые: ЛН. Т. 93. — Автограф (собр. Н. С. Тихонова).

1 В ноябре 1933 г. во время совместного пребывания в Тбилиси Пас¬тернак и Тихонов заключили договор на книгу переводов грузинских по¬этов с Закгизом.

2 Название старого района Тифлиса со смешанным населением.

3 Гостиница, в которой останавливались Пастернак, Тихонов и Голь-цев в ноябре 1933 г.

4 Михаил Петрович Юрин и Марк Борисович Колосов — сотрудники журн. «Молодая гвардия». Валерий Яковлевич Кирпотин в 1930-е гг. — сек¬ретарь оргкомитета Союза писателей и зав. сектором худож. литературы ЦК ВКП(б).

5 Николо Мицишвили — грузинский поэт, гл. редактор Закгиза, с ко¬торым был подписан договор; под его редакцией вышла книга «Поэты Гру¬зии» (1935).

6 М. К. Неслуховская — жена Тихонова.

7 Роман Н. С. Тихонова (Л., 1933).

8 Переводы «Баллады спасения» И. Абашидзе и «Ушгульского комсо¬мола» С. Чиковани были опубликованы в «Молодой гвардии» (1934, № 2).

9 То есть опубликует в «Звезде».

691. Г. Э. СОРОКИНУ

4 января 1934, Москва

4.1. 34

Дорогой Григорий Эммануилович!

Давно-давно собираюсь написать Вам и, частью, о делах. Но то в отъезде был с грузинскою бригадой, то в домашних хлопотах: по приезде из Тифлиса попал под обстрел детских болезней такой частоты, что это покажется Вам выдумкой: корь, скарлатина, вет¬ряная оспа и все это у двух малышей 3<инаиды> Н<иколаевны> — и все — подряд. Но не бойтесь, пишу Вам из квартиры, продезин¬фицированной формалином. В физическом смысле письмо мое совершенно безвредно, но невинно оно также и в нравственном.

В прошлому году мечты о прозе так тесно связались у меня с перепискою с Вами и с издательством, что стоило ей заглохнуть, чтобы я и думать позабыл о прозе, точно ее никогда и не задумы¬вал. И правда, я далек теперь ото всего этого и совершенно в сто-роне от неосуществляющихся и плохо осуществимых планов. По¬рядочною мукой были для меня мои не оправдывавшиеся «поры-ванья», и я счастлив, что эти предположенья временно отложил. Зато я по уши ушел в переложенья с грузинского, работу подчас даже радостную и увлекательную.

Верьте мне, что вопрос мой будет совершенно академический и что он никакою безвыходностью не продиктован. Расплата по одно¬томнику и другим договорам так долго меня кормила, что к концу мне уже неловко стало прибегать к этому источнику, и лишь на рас¬стоянии от дома, не сумев издалека управиться как-нибудь по-дру¬гому, осмелился я в последний раз протелеграфировать издательству о деньгах из Тифлиса. Это было тотчас же улажено, — спасибо.

Но если, как я сам всего скорее думаю, этою последней тыся¬чей все Эльдорадо наконец исчерпано, я хотел бы об этом под¬тверждены!, т. е. проще говоря: попросите, пожалуйста, кого-ни¬будь в Издательстве известить меня, так ли это или нет, не более того, и, в случае отрицательном, — каков остаток К

Я был бы очень благодарен Вам, если бы Вы мне что-нибудь о себе самом и общих друзьях написали. Не шутя, — я только не сумел это выразить выше — для меня слились в одно целое Вы, издатель¬ство, Ленинград, Спасские и Чуковские и, наконец, мои последние надежды и претензии работать самостоятельно. Не подумайте, по-жалуйста, что в последнем мне помешало что-либо вне меня лежа¬щее, — напротив: поддержка была отовсюду, и, сильнейшая, — с Ва¬шей стороны. Не суждено было это совсем по-другому, это долгий разговор, да, по правде говоря, мне и самому не все туг ясно. Теперь все это вытеснила Грузия и переход на второразрядные заданья. Но Грузия — комплекс непроходимой восхитительности, и случивше¬муся надо радоваться, а не жалеть об этом. Я что хочу сказать: весточ¬ка от Вас была бы для меня известием из очень сложного и милого прошлого, с которым я вынужден временно расстаться, чтобы по¬том, спустя какой-то срок, другим вернуться к нему.

Ваш Б. П.

Впервые: Ежегодник ПД, 1979. Л., 1981. — Автограф (ИРЛИ, ф. 519, № 507).

1 На следующий день Пастернак писал Сорокину: «Едва успел отпра¬вить вчерашнее заказное, как пришли по телеграфу деньги, — очень кста¬ти, хотя я их и не ждал. Все же просьба письма остается в силе… чтобы из издательства сообщили, в каком