вписав со слов Каладзе, что от¬рывок из поэмы о раскулаченных. В подстрочнике этого слова нет, там просто пояснено: из поэмы «Учардион»1. Приписав его от себя, я думал, что это будет реверансом в советскую сторону и, видно, перестарался. Приседанья отменяются.
И все же я судьбы отрывка не понимаю. Не случилось ли чего при переписке? Иные машинки не проставляют вопросительных знаков, и их потом приходится ставить от руки. Не имело ли это места в данном случае?
Смысл отрывка совершенно ясен. Я именно потому его и пе¬ревел, что сомнительному и страшному делу раскулачиванья (не говоря уже о сомнительности главлитов) никогда такой человеч¬ной и состоятельной защиты не встречал. А в этом зверинце еще сомневаются?!!
Положенье такое: выселяемый со своей земли с сыном под¬ходят к вековым деревьям и отец говорит: «Прощайте, деревья мои». «Твои?» — иронически подхватывают деревья и т. д. и неле¬пость мнимой принадлежности огромной многостолетней приро¬ды этим несчастным, выступает во всей очевидности.
В переводе я смысл этой ситуации сконцентрировал. Очень странно что то, что в слабом подстрочнике было мне без труда и с первого взгляда понятно, приобрело в более точной формулиров¬ке перевода, даже для тебя, какую-то таинственную темноту.
Деньги от Литтазеты получил, большое тебе спасибо. После телефонного разговора с тобою Юлия Сергеевна2 принесла непри¬ятное известие о закрытьи МТП и Сов. Литературы. Любят у нас играть в организационную «хальму», мудрят и мудрят. На меня всегда эти проявленья склонности к домино и мажонту действуют обескураживающе. А сейчас к этому еще прибавилось и то, что все мои осенние расчеты были на МТП3.
Перед отъездом Ирина Сергеевна4 сказала мне, что их полит-редактура решила удвоить тираж сборника и мне предстоял если не повторный платеж, то все же довольно солидная получка. По-ступленья из Грузии ввиду их гадательности, я переадресовал в Жилстроительство в Лаврушинском, под будущую квартиру. На-сколько блестящи мои перспективы можешь судить по тому, что у меня не хватило на детские августовские путевки, так же как и на путевку для родственницы Нейгауза5, находящуюся тут при маль¬чиках, и я вчера написал в Оргкомитет, чтобы мне до сентября поверили эту сумму. Каков позор-то! А тут вдруг закрывают МТП. Что же я делать буду? Что же, и Ирину Сергеевну закрыли, и группком, и лифт на 10-й этаж? Оставлено ли по крайней мере в прежнем виде движенье по Гнездниковскому?6 Цела ли Тверская? Только приспособишься к какому-нибудь из очередных двадцать третьих апреля7, узнаешь в ее ходе кого-нибудь милого и хороше¬го, и — хлоп. В самый момент, как какое-то сходство с жизнью закрадется в это двадцать третье, обязательно что-нибудь выду¬мают, обязательно, сев за новую партию в трик-трак, тебя как пеш¬ку, передвинут с квадрата на квадрат: осваивай сначала. Так вся жизнь и уйдет у нас на «освоенье».
26/VII
Хотел я достойным образом на твое живое письмо ответить, и все пишу какую-то сухую чепуху. Вряд ли я сегодня это поправ¬лю, а откладывать письмо до лучшего настроенья не хочется. И так уж оно залеживается. Ну, прости, что поторопился отвечать.
Юлия Сергеевна прекрасно себя чувствует и от поездок на пасеку, танцев, попоек и пр., в которых вместе с Зиной участвует, не устает. 3<инаида> Н<иколаевна> кроме того предается карте¬жу. Были однажды на колхозном собрании. Ходили на поле, скла-дывали снопы в крестцы.
То, что ты пишешь о Тихонове, надо вероятно возвести в квад¬рат8. Не потому чтобы ты был придирчив или чрезмерно взыска¬телен, а потому что Николай еще полон жизни во всем беспоряд¬ке этого понятья. Он еще не засклеротизировался, не заавтори-тетничал, не стыдится свободных размеров и неполных рифм и, следовательно, — хочу я сказать, у него может получиться либо плохо, либо, если уж хорошо, то совершенно превосходно. А я переводил, как учитель гимназии. Хотя и способный, но — в мун¬дире.
Ну, всего лучшего. Кланяйся, пожалуйста, Ирине Сергеевне. МТП я воспринимаю всегда как деталь ее биографии. И потому, не зная еще, что принесет ей эта рокировка, обижен за нее, как за себя.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2530, on. 1, ед. хр. 102).
1 Обсуждаются след. строки из поэмы К. Каладзе «Учардиони» (1933): «Сегодня он должен оставить свой двор! /Ив горе, и в гордости, и в забы¬тьи / Он шепчет: «Прощайте, деревья мои!» / «Твои?» — удивляясь и как бы смеясь, / Ветвей повторяет зеленая вязь. / «Твои?» — вопрошают сто¬летья, шумя / Деревьями ластящимися двумя».
2 Юлия Сергеевна — жена В. В. Гбльцева.
3 В издательстве «Московское товарищество писателей» готовился сб. переводов Пастернака «Грузинские лирики».
4 Ирина Сергеевна Орловская — издательский редактор. Пастернак выразил свою благодарность ей в надписи на «Стихотворениях в одном томе» (Л., 1933): «Ирине Сергеевне — одной из тех людей, на которых мне хотелось бы походить способностью к добру, единственной чертой, заду¬манной природой для человека не в меру надобности, но в виду бесконеч¬ности, — с избытком. Борис Пастернак. 10 мая 1934» (собр. адресата).
5 Двоюродная сестра Г. Г. Нейгауза Н. Ф. Блуменфельд.
6 Издательство помещалось на 10-м этаже дома Нирензее в Бол. Гнез¬дниковском пер.
7 Аналогия с партийным постановлением о закрытии РАППа 23 апр. 1932 г.
8 Речь идет о недовольстве Гольцева переводами Н. Тихонова, печа¬тающимися в сб. «Поэты Грузии» (Тифлис, 1935).
704. Е. В. ПАСТЕРНАК
6 августа 1934, Одоев
6. VIII. 34. Дорогие мои мама и сынок! Спасибо за письмецо ваше. Чудно ты пишешь, Женек дорогой. Много ли ты наловил рыбы? Ты не унывай, если покамест ничего не поймал, это и со взрослыми случается. Тут были рыболовы-любители, они день и ночь на реке возились без особенного прока. А пока они вылавли¬вали по пескарю в сутки, тут один колхозник из деревни выследил в омуте и поймал двухпудового сома. На одну наживку этому зве¬рю пошла 3-х фунтовая щука на крюке, величиной с дверной! Спа¬сибо за промокашку. Я совсем не забываю об авторе твоего уюта, то есть о тебе самой, Женюра-мамочка. Разумеется, его не было бы без твоего искусства, но это не исключает моей благодарности тем чудным спутникам в труде, которых тебе посылает судьба. Мне очень не хочется на съезд1, потому что я тут заработался и обста¬новка подходящая. Я написал в Оргкомитет, и если мне позволят не явиться, я, может быть, просижу тут до середины сентября. Справишься ли ты тогда с деньгами? По моим расчетам это не¬возможно. Но об этом отдельно в другой раз. Очень рад, что ты здорова.
Крепко целую вас. Всем привет.
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.
1 Имеется в виду съезд писателей, на который Пастернаку пришлось приехать 15 августа, но открытие отложили на два дня. На следующий день он писал 3. Н. в Одоев: «Так как я всегда поддаюсь действию посторонних причин, то меня тут охватила сразу же страшная тоска, и я проклинал себя за то, что поехал. Денежные дела налаживаю. Ужасная толчея по поводу съезда, в учрежденьях трудно людей добиться. <...> Выедем, думаю, не раньше 22, хотя еще рано говорить!» (Письма Пастернака к жене. С. 83). Съезд растянулся с 17 августа до 1 сентября 1934 г.
705. 3. Н. ПАСТЕРНАК
22 августа 1934, Москва
Съезд, утреннее заседание. 22. VIII
Дорогая Киса, пишу тебе за столом президиума в Колонном зале (на эстраде). Только что говорила Мариэтта Шагинян, про¬изнесшая замечательно содержательную речь1. Вчера на вечернем заседании председательствовал я, а потом в 12 ч. ночи был вечер встречи с грузинскими делегатами, я и Коля Тихонов читали свои переводы, и я лег в 5 ч. утра, так что сейчас совсем сонный. Вчера же обедали с Гарриком и Паоло в ресторане2. У меня нет возмож¬ности все тебе рассказать в письме, сделаю это потом устно. Все время нахожусь в страшной рассеянности, что ни куплю, то сей¬час же где-нибудь забываю, потерял вчера 30 руб., потом однажды посеял где-то шляпу и пр. и пр. Мне все время страшно хочется домой, и я подвел Ник<олая> Як<овлевича>3, упросив его взять мне билет (он уезжает сегодня), но ехать мне невозможно, да и было бы глупо: как раз открытье съезда (первые дни) отпугнуло нас своей скукой — было слишком торжественно и официально. А теперь один день интереснее другого: начались пренья. Вчера, например, с громадным успехом и очень интересно говорили Корн. Чуковский и И. Эренбург. Кроме того, мне и неудобно уез¬жать до доклада Бухарина и Тихонова4. Думаю, попаду я к тебе, Лялечка, и под Одоевское небо числа 28-го5. Если бы я еще задер¬жался дня на два — на три, то мне очень хотелось бы, чтобы Туся6 без меня не уезжала, а дождалась моего приезда. Нам придется прожить сентябрь в Одоеве еще и потому, что в квартире на Вол¬хонке будет ремонт. Здесь помимо повесток насчет квартплаты я нашел извещенье о налоге, мне надо доплатить ко всему ранее удержанному около двух тысяч (1955 руб.).
Это надо будет уладить, потому что на такую сумму пеня воз¬растает молниеносно и в большом размере. Нежно-нежно целую тебя, Киса, и не смотри на эту записку как на письмо. Крепко це¬лую детей, сердечный привет Тусе. Когда я дам телеграмму о при¬езде, похлопочи через Ив. Ал. Рабкова, чтобы мне выслали маши¬ну, а если нельзя будет, то — лошадей. Поклон Лидии Ивановне7 и всем-всем.
Впервые: Вестник РСХД, № 106, Париж-Нью-Йорк, 1972. — Ав¬тограф (РГАЛИ, ф. 379, оп. 3, ед. хр. 60). Примеч. 3. Н. Пастернак: «Пись¬мо написано в Москве».
1 Выступление М. С. Шагинян было посвящено национальным ли¬тературам: «Сейчас только одни мы во всем мире обладаем ключом люб¬ви, только мы одни знаем тайну эроса; иначе сказать, только одни мы во всем мире вынашиваем в нашем искусстве идею нового человечества» (Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический от¬чет. М., 1934. С. 209).
2 По поводу кормления писателей во время съезда Пастернак писал жене 16 авг. 1934: «Думаю, больше всего времени (как в Свердловске, по¬мнишь?) займет тут питание, на которое получил уже талоны и которым нельзя будет пренебречь, потому что оно бесплатное (кажется, еще не про¬верил) и хорошее, но где-то на Тверской» (Письма Пастернака к жене. С. 83).
3 Писатель Н. Я. Шестаков, вместе с которым Пастернак приехал на съезд из Одоева.
4 Н. И. Бухарин выступал 28 августа с докладом «О поэзии, поэтике и задачах поэтического творчества в СССР»; Н. С. Тихонов 29 августа — с докладом «О ленинградских поэтах», в тот же день выступал Пастернак.
5 3. Н. Пастернак писала в ответ: «Я очень скучаю по тебе. Но с дру¬гой стороны, очень хочется, чтобы ты не уехал
