неизбежное, т. е. то, что надо; без чего Вам пришлось бы уступить это место, исторически оправданное, другому. Вы соблю¬ли себя и взяли большое препятствие.

Крепко жму руку. Ваш Б. Я.

Впервые: «Вопросы литературы», 1969, № 9. — Автограф (собр. В. С. Спасской).

С поэтом Сергеем Дмитриевичем Спасским Пастернак познакомил¬ся в начале 1920-х гг. в Москве. С переездом Спасского в 1925 г. в Ленин¬град отношения между ними продолжались в переписке. Спасский посы¬лал Пастернаку книги своих стихов и прозы, регулярно виделся с ним, бывая в Москве.

1 Скульптор Софья Гитмановна Спасская-Каплун.

2 Разговор идет о неотосланной автору рукописи поэмы С. Спасского «Неудачники» (1925-1927; опубликована в 1928). «Как только Вы вышли от меня, я сел читать Вашу поэму, — писал Пастернак Спасскому 15 нояб. 1927. — Это объясняется не моей добротой, а моим интересом к Вам и каче¬ством Ваших работ. Я мог бы Вам тогда же и написать и исполнить свое обещание (выслать рукопись). Мне помешала некоторая неясность сюже¬та. Я решил еще раз перечесть ее. Но до сих пор мне этого не пришлось сделать. Я по горло завален письмами и всякими чужими путаницами, ко¬торые мне приходится распутывать. Время совершенно не принадлежит мне, и мне почти не удается работать. Читаю Вашу «Иcтopию,, в Кр<асной> Нови. Стихи эти мне очень близки» (Собр. соч. Т. 5. С. 224). Цикл стихов «Исто¬рия» был опубликован в журн. «Красная новь», 1927, № 7.

3 Герой поэмы Спасского «Неудачники».

4 Евразийцы — течение в русской эмиграции, утверждавшее, что у России, находящейся на стыке Европы и Азии, «особый путь», отличный от социальных установлений европейской цивилизации. Эти идеи были близки группе «Скифов», объединявшихся в 1917-1918 гг. вокруг журн. «Скифы», и «Вольфиле» («Вольной философской ассоциации»), среди основателей которой были А. Белый, А Блок и Р. Иванов-Разумник.

5 Имеется в виду поэма А. Фета «Сон» (1856), написанная 5-стопным ямбом, как и «Спекторский». Ср. у Фета: «Мне не спалось. Томителен и жгуч / Был темный воздух, словно в устьях печки».

6 В поэме Спасского слышны интонации «Возмездия» Блока.

404. А. М. ГОРЬКОМУ

4 января 1928, Москва

4.1. 1928

Дорогой Алексей Максимович!

Горячо Вас благодарю за подарок1. Нелепая прихоть иметь от Вас надпись в виде пожелания явилась у меня в самом разгаре очень докучливой и мучительной болезни, когда наша физиоло¬гия становится суеверной и даже пожеланию выздоровленья ра-дуешься как близкому его наступлению. Вероятно, эта потреб¬ность передалась Вам, потому что, взяв тему шире, Вы все же в надписи пошли по ее направлению, пожелав мне выздоровле¬ния и в моей работе, которая Вам кажется без надобности сложной и надломленной. У Вас обо мне ложное представле¬ние. Я всегда стремился к простоте и никогда к ней стремиться не перестану. — Я со смешанным чувством читаю Вашу, несмот¬ря ни на что, все же дорогую надпись. Мне грустно, что привет в ней омрачен какой-то долей осужденья и что мое чутье отказы¬вается решить, насколько симпатия в ней уравновешена анти¬патией. Что-то в моих словах, очевидно до Вас не доходит, и уже от того одного остальное обречено на постоянные превратнос¬ти. Еще раз спасибо.

Ваш Б. Пастернак

Впервые: ЛН. Т. 70. — Автограф (Архив Горького, КГ-П 56.12.12).

1 В письме № 395 Пастернак просил Горького прислать ему «Жизнь Клима Самгина» и пожелать ему «чего-нибудь хорошего в надписи». Горь¬кий отозвался на эту просьбу 27 дек., «раньше не мог, не было книги» (там же. С. 306). Дарственная надпись: «Борису Леонидовичу Пастернаку. По¬желать Вам «хорошего»? Простоты, — вот чего от души желаю я Вам, про¬стоты воображения и языка. Вы очень талантливый человек, но Вы меша¬ете людям понять Вас, мешаете потому что «мудрствуете» очень. А Вы — музыкант и музыка, — при ее глубине, — мудрости враждебна. Вот мое понимание. Книгу только сегодня получил из Москвы. А Пешков. 27. XII. 27» (НОЛЯ. Т. 64, № 3, 1986. С. 268).

405. М. И. ЦВЕТАЕВОЙ

5 января 1928, Москва

5.1. 28

Моя дорогая Марина! С окончаньем Федры тебя1, крепко, крепко и от всей души. И спасибо за виды Медона. Rue des Pierres я ни разу доселе не видал, и без нее у меня бы так и оста¬валось превратное представленье о Медоне, как о городке не¬давно возникшем и без старины. Но и очень немногое из твоей улицы показалось мне виденным раньше, в воображеньи, и дав¬но знакомым. Да и это также оказалось ошибкой. Дело в том, что часто представлявши себе, где и как ты живешь, я видел именно тот (второй) двухэтажный домик повыше, который на¬ходится от вашего входа через дорогу наискосок, как раз про¬тив переулочка за вашим домом. А может быть, это проще, и все дело в том, откуда снята фотография. Очевидно, когда я о чем-нибудь запрашиваю воображенье, оно всегда ставит про¬симый образ лицом на зрителя, т. е. именно так, как изображен ваш визави.

Для переправки «После России» воспользуйся обеими ока¬зиями, твоею собственной и той, о которой писал я2. Обманет одна, — выручит другая. О полном имени твоей подруги догадал¬ся по инициалам. В Берлине я раз или два видался с — пасынком ее, вероятно; кажется звали его Владимиром, и пробовал он себя в стихах. После о нем ничего не слышал3.

Ты вспомнила о времени, когда я говорил тебе Вы. Вероят¬но в тот же день мне явилось другое воспоминанье, близкое и, может быть, сильнейшее. Я вдруг вспомнил, что моему «ты» с тобою предшествовало твое предложенье разорвать отношенья, которые ты признавала обидным и недостойным заблужденьем с твоей стороны. Помнишь, это было в ответ на быстроту, с ка¬кой я тебе доставил все (т. е. то, что имелось) о Есенине, для за¬думанной поэмы4. И хотя все мое существо возмутилось против твоего предложенья, и я восстал против него просто, по-чело¬вечески, но преодолевая боль, я, может быть, на словах бы ему на некоторое время подчинился, если бы вслед за тем не гряну¬ли подряд два грозовых, очищающих, проясняющих весь мой кругозор удара: «Поэма Конца» и известие, что я попался Риль¬ке на глаза. Ты знаешь, эти две вещи были тем первым знаком мира и родства, которого я ждал с самого 914-го года! Понима¬ешь ли ты, о чем я говорю? Помнишь, как все ждали мира и вы¬хода из тыловой фальши? Помнишь время, когда Бетховен ока¬зывался бельгийским композитором на программах Кусевицко-го?5 Эти бельгийские композиторы были до «коллективного творчества» и пролетарской поэзии. Уже тогда началась эмиг¬рация душевная и саботаж совести и сердца. Не была ли ты вре¬менами скрытой германофилкой, не в отношеньи Берлина, ра¬зумеется, а по линии Беттины?6 Но тогда мы были моложе и све¬жее, да к тому же и требованье приспособленья было государ¬ству в первоучину; надзор за обезличенностью и изолганностью не был еще достаточно организован. В сентябрьском №-ре жур¬нала «Die Neue Rundschau* напечатано несколько писем Rilke7. Прочти, узнай в нескольких местах себя самое; потрясись тем, чтб он должен был там в те годы выносить, и… и поблагодари Бога, что все же, все же (ценой каких жертв!!) все это пришло, приходит к какому-то концу, — придет. И вот первым обещань¬ем, провозвестием подтвержденное™ того, что родной, чисто¬сердечный и умный воздух сомкнётся вокруг меня может быть еще при жизни, были два эти явленья. Особенно благодаря тому, что в своей равновеликости они существовали независимо от меня и друг от друга, далеко в пространстве. Случайными путя¬ми, из третьих рук, попалась мне «П<оэма> Конца». Такими же случайными обходами пришла весть о моей прикосновенности к R. Оба факта и не глядели в сторону Волхонки. В муче¬ническом одиночестве они двумя столбами били где-то в свою высоту, головокружительно родные и любимые. Оттого и пер¬вое, что я сделал, было порывом тотчас же вас уведомить друг о друге и породнить. Для меня же с этой минуты (после 12-тилет-него перерыва!) началось что-то другое. Волны едва чаемого воз¬духа уже существовали. Он становился мыслим в предвосхище-ньи. Я понял — элементарно, по-мужски, — что можно и стоит и надо бороться. Что надо напречься, и хотя бы на голову встать, но взять свое и быть с вами. Так зародился Шмидт, так собра¬лось и выпрямилось отношенье к уже сделанным частям «Года». И когда, нарычавшись и отхрипев в своих рабочих припадках эта, названная по имени, кликнутая и призванная вновь через 12 лет к существованью воля падала в себя, она себя узнавала и себе радовалась в постоянном и прямящем обожаньи тебя, как в своей отныне постоянной, незаслуженно счастливой участи. Помнишь, как много я тогда тебе писал о счастьи? Так оно и осталось, так есть и сейчас.

А чтобы ты все-таки вспомнила о бельгийских композиторах полностью и по-настоящему, — вот выдержки из его писем того времени. «Ich fuhle mich von einer Welt, die imstande war, in so sinnlosem Wirksal ohne Rest aufzugehen, widerlegt und verlassen und vor allem bedroht Derm dieses sollten, mussten, mehr als friihere, meine Jahre sein, Jahre geschutztester Leistung, und nun weht mir der bose Zufall eines aus Menschenmache hervorgegangenen Untergangs ums preisgegebene, arme, wehr loseste Leben. Was soil ich sagen? Fur die

Freunde in Schweden hab ich das herzlichste Zutraun. Noch 1914 wollte ich wieder hin, nach zehn Jahren; hatt’ich’s getan und iiberstiinde dort das Argste dieser Welttriibe: mir ware heimatlich zumut. Griissen sie hiniiber. MeineBemuhungen hinanszukommen, waren vergeblich…. Noch Eines: der Cornet ist eine alte Sache, man moge ichgenugsein lassen, besonders nicht mit Musik ihn vorbringen; mit mir hat er nur von feme, mit dieser Zeit vollends hat er nichts, nichts zu thun*. (Подчерк¬нуто мною. Ты догадываешься? Из «Корнета» вероятно сделали патриотическое «военное» чтенье!!8) Ach wie war er anders, anders gemeint!» »

Из другого письма.

— Es ist eine Beunruhigung und Sorge, ja eine fortwahrende Warnung des Herzens in mir, die mir innerlich zuruft, dass jetzt unaufhorliche /ей/ergeschehen (auf deutscher Seite), ich starre taglich in ffinf, sechs Zeitungen, und so unbeholfen und reinunkundig ich sie lese, eine jede bestatigt mir’s, und mit jedem Atem ziehe ich das vorwurtsvolle, widerspriichige Bewiisstsein tiefer in mich ein und weiss den Irrtum und kann ihn doch nicht sagen, denn wie sollte meine anders erwachsene Stimme sich plotzlich in den Dienst des grobsten Momentes finden. Da und dort spricht einer, wie ich reden wurde, aus einer verwandten Warnung heraus — Naumann neulich im Reichstag, Prof. Forster, der Pr. Al. Hohenloe, — aber das sind ja gerade die Stimmen,

* Я чувствую, что мир, который