после чтения Маяковского? Не задумываясь ответила: — Что сила — там» (М. Ц. Собр. соч. Т. 7. С. 351).
* Начало предложения зачеркнуто. 277
2 В письме Маяковскому 3 дек. 1928 Цветаева писала, что публика¬ция этого приветствия кончилась для нее «изъятием» из газеты «После¬дние новости», где она публиковалась: «Оцените взрывчатую силу Вашего имени и сообщите означенный эпизод Пастернаку и кому еще найдете нужным. Можете и огласить» (там же. С. 350).
3 Два года назад Цветаева приводила Пастернаку напечатанные в газ. «Дни» 30 мая 1926 слова Маяковского из заметки «о недостаточной дей¬ственности книжных приказчиков»: «Вошла комсомолка с почти твердым намерением взять, например, Цветаеву. Бй, комсомолке, сказать, сдувая пыль со старой обложки, — Товарищ, если вы интересуетесь цыганским лиризмом, осмелюсь предложить Сельвинского. Та же тема, но как обра¬ботана! Мужчина!» (письмо Цветаевой 21 июня 1926; там же. Т. 6. С. 259).
4 Лувен — знаменитый университетский город в Бельгии, ставший благодаря Эразму Роттердамскому просветительским центром Европы; был разрушен в 1914 г., университетская библиотека сгорела. Символ вар¬варской жестокости Первой мировой войны.
5 Речь идет о кампании по борьбе с «правой опасностью» в литерату¬ре. См. письмо № 463.
6 Для работы над поэмой «Перекоп», посвященной заключительно¬му эпизоду гражданской войны, Цветаева просила Пастернака прислать ей какие-нибудь опубликованные материалы. Он обратился за помощью к своему другу, историку революционного движения, Я. 3. Черняку.
7 Я. А. Слащев. «Крым в 1920 г. Отрывки из воспоминаний». М.—Л., 1924.
8 Г. Н. Раковский. «Конец белых: от Днепра до Босфора (вырожде¬ние, агония и ликвидация)». Прага, «Воля России», 1921.
466. В. А. СИЛЛОВУ
4 января 1929, Москва
4.1. 29
Милый Володя!
У Вашего телефона таинственное техническое устройство. Не зная его, я безуспешно в течение полутора недель был соеди¬няем с Вашим номером — сперва по поводу Вашего обещания прийти к нам с Олегом, а в последние дни и по делу, с личною просьбой к Вам.
Мне кажется, пора и надо постараться поставить Мариечку (М. Гонту-Петровскую) на ноги. Я хотел просить Вас об участии и поддержке. Если сценарий, который она Вам предложит (я его не знаю), не подойдет, найдите способ, если это возможно, од-ним этим сужденьем не ограничиться, и занять ее чем-нибудь другим. Ей необходимо подыскать заработок. Я ее знаю, и, взве¬сив одинаково трезво, как сильные, так и слабые ее стороны, знаю, — что она привлечены! к делу и к заработку заслуживает без всякого спору. Из кажущихся ее недостатков нет ни одного, которого бы не сгладила регулярная платная работа, та ежеднев¬ная школа, которая, в конце концов формирует всех, и Вам и мне дала и продолжает давать последнюю шлифовку. И, по совести, в ее примере, в смысле прав и способностей, не вижу существен¬ных отличий. Если я с такой настойчивостью и с готовым, на случай неудачи, недоумением в душе, не вступался за нее рань¬ше (не перед Вами лично), то лишь оттого, что подготовитель-ным курсом этой школы считаю некоторый срок неизбежного бедованья. Я считаю, что она его прошла. Намытарилась она, и всяких столкновений, не только с трудностями жизни, но и с глу¬постью и бездарным бессердечием натерпелась с блестящим и вопиющим избытком.
Теперь, Володя, Вы разведете руками и спросите меня, зачем с этой просьбой, и как раз в момент ее переломной настоятельно¬сти я навалился на Вас? Я говорил с Витей1, из его слов понял, что возможность ее осуществлены! не исключена объективно, и что эта помощь может прийти от Вас. Трудно сказать, как Вы меня обрадуете и обяжете.
Мы не видались целую вечность, и я не знаю даже, в Москве ли Оля?2 Весной, в самую неделю моего отъезда, было у нас услов-лено, что я позвоню ей, — помню даже день, — это была пятница, точно был назначен и час, — точность была вызвана тем, что она жила на даче и редко бывала в Москве. В назначенный час я по¬звонил ей, но никого в квартире не было. Я виноват перед ней тем, что потом не повторял звонка. Это вынужденное дисципли¬нарное свинство лежало тогда на мне и на всем моем поведеньи. Я должен был выехать и откладывал отъезд со дня на день. Перед отъездом надо было сдать книгу в Гиз, и меня задерживала ее спеш¬ная, до подлости спешная переделка. Боюсь, она обиделась на меня. Такое заключенье вывел я из Ваших, может быть случай¬ных, может быть даже и пригрезившихся мне, умолчаний. Если она тут, и это может дойти до нее, сердечный, — как он только и может быть от меня Оле, — привет ей.
Ваш Боря
Впервые. — Автограф.
0 В. А Силлове см. коммент. к письму JSfe 259.
1 Вероятно, литературный критик Виктор Викторович Гольцев.
2 Ольга Георгиевна Петровская — жена В. А. Силлова, поэтесса, пе¬реводчица, писала под псевдонимом Петроль.
467. П. Н. МЕДВЕДЕВУ
10 января 1929, Москва
10.1. 29
Глубокоуважаемый Павел Николаевич!
Что же Вы не шлете обещанной книги1? Ваше молчанье тол¬кую в том смысле, что вероятные осложненья с бумагой связали Вам руки и отразились на Ваших планах, во всяком случае в час¬ти, касающейся меня2.
Между тем обстановка последнего месяца (толки о попутчи¬ках, о правой опасности и пр.)3 всего менее располагают к работе. С самой осени ничего не пишу и второй месяц живу на журнальные авансы. Когда Вы со мной говорили по телефону, я себе не пред¬ставлял, что это все так разрастется и так безнадежно на мне отра¬зится. Вот отчего в обсуждении всяких возможностей я ни нетерпе¬нья, ни повышенной, сверх приличной меры, заинтересованности не выражал. Не то сейчас. По состоянию моего бюджета мне вско¬рости (недели через две) надо обратиться к договорным предполо¬жениям о «Спекторском» как к источнику по истребованию боль¬шого единовременного аванса. И если это невозможно у Вас или вообще все это предположена отпадает, не откажите меня о том известить, и чем скорей, тем лучше. И пришлите книгу. Жду отве¬та. Крепко жму Вашу руку. Ваш Б. Пастернак
Мой адрес: Москва, 19, Волхонка, 14, кв. 9. Борису Леонидо¬вичу Пастернаку.
Впервые: ЛН. Т. 93. — Автограф (РНБ, ф. 474, on. II, ед. хр. 7). Павел Николаевич Медведев, критик и литературовед, был зав. ли-терат.-худож. отделом Лениздата.
1 П. Н. Медведев. «Формальный метод в литературоведении. Крити¬ческое введение в социологическую поэтику». Л., 1928.
2 По предложению Медведева был заключен договор с Пастернаком на издание романа «Спекторский».
3 Речь идет о кампании по борьбе с «правой опасностью» в литерату¬ре, носителями которой объявлялись «попутчики», то есть не входящие в группу «пролетарских писателей». См. письмо JSfe 463.
468. Ж. Л. ПАСТЕРНАК
16 января 1929, Москва
16.1. 29
Дорогая Жонюра!
Третий день как я взялся за работу и то, что я ее бросаю ради письма, объясняется двумя просьбами. Как видишь, мы тут вер¬ны себе, и я не лучше других. Но ты сама увидишь, как они необя¬зательны, эти просьбы, и только если эти вещи сами лягут тебе под руку, исполни просимое, а то не надо. В объясненье одной из них я расскажу тебе коротенькую историю, мне кажется, она в тво¬ем духе.
Месяц тому назад, предварительно спросясь по телефону, явилась ко мне особа типа и склада Лидочки (но это очень при¬близительно и, может быть, я ей* польстил) и, поминутно вспы¬хивая и загадочно смущаясь, осведомилась, возможно ли и до-пустима ли просьба о переводе любимого немецкого поэта со стороны частного лица, то есть мыслим ли такой заказ. Речь шла о переводе нескольких стихотворений из «Stundenbuch»**, и я ей отказал, потому что был занят, а кроме того, и долг свой памяти Rilke исполняю в другом совсем плане, и шире1. Я что-то про¬бормотал о том, что другое, мол, дело, если бы предложенье ка¬кого-нибудь издательства, но она, перебив меня, спросила, не все ли мне равно — издательские условья могла бы предложить и она, и я улыбнулся, потому что не только меценатство теперь у нас матерьяльно немыслимо, но все это еще особенно станови¬лось трогательно при взгляде на ее стоптанные башмаки и более чем скромную кофту.
На всякий случай я записал ее адрес (она из Ленинграда), уз¬нал, что она преподавательница Ленинградской консерватории и переводы ей нужны для приближенья Рильковской поэзии к му¬зыке и музыкантам в России, что ей представляется существенно важным2, и фамилия ее мне ничего не сказала. Однако надо при¬бавить, что я больше сижу дома и в том, говорят ли что-нибудь или нет теперешние имена, не судья.
Прошло некоторое время, и как-то я познакомился с одним из лучших наших пианистов здесь, Генрихом Нейгаузом, побывав перед тем на одном из его концертов3. И вот, отклоняя мои комп¬лименты и пр., он стал настойчиво мне советовать пойти на кон¬церт (еще не объявленный) одной пианистки из Ленинграда, пе¬ред которой сам он-де совершенное ничто, и что это замечатель¬ная музыкантша, и со странностями: мистически настроена, под платьем носит вериги и так выступает, и интересно: — по проис-хожденью еврейка, и пр. и пр., и он назвал мне мою посетитель¬ницу.
* Авт. примеч. на полях: «то есть посетительнице, а не Лиде».
** «Часослов» (нем.).
Она играла Баха, Крейслериану, несколько вещей Hindemit’a и снова Баха, главным образом, органные его хоралы4. В антракте я ей послал единственное, с чем из вещей Rilke я мог расстаться и что было у меня под рукой: юношеский сборник слабых для позднейшего Rilke рассказов «Am Leben hin»* с соответствующей надписью: Простите, что не знал, кто Вы. Напишите из Ленин¬града, переведу все, что захотите.
Теперь я получил от нее письмо, именно такое, как должно было последовать. Но просьбу ее я исполню не скоро, теперь это исполнимо менее, чем когда. Но мне бы хотелось послать ей на¬стоящего, стоящего Rilke, и — по ее настроенью. Таковы две кни¬ги: «Buch der Bilder» и «Geschichten vom lieben Gott»* Пришли мне их, если тебе нетрудно. И мне это нужно именно для того, чтобы оставить все в той скупой духовной деятельности, как это случи¬лось. Я, может быть, при книжках, даже не отвечу ей. Может быть, в порядке той же экономии пошлю ей, если будет время отыскать, мои последние по времени, былые музыкальные рукописи. Но вернее, что дам их Neuhaus’y5.
— Что у тебя слышно? Да, ты будешь в недоумении относи¬тельно второй просьбы? Я, ведь, изложил только одну. Одной ей и ограничимся, другая была своя, то есть для меня, но раздумал, — и она отпадает.
Много рассказывал о вас Левин, между прочим о Бургунд¬ском — Аленушке в приданое. Поцелуй ее и Федю. Обнимаю тебя. Твой Б.
Впервые: Письма к родителям и сестрам. — Автограф (Hoover Institution Archives, Stanford).
1
