Имеется в виду работа над «Охранной грамотой», посвященной Р.-М. Рильке.
2 Письмо посвящено знакомству Пастернака с пианисткой Марией Вениаминовной Юдиной, которая занималась в то время расширением русского певческого репертуара, в частности она мечтала об исполнении «Marienleben» («Жизнь Марии») Хиндемита, написанной на слова Риль¬ке. В 1928 г. она совместно с поэтом Всеволодом Рождественским занима¬лась переводами из Рильке.
3 Здесь концом декабря 1928 г. датируется начало дружбы Пастернака с Генрихом Густавовичем Нейгаузом, сыгравшей огромную роль в жизни обоих.
4 Речь идет о первом сольном концерте М. Юдиной в Москве 5 янв. 1929 г., на котором она играла Прелюдию и фугу до-диез минор из 1-го
* «К жизни» (нем.).
» «Книга образов» и «Истории о Господе Боге» (нем.).
тома «Хорошо темперированного клавира» Баха, «Крейслериану» Шума¬на, пьесы из сб. «Музыка для фортепиано» Хиндемита и хоральные пре¬людии соль минор и фа минор Баха-Бузони.
5 Г. Г. Нейгаузу Пастернак подарил рукопись своей Сонаты для форте¬пиано 1909 г. с тайной надеждой, что тот когда-нибудь ее сыграет в концерте.
469. Ж. Л. ПАСТЕРНАК
25 января 1929, Москва
25/1/29 Дорогая Жонюра!
Ты не даешь мне отдохнуть, т. е. лучше сказать, отрываешь от работы. Только написал я тебе, казнясь, что отвлекаюсь, как при¬шли те два бельевых тюка, за которые, до возможных в будущем разъяснений или опровержений, надо, по-видимому, благодарить тебя. И ты поймешь, как искрения и горяча моя благодарность, которую только пулеметный ход твоих нагоняющих друг друга да¬ров не дает возможности разнообразить, и поймешь тем легче и полней, что мне, кроме нее, ни тебе, ни вообще нашим на этот поток одаряющей сердечности ответить нечем.
Я очень увлечен работой, за которую взялся с таким запозда¬ньем, что ее теперь приходится вести изнурительно-экзаменаци¬онным темпом и, вероятно, до самой осени; правда и то, что в этом отношении я человек крайности и по-другому не умею, и все это, по-видимому, предопределено1.
Раз уж взявшись за перо, хочу рассказать тебе о Пильняке, т. е. правильнее, передать всем, и в особенности тебе, его приве¬ты2. Ты, вероятно, знаешь, что в числе четырех-пяти наших писа¬телей у него — мировое имя, что он переведен на много языков и, может быть, даже видела или могла видеть в витрине «Das nackte Jahr» Мы стали опять видаться, т. е. мы часто ездим к нему в Пет¬ровский парк, где у него чудесный небольшой коттедж, велико¬лепный дог, привезенный из Египта, хороший подбор старинных книг, мебель красного дерева, накупленная в разное время за бес-ценок по разным глухим углам вроде Углича, или Путивля, куда он сейчас собирается, колеблясь только между этим городом Ярос¬лавны и Касимовым вместе с дядей Осипом, которого он знает по моим рассказам и на поездку к которому как раз и подбивал нас с Женей вчера вечером, и со своей женой и даже с Panait Istrati3, с которым мы там знакомились, и пр. и пр.
* «Голый год» (нем.). 283
Семья его, т. е. дети, находятся в Коломне при его первой жене, а он пятый, кажется, год женат вторым браком на очень милой, простой и задушевной женщине, молодой артистке Ма¬лого театра4. И теща у него подходящая и, кажется, тоже пре-красный человек, и я с первого разу запомнил ее имя и отче¬ство, потому что зовут ее Елизавета Ивановна. И это похоже, ра¬зумеется, с переводом в другой жанр (дворянско-интеллигентс-кий).
Мне вдруг подумалось, что папа прочтет (или даже Федя) про коттедж и прочее и, прикинув на глаз, восскорбит обо мне. И, ко¬нечно, это может быть досадно, но ровно ничего не значит. Я знаю, что сделал несоизмеримо меньше Пильняка и никогда много не сделаю (хотя я, по-видимому, пишу сейчас настоящую вещь, но и ее задумал очень коротко). Я ни с кем не равняюсь и легко и спра¬ведливо думаю о заслугах других, и — с особенной теплотой — о заслугах людей, мне по жизни близких, — и, однако, я думаю, что достоин его товарищеских чувств ко мне и что в глубокой основе между нами — полное равенство, нарушаемое только тем, что мы бываем у него, мне же некуда его звать, его и тех иностранцев, для которых он меня иногда приглашает. — Да, так все это a propos du cottage pour le cas qu’on en souffre*.
В остальном же Пильняк все чаще и чаще стал поминать вас и рассказывал Жене о тебе и о том, как он боялся Леонида Осипо¬вича и просил не раз кланяться тебе.
Тут я остановлюсь, так как это лишь разросшаяся благодар¬ность за присланное, т. е. все другое к слову пришлось. И в прили¬ве наглости, по контрасту охватившей меня на этом перегибе стра¬ницы — вот что попрошу тебя передать Лидочке. В те дни, когда она на нас дулась, или — правильнее, когда я думал, что она дует¬ся на меня, я косвенно попросил в Malik Verlag’e препроводить ей экземпляр того альманаха, где помещен перевод «Воздушных пу¬тей»5. Я сам его не видал, но слышал, что изданье разошлось и моя просьба будет, верно, исполнена через месяц, по выходе второго. Так вот, «в тот день», когда у ней будет на руках книжка и она про¬чтет ее, пусть она мне пошлет бандеролью блок почтовой бума¬ги**, как это бывало, но прошу тебя: именно она и именно тогда, как я указываю. У меня такого рода приурочиванья с налетом до-
* по поводу коттеджа, как причине страдания (фр.). ** У нас, кстати, и бумажный кризис, и почтовую бумагу трудно достать (авт. примеч. на полях).
могательства — в характере, и не лишай меня, пожалуйста, этой — как ее назвать — клянч-freude* — что ли.
Затем бурно обнимаю Федю, Аленушку, папу, маму и Лидка, а в отношении двух названных мужчин вы обе, пожалуйста, стой¬те на страже моего достоинства (коттедж и т. д.), чтобы мне спо¬койно спалось.
Любящий всех вас Б.
Впервые: Письма к родителям и сестрам. — Автограф (Hoover Institution Archives, Stanford).
1 Работа над «Повестью» была окончена в мае 1929 г.
2 Пильняк, будучи в Германии, познакомился с Пастернаками.
3 Румынский писатель Панаит Истрати.
4 Ольга Сергеевна Щербиновская.
5 Перевод «Воздушных путей» на немецкий язык был напечатан в сб. «Dreissig neue Erzahlerdes neuen Russland. Junge russische Prosa. Berlin, Malik-Verlag, 1929» («30 новых прозаиков новой России»).
470. П. Н. МЕДВЕДЕВУ
28 января 1929, Москва
Глубокоуважаемый Павел Николаевич!
Книгу Вашу получил и очень благодарю за нее. Так как в дни ее полученья я времени для чтенья урвать не мог, то и не воспре¬пятствовал одному теоретику, приятелю моему со студенческой еще скамьи, ею завладеть. Мы должны были в этот день навестить Б. Садовского, он зашел за мной, и так мы втроем (с книгой) туда и отправились1.
Вы не поверите, как мне больно и неловко надоедать Вам и не то что проявлять, а просто-таки оголять свое нетерпенье. Но так, к несчастью, сложились обстоятельства. Вот в чем дело. У меня давно, несколько уже месяцев, нет никаких денежных ресурсов, и держался я это время журнальными авансами. Но по своей робос¬ти я бы никогда на это не пустился, а пустившись, не стал бы Вам в этом признаваться, если бы не сознанье моей кредитоспособно¬сти, которое только-то в последнее время ко мне и вернулось.
Если бы меня сейчас поддержали, то вот какова моя програм¬ма (или лучше, — планы). Все это должно быть выполнено к осе¬ни, скажем, к сентябрю. Это, первым делом, повесть в прозе, ко-
* удовольствия, радости (нем.). 285
торую я только, только начал, но — надежно, т. е. с увлеченьем, заставляющим верить в то, что она будет доведена до конца. На¬звана она вчерне «Революция», будет листа на 3 на 4, а может быть, и больше, и явится звеном «Спекторского», т. е. в ней я предпола¬гаю фабуляторно разделаться со всем военно+военно-гражданс-ким узлом, который в стихах было бы распутывать затруднитель¬но2. При всем том пишется она как вещь самостоятельная, и вклю¬чу я ее в сборник прозы, а не — (интерполятивно) в роман, на ко¬торый мы заключили договор. Во-вторых, по исполнении названной прозы, должен быть закончен стихотворный «Спектор-ский», опять хотя и последовательно вытекающий из порученно¬го прозе звена, но без ущерба для самостоятельности сплошь из стихов состоящей книжки.
Наконец, в-третьих, должна быть дописана автобиографичес¬кая вещь (памяти Рильке) об искусстве, половина которой готова и лежит в Звезде под временным, впредь до измененья, заглавьем «Охранная грамота»: редакция по неоценимой своей любезности воздерживается от печатанья этой, давно оплаченной части, пока не допишу всего.
Тогда, по доведеньи до конца этих трех работ у меня будут готовы те именно две книжки, которые интересовали Вас, т. е. Спекторский и Проза (так мне хотелось бы назвать прозаический сборник, так собственно был он назван, когда был, в старом объе¬ме, без «Революции» и «Охранной грамоты», предложен Кругу и затем выпущен под названием «Рассказы», самовольно заменен¬ным издательством ради пущей расхожести; — «Проза» казалась хозяйственной части названьем нерентабельным).
Фатально то, что ни план этот, ни очередной распорядок ра¬бот измененья не допускают. Т. е. я ни отложить его исполненья не могу, ни переверстать очереди. Я набрал (и прожил) авансы во всех трех журналах, и это время мне остается жить на авансы кни¬гоиздательские (т. е. данные под книги, а не под отдельные вещи) или, короче говоря, под Ваши, если мы сделаемся и насчет прозы. В ней будет листов 12, — 6 листов будут новые; представил бы кни¬гу осенью, за лист просил бы 250 р. Разумеется, прошу не у Вас, а через Вас, т. е. вполне на Вас полагаюсь и знаю, чью сторону Вы будете держать. Простите, что тороплю Вас, но не могу оставить надежды на скорый ответ от Вас, в расчете на что и берусь снова за работу. Не задержитесь ответом и в том случае, если он сложится отрицательно, — тогда я обращусь в Гиз или в Федерацию, глав¬ное, мне теперь откладывать этого нельзя и руку приходится на-дожить и на «Прозаический» аванс. И — главнее главного — по¬способствуйте скорейшей присылке всех авансовых денег под «Спекторского». Только в таком случае можно будет продолжать работу. Задержка же и дробление сумм делают ее невозможной, и проживаются в покрытие задолженности, а тем временем дело не делается, вот и получается отчаянная чепуха. Не сердитесь, что надоедаю.
Крепко жму Вашу руку. Ваш Б. П.
Впервые: ЛН. Т. 93. — Автограф (РНБ, ф. 474, on. II, ед. хр. 7). Дати¬руется по почтовому штемпелю.
1 Книгу П. Н. Медведева «Формальный метод в литературоведении» Пастернак отдал историку литературы К. Г. Локсу. С поэтом Б.
