ли, мой друг? Ты рада? Но, как сказано, молчок, — и при ответных поминаньях на¬зывай это работой и не более того. Думаю, я найду способ перио¬дически переводить тебе деньги9. Но только не торопи меня. В той счастливости, о которой я писал на начальных страницах, един¬ственный несчастный изъян это моя мешкотность и все усилива-ющееся расхожденье со сроками. — А теперь, если можно, расце¬луй, пожалуйста, С<ережу>, Св.-М<ирского>, и всех тех, кото¬рых я полюбил еще больше, но не переписываюсь по обилию до¬пущенных в прошлые годы пробелов и по необходимости спешно восполнить их. Обнимаю тебя.
P. S. Книжку В. Познера вчера получил. Еще ранее он при¬слал мне свою антологию10. Судя по нескольким вводным замеча¬ньям в антологии, частью совпавшим с моими собственными сим¬патиями, я ждал настоящей широты, объективности и благо¬родства и от его истории литературы. В таком духе ему и написал, с просьбой о присылке книги. Я ее только пробежал пока, и чем милее мне иные страницы (об Анненском, об Ахматовой и др.), оправдывающие мои надежды, тем досаднее его промахи, непо¬нятные и непозволительные, нет, — просто говоря обесцениваю¬щие, дискредитирующие всю книгу целиком и все содержащиеся в ней утвержденья. Нельзя, находя место для упоминанья Бобро¬вых, Лунцев, Родовых, Эльз Триоле, Кирсановых, Кусиковых, Крученых и т. д. и т. д. — обходить полным молчаньем Асеева. Он не упомянут ни разу хотя бы в перечисленьях имен собственных, и это такое упущенье, что сразу бросается в глаза. Удивляюсь, как это могло с ним случиться. А что сказать о такой неполноте мне, ежели и забвенье Демьяна Бедного показалось мне смешным с его стороны капризом, а как нужен мне этот самый Демьян, ты легко себе представишь. Асеев же настоящий, хотя и несчастный по сво¬ей судьбе — поэт. Это человек, легкомысленный и от природы, да еще вдобавок и слишком предавшийся Лефовскому влиянью. Во¬обще осведомленность Познера кончается по-видимому на 22 годе, и он лучше бы сделал, если бы честно ограничил свою задачу, и неосведомленность свою либо оговорил либо же восполнял. А оп¬лошность с Асеевым так меня удручает, что затрудняюсь и отве¬чать В. П<ознеру>, а то придется ругаться.
Ужасная безвкусица этот перечень двадцатостепенных фигур при очень хорошем взгляде на крупные вещи, на ход десятилетий и пр.
«Охр<анную> Гр<амоту>» посылаю на имя С. Я.11, это вмес¬те и привет ему.
Впервые: Цветаева. Пастернак. Письма 1922-1936. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 168).
1 Пастернак отзывался на эти жалобы в письме Цветаевой № 421.
2 Имеются в виду «Повесть» и «Охранная грамота».
3 Цикл стихотворных посланий был отдан в «Красную новь», но назв. «Марине Цветаевой» потребовали снять, а надпись на «Сестре моей жиз¬ни» «Маяковскому» («Вы заняты нашим балансом…») исключили из пуб¬ликации. В подборке под назв. «Четыре стихотворения» остались: «Анне Ахматовой», «Мейерхольдам» и два стих, без назв., обращенные к Цветае¬вой, «Ты вправе, вывернув карман…» и не опознанный в редакции акро¬стих «Мгновенный снег, когда булыжник #зрен…» («Красная новь», 1929, JSfe 5). Акростих был также записан на шмуцтитуле подаренного Цветае¬вой сб. «Избранные стихи» (М., «Огонек», 1929) с назв. «Вместо стихотво¬рения. Акростих» (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 170).
4 «Повесть» (1929), по мысли Пастернака, была частью прозаического романа, над которым он продолжал работу. Сюжетная связь повести со «Спек¬торским» позволяет считать, что Мария Ильина, чьим прообразом была Цве¬таева, должна была появиться в продолжении романа. Цветаева также зани¬мала значительное место в замыслах «Охранной грамоты», о чем Пастернак писал ей (письмо № 392). Весной 1926 г., получив «Поэму Конца», Пастер¬нак четко осознал не только свою деятельность, но и поэзию Цветаевой как развитие того, что сделал Рильке. Он понял, что «истинная биография боль¬шого, векового поэта состоит в том, что делалось и случалось с людьми, его пережившими и на нем сложившимися» (письмо № 513). См. в «Охранной грамоте»: «Область подсознательного у гения не поддается обмеру. Ее со-ставляет все, что творится с его читателями, и чего он не знает».
5 О романтизме как мировосприятии, свойственном времени и иду¬щем от немецких романтиков, Пастернак писал в «Охранной грамоте»: «В своей символике, то есть во всем, что есть образно соприкасающегося с орфизмом и христианством, в этом полагающем себя в мерила жизни и жизнью за это расплачивающемся поэте, романтическое жизнеописание покоряюще ярко и неоспоримо <...> Я эту концепцию разделял со всеми. Я расставался с ней в той еще стадии, когда она была необязательно мягка у символистов, героизма не предполагала и кровью еще не пахла».
6 О гении и обыкновенном человеке Пастернак говорил в «Выступ¬лении на III пленуме правления Союза писателей СССР»: «На мой взгляд, гений сродни обыкновенному человеку <...> Это — количественные по¬люсы качественно однородного, образцового человечества, дистанция же между ними не пустует. Промежуток этот заполнен теми «интересными людьми», <...> которые-то, на мой взгляд, и составляют толщу так назы¬ваемой посредственности» (см. т. V наст. собр.).
7 По просьбе А. Крученых Пастернак записал на групповой фотогра¬фии с Маяковским дошедшие до него известия о зимних восторгах евра¬зийцев: «Когда Маяковского в Париже спросили: «Ну, а как Пастер¬нак…?» — он ответил: » — Провожал меня. —». Попутно свидетельствую (из того же источника), что поэма «Хорошо» произвела там на слушате¬лей потрясающее и неизгладимое впечатленье, как это бывало с первона¬чальными вещами М<аяковского>, и представители левейшего крыла эмиграции (евразийцы) были счастливы пожать руку этому первому миро¬вому пролетарскому гению (собственные слова одного из них, до меня до¬шедшие). Чувства последнего разделяю, — с вечною растравой для чувств к Маяковскому неизбежной. Б. П.» (РГАЛИ, ф. 1334. См. т. V наст. собр. — Из альбомов А Крученых).
8 См. статью В. Брюсова «Вчера, сегодня, завтра русской поэзии» («Печать и революция», 1922, № 7): «Стихи Пастернака удостоились чес¬ти, не выпадавшей стихотворным произведениям <...> приблизительно с эпохи Пушкина: они распространялись в списках».
9 Пастернак намекал Цветаевой об этом предложении, по-видимому, исходившем от М. Н. Розанова, который вместе с А. В. Луначарским осу¬ществлял общую редакцию Юбилейного собрания Гете. Но этот план вско¬ре отпал (см. письмо № 516).
10«Panorama des litteratures contemporaines. Litterature Russe, par Vladimir Pozner». Paris, 1929 («Панорама современной литературы. Русская
литература»); «Anthologie de la prose Russe contemporaine», Paris, 1929. См. письмо № 494 с разбором книги.
11 Рукопись первой части «Охранной грамоты» послать не удалось. См. письмо № 497.
493. Е. В. ПАСТЕРНАК
12 мая 1929, Москва
12.V.29
Дорогая Женичка! Женёночек так свыкся с твоим отсутстви¬ем, что утерял опять достоинства, временно в нем вызванные к существованью новизной разлуки. И этого лентяя не легче зас¬тавить писать письмо тебе1, чем бабушке. Он страшно был рад пр<офессору> Зеленке с подношеньями от тебя, и действитель¬но, цветы пришли в прекрасном виде и р<ахат>-локум превос¬ходен. Никаких фотографий пока нет, и никуда я их без тебя по¬сылать не буду2. Как, кстати, имя и отчество Аристовой?3 Я ей поклонился в одной открытке к тебе, и неудобно было, что без отчества. Может быть, Вячеслав Павлович и не поедет в Гаспру, потому что для Киры Ал<ександров>ны не оказалось места. — Сегодня у меня сняли и выколотили ковры, может быть сегодня же и уложу их, — воскресенье, и у меня нет нафталина, но ду¬маю, в аптеке найду. Я был еще раз у американцев и кажется тебе об этом писал. Их несколько человек, 3 или 4 четы, все очень милые, все путешествуют без деловой цели, для собственного удовольствия, провел у них час за чаем. Р<аисе> Н<иколаевне> еще не писал4. Получил из-за границы Антологию русской про¬зы, с 10-ю страничками из Enfance de Luvers*, а совсем недавно и книжку о русской литературе, начиная с первых символистов до наших дней5, книжку, местами очень неплохую, но в то же время в целом и очень спорную и с недопустимыми пробелами. Так, там даже однажды вскользь, при перечисленьи нескольких имен, упомянут Бобров — и совершенно обойден молчаньем Ник. Асе¬ев, точно его и не бывало. Переводы же в прозаической антоло¬гии — превосходные. Автор той и другой книги — Вл. Познер — помнишь тот, что балладу читал, где «идут и идут, и идут»6. Но как это его с Асеевым угораздило — не понимаю. И (говорю, ра¬зумеется, с совершенно другими чувствами) — не назван также Демьян Бедный, что тоже странно. Слабее всех последняя часть
* Детства Люверс (фр.). 322
«Aujourd’hui»* — тут его осведомленность кончается 22-м годом и дальше пополнялась, вероятно, слабо и случайно.
Если В. П<олонский> не поедет, то деньги вышлю по почте.
Здесь была твоя кузина Фирочка7, и я как раз в это время мылся в ванне и не мог ее принять, т. е. пришлось ее промаять минут 15—20. Она очень тебе кланяется. Здесь уже с неделю со¬вершенное лето, и сегодня была первая гроза. Я регулярно по-пре-жнему недосыпаю и с такой же правильностью вывихиваю себе чуть ли не ежедневно большой палец левой руки. Все еще не могу оставить работы8, хотя занят ею уже не с той тревогой, как рань¬ше, т. е. думаю, ближайший месяц денежно будет обеспечен. На наши облигации никакого выигрыша не пало.
Крепко обнимаю тебя. Твой Боря
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.
1 К письму приложена написанная под диктовку маленького Жени записка.
2 Перед отъездом Е. В. Пастернак повела сына в фотоателье и проси¬ла послать карточки в Берлин.
3 Художница Анна Ивановна Аристова была соседкой Е. В. Пастер¬нак по комнате в санатории.
4 О приезде группы американских специалистов по педагогике и про¬блемам детской преступности, в которую вошли друзья и знакомые Ломо¬носовых по совместной работе, Пастернак писал жене 2 мая и Р. Н. Ломо¬носовой 16 мая 1929: «Это очень, очень милые люди. <...> Мне они все очень понравились, и Вы наверное не ошиблись в них, доверив им ломо¬носовскую волну: они ее хорошо приняли и полностью докатили, мне за суд волны болеть душой не пришлось. Иное дело — я. Я наверняка (через их преломленье) обманул Ваше доверье. Во-первых, Жени уже не было в Москве ко времени их приезда. Было 1-е мая и дни Страстной. Учрежде¬нья, музеи и пр. были закрыты по майским основаньям, дома у нас на два, на три дня разбежалась по другим, бытовым причинам генеральная пред¬праздничная уборка. Все стояло кучею и вверх ногами: мне некуда их было пригласить. Далее, хотя я предлагал им свои услуги, но так и остался со¬вершенно бесполезным для них — у них были другие пути и связи» («Минувшее», № 16. С. 155).
5 Книги Познера. См. письмо JSfe 489. В
