И я вдруг повеселел и успокоился, когда не на сло¬вах только, а всей манерою держать себя, всею походкой и пр. впер¬вые почувствовал и понял, как я умру, как переживу то, что меня не станет. Но я и лет на 50 старше Вас, и глупо, что так распропо-ведовался. Зачем я пишу Вам сегодня, в самое неподобающее вре¬мя? Чтобы Вы знали, что Ваше письмо дошло все полностью, и что мне с ним, среди моей ближайшей житейской программы лег¬че, чем было бы без него. Я разделил также и Женино волненье, в письмо к ней уложено ведь не меньше души, чем в письмо в Москву. Если обстоятельства сложатся так, что мне не скоро слу-чится опять собраться с духом, как было в последние месяцы, и я Вам не напишу в июле, тогда прошу Вас взглянуть на мою про¬зу (в июльском № Нового Мира)5 как на какое-то подобье ответ¬ного письма. Но, разумеется, это аналогия очень неопределен-ная и речь может идти только о голосе, который мне сегодня из¬меняет. Хотя это будет начало большой вещи, и вся она еще впе¬реди, но я уже и в этой первой части поспешил заговорить о тех важных вещах, которые составят завязку целого. Ваши извиненья (по поводу американцев и подарка Жене6) меня ошеломляют и конфузят.
В чем извиняться Вам? И куда мне деться от таких извине¬ний? Похоже, будто Вы решили меня совершенно этими тонко¬стями уничтожить. Я В. Е. Гар7 послал, сколько Вы просили, при¬лагаю квитанцию8. Осенью сообщу Женин адрес9, Вы же не напо-минайте мне об этом, а прочтя повесть, напишите непосредственно и коротко, легко ли и хорошо Вам читалось или нет. Сердечный привет всем Вашим.
Любящий Вас Б. Я.
Впервые: «Минувшее», N° 16. — Автограф (Russian Archive, Leeds University). Отправлено в Нью-Йорк и переадресовано в Филадельфию. 10 предстоящей зубной операции см. письмо N° 500.
2 Елизавета Михайловна Стеценко (урожд. Гирей, в первом браке Лопухина).
3 Письмо 24 мая 1929 (там же).
4 В письме 24 мая 1929 к Е. В. Пастернак о своей приятельнице Эл¬лен Мид, умирающей от рака, и, по-видимому, в несохранившемся пись¬ме, адресованном Б. Пастернаку, Ломоносова писала о своем предчувствии близкой смерти.
5 В «Новом мире» (1929, N° 7) печаталась «Повесть».
6 См. письмо N° 493 и коммент. к нему.
7 Вероятно, ошибка чтения, — фамилия подруги молодости Ломоно¬совой — В. Е. Тар.
8 Приложена «Расписка в приеме перевода» на 200 рублей в Ленин¬град 12 июня 1929.
9 Речь идет об адресе Ж. Л. Пастернак, куда следует переслать деньги для Е. В.
502. РОДИТЕЛЯМ
30 июня 1929, Москва
30. VI. 29 Дорогие мои!
Сегодня у нас был Осип, сын покойного Индиди1, я в пер¬вый раз с ним познакомился. Он на практикуме в Орехове-Зуеве на ткацко-набивной фабрике и студент 3-го курса полиграфи¬ческого отделения художественного училища, куда в октябре и вернется. На нынешнее воскресенье он с товарищами по экскур¬сии приехал в Москву. Мое знакомство с ним было очень зат¬руднено тем, что мне нельзя разговаривать, и я целую тетрадь исписал в беседе с ним. Оказывается, он уже и прошлым летом был в Москве и заходил к нам, но мы были на Кавказе. Он мне очень понравился. Очень простой и независимый молодой че¬ловек, по-хорошему застенчивый и по-хорошему чем-то своим занятой и своего добивающийся. Некрасивый, как я и все в се¬мье, но с каким-то благородством в пробегающей улыбке. Ему 22 года, и как у всего современного поколенья, местные черты почти стерты и провинциализма почти никакого нет. Больше лицом в мать, чем в отца.
И — семейная, может быть черта — некоторая все время от¬влеченность своими мыслями и рассеянность при очень милой и живой понятливости: когда я писал, он часто угадывал недопи-санное. Очень хвалил молодых рабочих в Орехове и всю тамош¬нюю атмосферу. Легкие, ясные отношенья, отсутствие праздных и посторонних людей, и много строят. Посидел часа два-три и за¬торопился в Третьяковскую к товарищам.
Моя история с челюстью довольно канительная, хотя уже те¬перь и безболезненная. На днях после снятья швов рубец разо¬шелся, но его не перешивали, а будут некоторое время тампони¬ровать. Женя самоотверженно ухаживает за мной, ходит по моим делам и никого ко мне не допускает. Цветы на столе у меня не пе¬реводятся, и Юлия Бенционовна2 нас пансионирует и отхаживает меня, потому что среди многих перемен, о которых писать не сто¬ит, мы на днях рассчитали прислугу. Я бы никогда не решился пи¬сать вам на хирургические темы, если бы все это не было вполне и целиком позади.
Всех вас и мюнхенцев крепко обнимаю. Ваш Боря.
Впервые: Письма к родителям и сестрам. — Автограф (Pasternak Trust, Oxford).
1 Сын старшего брата Л. О. Пастернака Александра, домашнее имя которого было Индидя.
2 Соседка по квартире.
503. А. О. и О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ
9 июля 1929, Москва
9. VII. 29
Дорогие мои тетя Ася и Олюшка!
Пишу вам, чтоб не думали, что забыл. Скоро опять за работу придется взяться и тут будет не до писанья, перерыв был длитель¬ный и много, верно, упущенного сбежится. Так что не сердитесь — предупреждаю, — если вздумаете написать в ответ, а я потом на ваше письмо не отвечу. А перерыв был неприятный и вот какой.
Помнишь, Олюшка, говорил я тебе про свое пяти последних лет проклятье, про периодические, длительные боли в нижней челю¬сти, хуже всякой зубной, распространявшиеся по всему подбород¬ку? Пошел наконец на просвечиванье и оказалось, что никакая не невралгия, а мое ощущенье было научно-точным. Рентген пока¬зал громадную дыру под зубами там, где полагалось бы быть кос¬ти, — результат ее долголетнего, периодами, разрушенья. И вот мне сделали операцию, удалили костную кисту, там сидевшую, и доломали, для гладкости, костные фестоны и зубцы — остатки ее работы. По мне, т. е. по моей внешности, сейчас ничего не ска¬зать, я даже принялся уже за работу и только совершенно пока не разговариваю. По окончательном заживленьи раны дело, надо надеяться, сведется просто к частичной беззубости, потому что эта операция потребовала предварительного удаленья семи зубов, и в их числе всех передних. А потом месяца через три, и это горе по¬правят. Но это было очень мучительно, операция, рассчитанная на двадцать минут, длилась полтора часа, и я за нею терял созна¬нье, потому что местная анестезия не удалась, в костной дыре не¬чему было анестезироваться, а общую побоялись делать, чтобы не перерезать центрального лицевого нерва; а тут, когда извлекая кисту, зацепляли за него, или не видя его под кровью, проводили вдоль по нему ватой, я кричал, конечно, и сигнализировал им фак¬том обморока. А Женя, бедная, за дверью стояла, и к ней бегали и без успеха пробовали увести. Но теперь, слава Богу, все это уже за плечами, и только думается еще временами: ведь это были врачи, старавшиеся насколько можно, не причинять боли; что же тогда выносили люди на пытках? И как хорошо, что наше воображенье притуплено и не обо всем имеет живое представленье!
Ну, всего лучшего. Крепко обнимаю вас.
Напишите непременно, как и что у вас, главное, как здоро¬вье, какжактерия ваша1. Дайте нам устроиться на остаток лета где-нибудь. Может быть удастся вызвать вас к нам?
Ваш Боря
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.
1 Жактерия — слово образовано по аналогии с «Жакерией» — крес¬тьянской войной во Франции. Имеется в виду многомесячная борьба Фрейденбергов с домоуправлением (Жактом) за свою квартиру. «Один¬надцать судебных процессов! И двадцать два обследования нашей кварти¬ры различными комиссиями, в любое время врывавшимися в дом, — за¬писала О. Фрейденберг. — Мы проиграли дело во всех инстанциях. Но это¬го мало. Нам предъявили иск в такую сумму, что мы лишались не только квартиры, покоя, независимости, но должны были продать все свое иму¬щество и остаться нищими. И вдруг, — чистейшая случайность, — смена прокуроров — спасла нас на краю несчастья» («Пожизненная привязан¬ность». С. 165).
504. Е. В. ПАСТЕРНАК
11 июля 1929, Москва
Дорогая Женичка!
Прости, что не писал до сих пор, каждый день собирался. Чувствую себя хорошо, все в наилучшем порядке, во вторник ве¬чером жду тебя, если тебе уже будет можно1. Третьего дня ходил по делам. В обоих местах в секретарьяте дамы одна другой милее*. Вскакивают, машут руками, молчите, дескать, знаем, дело сдела¬ется без вас. Все идет как по маслу, и невольно осматриваюсь, нет ли на стенах нового плаката: дорогу беззубым. До нынешнего дня не клеилась работа, душно было, застревал на местах, неудачных и в немецком подлиннике. Сегодня свежее, и у Rilke пошли стра¬ницы более выразительные2. Как-то был Коля Вильям, забылся, и — переговорили; испугались оба, но, слава Богу, ни к чему дур¬ному не повело. Полоща, нащупал нечто тесьмоподобное и тоже очень взволновался. Находился в неизвестности два дня, боясь исследовать (думал — нечто вросшее или вшитое, боялся тянуть). Сегодня с неописуемой острожностью вытащил свободно лежав¬шую марлевую нитку, остаток тампона. Постепенно начинаю же¬вать, зубов же еще не чищу, не решаюсь. Не задаю вопросов, по¬тому что для ответного письма времени не останется и ты сама мне все расскажешь. Была Мариечка3, страшно мила и не так худа, как всегда. Рассказывала содержанье нового сценария. Шура во¬шел (верно, Л<юдвига> Б<енционовна> подсказала) присутство¬вать при свиданье, не давал мне говорить. Писем никаких ниот¬куда. Удивляет молчанье наших, но не беспокоит, есть косвенные сведенья об их добром здоровье. Тишина в квартире необычайная и чистота. Сейчас пришла проститься и уехала Пр<асковья> Пет-
* И все это, конечно, — живые результаты твоих распо¬ряжений; и новые напоминанья о твоих заботах и об этих днях, которых все равно не забыть. И ей-богу, цветов со дня твоего отъезда в Москве не найти. (Прим. Б. Пас¬тернака.) ровна. Целует Женичку, кланяется тебе. Крепко обнимаю тебя и нежнейший привет всем, в особенности Елизавете Михайловне4.
Женюшка обнимаю и глажу, и гляжу на него долго и молча¬ливо, как всегда. Смотри, отдыхай, пока, как бы то ни было, од¬ним человеком меньше.
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф. Датируется по содержанию. Адресовано в Можайск.
1 Переехав на дачу 8 июля 1929 г., Е. В. Пастернак тяжело заболела.
2 Пастернак переводил Реквием Рильке «По одной подруге».
3 М. П. Гонта была киносценаристом.
4 Е. М. Стеценко.
505. РОДИТЕЛЯМ
15 июля 1929, Москва
15. VII. 29 Дорогие мои!
Первоначально врачи думали, что мне на осмотр надо будет ходить до середины июля. Но и без того уже Женичка в этом году застрял дольше нужного в городе, а потом еще операция моя всех задержала. Неделю тому назад, когда я перешел уже в состоянье полной безопасности, я настоял на том, чтобы они переехали
