правило, и среди 25-ти казусов были случаи раздачи по действительному назначенью. Но все это про¬исходило явочным порядком, дома. На днях получу эту возмож¬ность.
Всего лучшего. Ваш Б. П.
Впервые: ЛН. Т. 93. — Автограф (РНБ, ф. 474, on. И, ед. хр. 7).
1В письме Медведева шла речь о колебаниях Ленгиза в вопросе об издании «Спекторского». См. об этом в письме № 520: «В Ленгизе не зна¬ют, издавать ли Сп<екторского> или не издавать».
2 Эти строфы неизвестны.
3 Речь идет о строфах 17—30 восьмой главы «Спекторского» по пуб¬ликации в «Красной нови» (1929, № 12), в которых зарисовки разрушен¬ного быта Москвы 1919 г. чередуются с размышлениями об общественных сторонах уклада, широтой исторических масштабов уничтоживших воз¬можность существования индивидуальной биографии. В отдельном изда¬нии романа (ГИХЛ, 1931) эти строфы выпущены. Пастернак считал их «единственно подлинно новым», что ему «посчастливилось сделать за все последние годы» (письмо № 522).
4 Две последние главы были опубликованы в «Красной нови» (1929, № 12).
5 «…Поэтическое произведение, как и всякое конкретное высказыва¬ние, — говорится в «Формальном методе в литературоведении», — являет¬ся реально неразрывным единством смысла и действительности на основе единства проникающей его снизу доверху социальной оценки» (С. 169).
6 Борис Пастернак. «Две книги». Стихи. М.-Л., ГИЗ, 1930. Сборник включает книги «Сестра моя жизнь» и «Темы и варьяции».
516. М. И. ЦВЕТАЕВОЙ
1 декабря 1929, Москва
1. XII. 29 Дорогая Марина!
Буду писать, точно не тебе, точно не молчал, точно все по-другому. А то не написать никогда. Итак, первое. Я здоров. Ты на¬прасно тревожилась. И тому дикому свинству, что я тотчас же тебя не успокоил, нет имени. Мне делали операцию летом, вынули ку¬сок кости из нижней челюсти, предварительно перед этим удалив шесть зубов. Там была костная киста, цинготное следствие голод¬ных лет. Операция с точки зренья внутренней хирургии несерьез¬ная, но очень мучительная. В том месте проходит центральный лицевой нерв, операцию производили почти без анестезии, по причинам в которые вдаваться было бы долго, все сделали в один прием (зубы и вскрытье и пр.), дело длилось 1’/2 часа, когда заде¬ли за лицевой нерв, я от боли потерял сознанье. Именно мучи¬тельность этого всего, вместе с некоторыми частностями, кото¬рые осложнили бы и без того пространный рассказ, и повела к разговорам и слухам. Вот и все.
Но все что ты пишешь о крови, — верно. Кровь ли или еще что, дело не в том, а в том что конечно наша работа не «литерату¬ра» и сами того не зная, мы все время расходуемся. Я наверное тебе писал не раз о странных и нестерпимых болях, периодически случавшихся раза по два в год в теченье шести последних лет, и всегда в полосы разгара работы, когда пошатывался сон и пр. и пр. Это вот и разрушалась кость в подбородке. Но внешне я не изменился после операции, она произведена изнутри, без наруж¬ного шва, и кость, по-видимому, регенерирует.
Ты читала повесть?1 Там есть несколько ничтожных опечаток, главная же опечатка та, что не указано, что это начало романа, и, примерно, — первая его треть. Но только она пока и написана. «Повесть читала собой» — говоришь ты, и я понял эти слова. Ра-зумеется, ты права. Но ведь это не все еще. И если бы даже было все, то ведь я еще не умер. И если бы я даже и умер, то ведь жива еще ты. Видишь, сколько еще глав впереди. Тебе понятно? Жаль, если нет, потому что подымать эту тему словесно, и в письме, сил нет. Да и права. Вычеркни, сделай милость, весь этот абзац из пись¬ма и из памяти.
Существую я одиноко и невесело. Живу мечтой, давно тебе известной2. И опять, не надо ничего предрешать: говорю о немно¬гом, житейском, детском, вольном. Что земля и люди разошлись врозь для меня, что ближайшие мне люди не на той земле, что мне всего ближе. Прежняя цель остается в силе. Приближаюсь ли я к ней? Я думаю, что да. Но ты видишь, как медленно, и чем дальше, тем все медленнее я иду к ней. Все что ты прочтешь моего — эта¬пы на пути к ней. И не творческие, разумеется, а — заработочные. Но не хочется ныть, да и не до того.
Я совершенно вне здешней литературы, т. е. дружбы мои не тут. Люблю Мейерхольдов, его и ее (это значит: вижусь все-таки раз в два года). Познакомился кое с кем из философов, с музы¬кантами, и только обнаружил, с большим опозданьем, что мне всего живей и милей там-то и там-то, как выяснилось, что они знают П. П. Сувчинского, а поводом к узнанью послужил Проко¬фьев, с которым встретился у Мейерхольдов. Там же был и пиа¬нист Генр<их> Нейгауз. И, можно сказать, благодаря вам (потому что много этого духу было на вечере) свиделся с Маяковским, по-дошедшим к концу, и узнал, чтб он пишет, после почти 3-х-лет-ней разлуки3.
Давай писать друг другу легкие письма, о чепухе, о житейс¬ком. Но перед этим скажи, как ты думаешь поступить с письмами R. М. R
Ты знаешь, я перевел оба его реквиема, и напечатал. Трудно было, и ты будешь недовольна. После операции мне две недели нельзя было разговаривать, и тут я именно и перевел один (An eine Freindin*). Если увидишь (он тоже в Новом Мире6) не суди строго, и, кажется, опечатки есть и там. Но переводилось хорошо, я нахо¬дился все время в возбужденьи после принятых мук (первый слу¬чай неотвлеченного переживанъя после долгого поста этих глубо¬комысленных лет) и Женя была удивительна, за дверью операци¬онной и еще долго потом. И — молчать, иметь благовидный пред¬лог, причину и основанье для молчанья, молчать без страха, что в него вложат какой-нибудь смысл, это стоит испытать, это — вроде музыки!
Тут кончу и скорей отошлю, чтобы не залеживалось. Как полу¬чить «Молодца» с Гончаровой?7 Не будет ли оказии? И проза ли или не проза — гибель семьи, что ты пишешь?8 Лучше бы проза. Хотя ты в другом положеньи чем я, ты и за пределами лирики и в самых широких просторах остаешься поэтом, у меня же повество¬вательное в стихах ни разу не удалось.
Пожалуйста, передай С<ереже>, что я люблю его, нуждаюсь в нем и никогда не забываю. Из Гёте ни для тебя, ни для меня ни¬чего не вышло9.
Обнимаю тебя. Б.
* По одной подруге (нем.). 367
Впервые: Цветаева. Пастернак. Письма 1922-1936. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 170).
1 Публикация «Повести» в «Красной нови» (1929, № 7).
2 Имеется в виду поездка за границу на длительный срок.
3 После выхода Пастернака из «Лефа» летом 1927 г. они с Маяковс¬ким не виделись.
4 «Через пятьдесят лет, когда все это пройдет, совсем пройдет, и тела истлеют, и чернила просветлеют, когда адресат давно уйдет к отправителю <...>, когда письма Рильке станут просто письма Рильке — не мне — ког¬да мне уже не нужны будут письма Рильке, раз у меня — весь Рильке <...> Те семь писем, лежащие у меня в ящике <...> с его карточками и последней элегией отдаю будущим <...> Это будет день воскресения его мысли во плоти. Пусть спят до поры, до — не Страшного, а Светлого суда» (М. Цветаева. Несколько писем Райнера Мария Рильке // «Воля России», 1929, № 2).
5 Отослав отцу письма Рильке для включения их в собр. соч., Пастер¬нак задумался о судьбе полученного им письма от Рильке. Оно вошло в собр. соч.: R. М. Rilke. Gesammelte Briefe in sechs Banden: Briefe aus Muzot 1921 bis 1926. Bd. 5. Leipzig, 1935.
6 В «Новом мире», 1929, № 8-9.
7 Издание поэмы «Молодец» по-французски в переводе Цветаевой с иллюстрациями Н. Гончаровой не состоялось.
8 Имеется в виду «Поэма о Царской Семье», о которой, судя по вы¬пискам О. Н. Сетницкой, Цветаева писала 29 окт. 1929 Пастернаку: «Пишу большую вещь — гибель семьи» (РГАЛИ, ф. 1334, on. 1, ед. хр. 834). Работа над поэмой продолжалась до 1936 г., сохранились некоторые отрывки.
9 Имеется в виду несостоявшийся заказ на работу над переводом «Фа¬уста» Гёте. Издание Юбилейного издания собр. соч. Гёте растянулось на 15 лет; первые тома вышли в 1932 г., 5-й с «Фаустом» в переводе Н. Холод-ковского — в 1947 г. Пастернак надеялся делать этот перевод вместе с Цве¬таевой (см. письма № 492 и 505).
517. РОДИТЕЛЯМ
2-3 декабря 1929, Москва
Спасибо большое за письмо. Все заняты и работают1, одному мне досужно. Замечанье о том, что Женичка начинает слегка чи¬тать по-французски, надо понимать в том смысле, что он знако¬мится с азбукой. На ритмику он ходит к Александре Андреевне Эгиз, которая всегда его о всех вас расспрашивает и очень вам кла¬няется. Изредка старые знакомые выныривают с неожиданными симпатиями. Привет от Ан. Ив. Трояновской (младшей).
Это не письмо, разумеется. Обнимаю вас крепко, скоро на¬пишу.
3. XII. 29. Дорогие мои!
Вчера получили посылку, благодарностям числа нет, радость безмерна, спешим поскорее дать знать о своем весельи. Мне про¬сто вас жалко, вам не дано это испытывать, как нам. Чай — насто¬ящее состояние, и какой (!) — мы от такого отвыкли. Женя боль¬шая знай прыгает на одной ноге: чулки там у нее, берет, перчатки, все как на заказ.
Вкладываю залежавшееся посланье внука. Женя записывала карандашом, мне для переписки сдали. Извините, что от руки, не на машинке. Зная мою слабость, Шура благороднейше отказался от чаю. Тронут до края, но с трепетом жду будущего: боюсь, что неспроста, и скажется. Вдруг бочку кофе у вас попросит, и я буду доводом, — и вот тебе и чай. Они не пишут, потому что, правда, заняты. Занят и я, но так как все мои мытарства исходят чернила¬ми, — доходит до вас в виде писем и моя невозможность писать их. Завтра на тачке повезу опускать в почтовый ящик претолстую пачку. И все — за границу. В Лондон, в Варшаву, вам в Берлин, в Щриж — русское, в Нью-Йорк по-французски, в Пасадену (в Калифорнии) — и каждое, за недосугом, страницах на десяти. Оттого и в смешливых чувствах: вторые сутки пишу. А полови¬на — самым близким сердцу людям, год не писал, вдруг узнали про летнюю операцию.
Вдруг полезла музыка. Познакомился с Прокофьевым у Мей¬ерхольдов. Или писал уже?..
Многоточье потому, что долго рассказывать, а никакой мно¬гозначительности или грусти за ними ни в помине. Прекрасно сделал я, что ее бросил. Надо
