Скачать:TXTPDF
Полное собрание сочинений в одиннадцати томах. Том 8. Письма

будущей книги «Второе рождение» (1930—1932).

521. П. Н. МЕДВЕДЕВУ

5 декабря 1929, Москва Дорогой Павел Николаевич!

Отойдя немного от недавно сделанного, по прошествии неко¬торого времени, взглянул сегодня непредвзятым взглядом на ко¬нец «Спекторского» и простить себе не могу двух последних моих писем к Вам. Концом удовлетворен совершенно, от возникших ре¬дакционных сомнений отделяюсь абсолютно, изумляюсь им и ни¬когда не пойму. С легким сердцем советую Вам: печатайте вещь. Всякое препятствие буду рассматривать как случай внешней и по¬сторонней силы, искать вразумленья у нее не стану, философии сво¬ей перестраивать на основании инцидента не буду. Это — во исправ-ленье и в уточненье сказанного в письме. Спешу поделиться с Вами этой радостной уверенностью. Вот что только и обращено к Вам. Остальное — мимо, в направленьи неведомого объекта. Ваш Б. П.

Впервые: ЛН. Т. 93. — Автограф (РНБ, ф. 474, on. II, ед. хр. 7). Дати¬руется по почтовому штемпелю.

522. И. С. ПОСТУПАЛЬСКОМУ

9 декабря 1929, Москва

9. XII. 29

Милый Игорь Стефанович!

Пользуюсь указаньем адреса на бандероли, чтобы поблагода¬рить Вас за летнее подношенье1. Правильно заметили Вы и сами: первое стихотворенье — вне всякого сравненья с остальными и лучшее в сборнике. Не плоха также одиннадцатая страница.

Та бандероль была получена в мое отсутствие из Москвы. Вместе со множеством скопившихся писем и пакетов я получил ее в день переезда. Началась уборка. Взорванная бандероль вмес¬те с ворохами ненужной бумаги была выметена, и я оказался без Вашего адреса, вовремя не догадавшись переписать его в книжку.

Вы очень к себе несправедливы, и это тем хуже, что повод к этому подала, очевидно, наша первая встреча у Асеева. Чем «глу¬па» (как Вы выразились на полях «Резца»2) Ваша новомирская ста¬тья?3 Это одна из серьезнейших Ваших статей, и в наше время вся¬кому можно пожелать писать так о поэтах. Затем, Вам ее сокра¬щали, как я слышал. Кроме того, Вы меня, может быть, не поняли тогда, на Мясницкой. Я хотел сказать, что в некоторых отноше¬ньях я нелегко дался Вам, что я затруднил Вам работу в Ваших лучших и законнейших намереньях, что у меня нет многих из тех заслуг, которые Вы мне приписали. И на все это Вы вправе возра¬зить, что не моего, авторова, ума это дело.

Я думаю, не ошибусь, если Вашу нынешнюю посылку истол¬кую и с Вашей стороны, как указанье адреса, как привет и напо-минанье? И я очень этому рад, так оно лучше будет. Попутно бла¬годарю за защиту.

От неприятностей меня предохраняет мой глухой и нелегкий образ жизни. Редко что доходит до меня, как дурное, так и хоро¬шее. Это очень бедные формы существованья, очень недостойные, очень временные. Но это не жалобы: время и обстоятельства слиш¬ком снисходительны ко мне.

Недавно кончил «Спекторского», т. е. примирился с тем, что он не таков (по многим причинам), как я его, поначалу, задумал; примирился, приписал небольшой отрывок о революции, и в этой, ни на что не похожей, безголовой форме отправил в Ленгиз, встре¬тившись (опять по многим причинам) с необходимостью его реа¬лизовать quelque mal qu’il soit Вам скажу, что эти две-три страни¬цы о преображеньи времени (между прочим и о революции и ис¬тории) — единственное подлинно новое, что мне посчастливилось сделать за все последние годы . Мне кажется, только эти строфы, объект которых мне открылся лишь с большого подъема, хоть не¬сколько возвышаются над нелирическим состояньем всей нашей лирики, т. е. над тем ее состояньем, при котором человеку ничего сверх уже усвоенного им в повседневности, не открывается. Если вещи посчастливится, Вы увидите этот отрывок в XII № Красной Нови. Тогда напишите. А пока, о сказанном — молчок. В моих глазах этот кусок оправдывает неудачность всего «Спекторского», т. е. он мог бы оправдать что угодно другое, и порискованней. Молчать же о моих словах надо, чтобы не повредить вещи, чтобы, чудом, отрывок мог появиться в журнале4. Крепко жму Вашу руку, пишите, всегда буду рад. — Вы хорошо помянули Гумилева: обе страницы живо и убористо покрыты настоящей поэзией.

Ваш Б. П.

Впервые: «Русские новости», 7 февр. 1969. — Автограф. 1 Речь идет о книге Игоря Поступальского «Несколько стихотворе¬ний». Л., 1929.

* как бы ни был он плох (фр.).

2 В критическом фельетоне «Документ невежества и апломба» (журн. «Резец», 1929, № 49) Поступальский выступает в защиту Э. Багрицкого, Б. Пастернака и Н. Тихонова, резко полемизируя с высказываниями И. Ут¬кина. В дарственной надписи на «Избранных стихах» (М., «Огонек», 1929) Пастернак благодарил «за защиту»: «Дорогому Игорю Стефановичу По¬ступал ьскому от подзащитного Б. Пастернака».

3 В «Новом мире» (1928, № 2) опубликована статья И. Поступал ьс-кого «Борис Пастернак».

4 Речь идет о строфах 17-30 главы 8-й «Спекторского», которые выз¬вали возражения в Ленгизе. См. письмо № 515.

523. Ф. И. ВИТЯЗЕВУ

1929, Москва

Уважаемый товарищ!

Препровождаю Вам мои мысли на интересующую Вас тему1 в том виде, как они были однажды напечатаны (в 1922 г.), потому что лучше и по-иному мне этого не сказать, а от взглядов, тут вы¬раженных, я не отказался. И одна у меня забота. Не сомневаюсь, что отводить мне полторы страницы будет для Вас обременитель¬но, да в этом было бы много неудобства и для меня, потому что имело бы вид претензии, а притязательность не в моих правилах. Но с другой стороны никакое дальнейшее сокращенье четырех первых пунктов «Положений»2, прямо посвященных Вашей теме, — недопустимо. А то из этих утверждений, пусть и афорис¬тически изложенных, но во всей живости понятных, получилась бы афористика самодовлеющая, тешащаяся именно самым недо-говариваньем и поджиманьем губ, т. е. тот жанр, который я счи-таю всех вреднее. И вот не знаю, как тут быть.

Во всяком случае очень попрошу Вас переремингтонить при¬сланное и сверив список, мне эти два листка возвратить по почте. У меня они единственные, а легко возможно, что когда-нибудь понадобятся. И, правда, то, что я сказал о неделимости подчерк¬нутой красным карандашом доли, — условие непременное.

С товарищеским приветом. Б. Пастернак

Впервые. — Автограф (РГБ, ф. 576, к. 1, ед. хр. 24).

1 Ферапонт Иванович Витязев-Седенко — основатель издательства «Колос», собирал материал для сборника отзывов писателей о книге.

2 Пастернак послал первые четыре главы из статьи «Несколько поло¬жений» (1918), опубликованной в альм. «Современник», 1922, N° 1.

524. М. И. ЦВЕТАЕВОЙ

24 декабря 1929, Москва

24. XII. 29 Дорогая Марина!

Эту зиму мы живем вне календаря. Я не ищу кругом призна¬ков того, что сейчас сочельник, и если бы искал, не нашел. Но ударил сильный мороз, и мне всегда кажется, что в мороз элект¬ричество горит жарче. И сына купали, и мыли полы, и дом пуст, все ушли в гости: но все это случайные совпаденья.

Нового Года, как праздника, тоже не будет1. И я не возражаю, это тоже в порядке вещей.

Однако я мечтал его встретить у нас, и хотел встречать с Мей¬ерхольдами и Белым и еще кое с кем: а потом, по легком охмеле-ньи и в разгаре шума, позвать несоединимых: Маяковского и Пильняка, скажем, или еще кого-нибудь. И мне представилось, что все мы пошлем тебе поздравленье, разными почерками, — прижжем и продымим и припечатаем донышком стакана; всегда найдется хоть один, без умысла, в ходе встречи залитый вином. Но для всего этого потребовались бы деньги, и я имел все данные на них рассчитывать, но меня подвели, расплаты перенесены на январь. Или это тоже вид нравственно-оздоровляющего воздей¬ствия? Ото всего этого я уже отказался и поздравляю Сергея Яков¬левича, тебя и Алю и целую Мура один и без всякой торжествен¬ности, и тебя — одним тоном этих строк, — по-ночному осторож¬ных, чтобы не проснулись дети.

Я сам врежу себе. Стоит мне допустить, что от тебя и твоих могут быть письма, как их полученье становится условьем моего существованья. Я под них подгоняю ход работы, я с них, в вооб¬ражении начинаю всякий завтрашний день. Тогда одно из двух: либо надо самому писать часто, либо вовсе не писать. И первое было естественно однажды, и второе — неизбежно; а теперь ни на то, ни на другое у меня нет силы.

У нас есть официальное учрежденье, называющееся Вокс (Всесоюзное об<щест>во культурной связи с заграницей). Мне из него звонили недавно: в него обратились из Польши с просьбой склонить меня на поездку к ним. Я отказался из тех соображений, что собираюсь который уже год во Францию и не оставил этой мысли: что встретить там долю французского веянья будет мне мучительнее полного лишенья. Что куда бы я ни поехал, я поеду как незаметное частное лицо и на свои средства. Потом пошли официальнейшие уговоры, и я узнал что-то вроде того, что не имею права отказываться, т. к. союз должен пользоваться всяким случа¬ем укрепленья связи с Западом, и союзный полпред в Варшаве настаивает на желательности моей поездки, т. к. приглашенье ис¬ходит как от левых, так и от правых писательских кругов, что… и т. д. и т. д. Дорогая Марина, чувствуешь ли ты, какой это вздор¬ный анекдот, и поймешь ли, как трудно мне было втолковать со¬беседнику, что я не скромничаю, и не разыгрываю дурака, и что это нонсенс совсем по другим причинам. Мне между прочим га¬рантировалась полнейшая свобода в выраженьи мнений, меня сна¬ряжали, как тенора.

Но еще труднее, чем ездить в Польшу, — писать письма. И еще труднее не писать их.

Прости, что пишу на обрывках, — у меня нет бумаги, вся выш¬ла. Я боюсь, не рассердилась ли ты на меня за что? Дорогая моя, если тебе что-нибудь в тягость, ты не должна нуждаться в основа¬ньях, чтобы от нее избавиться, и всегда будешь права. Но сам-то я их, по доброй воле, никогда не подам, и вряд ли ты себе представ¬ляешь, как связано тобой самое расположенье моей жизни, ее смысл и ее очерк.

Напиши мне, пожалуйста. Я живу, — трудней нельзя, пишу туго. Много важного и существенного хотел вложить в вещь, называющуюся «Охранная Грамота», и рад, если ты не читала (начала, напечатанного в «Звезде»2). Теперь занялся ее продолже¬ньем. Материалы «Повести» и предполагаемого продолженья последней — автобиографические ответвленья «Охранной Грамо¬ты», т. е. все то, чего нельзя рассказывать о себе, т. е. вести от 1-го лица3. — Отсылаю, чтобы пришло к первому. Итак, новых сил, новой выдержки! И мира и удачи в семье, и удачи детям.

Твой Б.

Впервые: Цветаева. Пастернак. Письма 1922-1936. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 170).

1 Были введены пятидневные рабочие недели и отменено празднова¬ние Рождества и Нового года. Сочельникканун Рождества.

2 «Звезда», 1929, № 8.

3 См. письмо № 484 о том, что «Повесть» нельзя

Скачать:TXTPDF

будущей книги «Второе рождение» (1930—1932). 521. П. Н. МЕДВЕДЕВУ 5 декабря 1929, Москва Дорогой Павел Николаевич! Отойдя немного от недавно сделанного, по прошествии неко¬торого времени, взглянул сегодня непредвзятым взглядом на