меня сейчас очень ощутительная денежная заминка, которой не было бы, если бы «Искусство» не затягивало издания моих Шекспировских переводов1. Особенно общелитературные обсуждения последнего времени2 настраивают издательство на выжидательный лад, и погружают деловые перспективы, никогда не отличавшиеся определенностью, в полную неизвестность.
У меня к Вам две просьбы.
Во-первых, если это не расходится с общими и Вашими собственными видами, восстановите, пожалуйста, мое доброе имя в глазах издательства, чтобы они не боялись меня и моих трудов и дали ход их напечатанью и выпуску: их появление было бы такой радостью для меня!
Во-вторых, если это мыслимо, окажите, пожалуйста, влияние на финансовую часть издательства в следующем направлении. Мне по выходе собрания следовало бы еще получить около сорока тысяч (40 % всей суммы). Договор был заключен около года тому назад, а рукописи у них не сданы еще в набор. Ввиду того, что возможность пользования этими деньгами оттягивается, нельзя ли было бы добиться, чтобы мне до срока выплатили половину этой суммы, в виде чрезвычайного одолжения, которое крайне бы меня выручило.
Простите, что опять затрудняю Вас просьбами (а я-то льстил себя последнее время надеждами, что не придется надоедать Вам) — но я ведь и сам не рад нынешним неожиданным оборотам. Заранее горячо благодарю Вас за все, что Вы сочтете нужным и возможным сделать.
Всего лучшего.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2894, on. 1, ед. хр. 444).
1 Издание сб. переводов Пастернака из Шекспира, предполагавшееся в Гослитиздате, после ухода П. И. Чагина с поста гл. редактора, было передано в изд-во «Искусство». Договор был подписан в 1945 г., издание задержано на четыре года и вышло только в 1949 г. после личного ходатайства А. А. Фадеева.
2 Высказанные на президиуме правления Союза писателей и общемосковском собрании положения, осуждающие позицию Пастернака («Литературная газета», 7 сент. 1946; «Правда», 21 сент. 1946; «Культура и жизнь», 30 сент. 1946), вызвали запрет на публикацию его переводов.
1011. К. М. СИМОНОВУ и А. Ю. КРИВИЦКОМУ
Октябрь 1946, Москва
В редакцию журнала «Новый мир»
Я летом начал роман в прозе «Мальчики и девочки» (нынешнее, может быть временное его название). Хотя он должен обнять последнее сорокапятилетие (1902—1946), но изображение исторических событий стоит не в центре вещи, а является историческим фоном сюжета, беллетристически подробно разработанного в том роде, как в идеале сюжет понимали, скажем, Диккенс или Достоевский.
Прерванную в последнее время работу я возобновлю на днях и всего охотнее обошелся бы без всякого задатка, чтобы не связывать себя контрактом на еще не готовую вещь. Это выяснится на днях. Если дела мои устроятся, я воздержусь от заключения договора, чтобы сохранить свободу (чтобы надо мной не висело сознание полученного аванса и взятого на себя обязательства).
Если же я не приведу денежных дел в порядок, я буду просить редакцию сделаться со мной (с обязательным условием самое меньшее 25%-нтного единовременного аванса) на этот роман, объемом предположительно в 20 печатных листов, сроком на год, т. е. с обязательством представить его и начать его печатание с сентября будущего 1947 года1.
Прошу редакцию рассмотреть эти условия, я же со своей стороны не позднее конца октября дам ответ, необходимо ли мне вступить с редакцией в договорные отношения уже и сейчас, или это можно отложить.
С товарищеским приветом 2. Пастернак
Впервые: «Континент», № 90, 1996. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1814, оп. 9, ед. хр. 2021). Датируется по содержанию. К. М. Симонов — гл. редактор журнала, А. Ю. Кривицкий — его заместитель.
1 Договор на роман под назв. «Иннокентий Дудоров (Мальчики и девочки)» объемом в 10 авт. л. и сроком сдачи в августе 1947 г. был подписан с «Новым миром» в лице зам. гл. редактора А. Ю. Кривицкого 23 янв. 1947 г.
1012. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ
12 ноября 1946, Москва,
12. XI. 1946. Дорогая Оля, спешу ответить открыткой1 (а то — безденежье, дела, Бог знает, когда еще смогу написать по-человечески). Самое замечательное — про сравнивающую часть сравнения, про ее реализм, про самостоятельность, про то, что в ней вся суть, что ради нее-то и пишут2 (лучше всего на примере «образа закипевшей кухонной посуды, где варится свинина»3). Но направление интереса в 5 разделе (слишком для меня специально, тут я невежда, — «тотемизм» и пр.) не все доступно, кажется, местами насильственным, натяжкой4. К 6-му опять выправляется, становится текучим (путь от сравнения к категории качества5), это очень хорошо. А вообще, страшно близко и похоже на мою манеру думать, и силою и слабостями, и живой, от предмета к предмету переходящей свободой, и грехами ложной (это я про себя… грехи!!) обстоятельности и «абсолютизма». Про свои грехи в Шекспире, для иллюстрации, напишу. А вообще ты молодчина, это замечательно свежо, смело и правильно (в отмеченной части). Скоро напишу о Bowra6 и пр.
II. Главное, что очень молодо, сильно и горделиво, с сознанием собственного значения. После таких вещей хочется читать, думать, изучать. Только, как мне кажется, стихия, подобная «5»-му, тормозит. Когда я ее нахожу в себе, то сознаю ее как отрицательную, занесенную извне тенденцию к аналитизму, топчущемуся на месте и добивающемуся универсальности. Но, повторяю, это я о себе, по рефлексу. Баура — профессор античной литературы в Оксфорде, изучивший русский язык как древнегреческий, и переводящий Ахматову, как он читает студентам Сафо. Это именно он. Я не знаю его книги, названной тобою (Greek Lyric Poetry). У него много трудов «From Virgil to Milton», «The Heritage of Symbolism*, он составил русскую антологию7, много переводил Блока и, действительно, один из тех, которые пристыжают меня своим вниманием. Я тебя очень люблю, Оля, и очень крепко целую. А Зина тебя целует так, даже страшно.
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф на двух открытках.
1 Написано в ответ на письмо 3 нояб. 1946 и присылку тезисов доклада Фрейденберг, прочитанного на ежегодной научной сессии в университете «Происхождение эпического сравнения на материале Илиады», с надписью: «Моему дорогому Боре в знак манифестации жизни. Оля. 30/Х 46» (там же. С. 251). Тезисы опубликованы в «Трудах юбилейной научной сессии ЛГУ». Л., 1946 (далее приводятся цитаты и страницы этого издания). Работа была написана блокадной осенью, в октябре — декабре 1941 г.
2 «Развернутой, независимой и реалистической является именно второй член сравнения, сравнивающий» (С. 101).
3 «…Сильный, грандиозный образ единоборства воды и огня уясняется при помощи образа закипевшей кухонной посуды, где варится свинина! Ясно, что более сильное впечатление интерпретируется менее сильным…» (С. 108).
4 «С точки зрения содержания, уподобление происходит всегда так, что второй, сравнивающий член передает отрицательную семантику — гибель, разрушение… Это приводит к мифологической, тотемистической концепции» (с. 109).
5 «Эпическое развернутое сравнение, древнейшее из всех, создается до возникновения категории качества. Как только рождается и она, сравнение обращается в компаратив. «Как» из показателя подобия и схожести обращается в показатель качества («каков», «какой»)» (С. 113).
6 В письме 3 нояб. 1946 О. Фрейденберг спрашивала: «Потом меня интересует Bowra. Мне говорила Чечельницкая, что он критик твой и даже переводчик? Тот ли это, кто написал Greek Lyric Poetry?* (Переписка с О. Фрейденберг. С. 251).
7 С. М. Bowra. «Greec lyric poetry from Alkman to Simonides* («Греческая лирика от Алкмана до Симонида»), OUP, 1936; «The Heritage of Symbolism* («Наследие символизма»), 1943; «А Book of Russian verse* («Антология русской поэзии»), 1945.
1013. С. ЧИКОВАНИ
Конец ноября 1946, Москва
Дорогой Симон!
Как Ваше здоровье? Виктор Викторович1 долго обнадеживал, что Вы приедете. Но видно это откладывается.
Мне есть и было очень хорошо. Я не знаю, за что дарит мне Создатель такую большую и необычайную литературную судьбу. По моему нерадению и былому ничтожеству она еще гигантски пуста, как Ноев ковчег до катастрофы. Но теперь у меня уже есть надежда, что я наполню когда-нибудь это помещение делами и произведениями.
Так как из современников Вы единственный оказались рядом с двумя лучшими классиками, и это естественно и делает Вам честь, посылаю все экземпляры сборника, предназначенные для Грузии2, Марийке. Пусть она дарит и надписывает, кому хочет. Если же я идиот, и это неудобно, поручите это Урушадзе3 или Нине Табидзе. Мне давно хочется послать Вам и Нине свою статью о Шекспире, но все отчетливые экземпляры рукописи я раздарил и остался только один нечеткий.
Я послал Шариа телеграмму: «Облегчите издательству «Заря Востока» возможность выплатить мне гонорар и т. д.», для того, чтобы не беспокоить больше по этому поводу Вас и Бесо4, и на эту тему больше не заикаюсь.
У меня был перерыв в работе над романом, и во второй главе, действие которой приходится на 1905 г., мне насоветовали усилить и детализовать революционный фон изложения, стоявший на заднем плане. Теперь я это вынес вперед, делаю вставки в уже написанное и, наверное, порчу вещь, задерживая ее развитие. А как хорошо мне работалось в июле и августе! Впрочем, ничего не случилось, все в порядке, я работаю несколько в стороне от авангардных своих частей, но скоро обращусь к ним снова и все пойдет на лад. Целую Вас, Марийку и всех Ваших. Ваш Б.
Симон, только что получил телеграмму Бесо о деньгах. Спасибо. Кланяйтесь ему и пусть он извинит, что я был так груб и надоедлив.
Впервые. — Автограф (ГМГЛ). Датируется по содержанию.
1 В. В. Гольцев.
2 Грузинские поэты в переводах Б. Пастернака. М., «Советский писатель», 1946.
3 Машин. «Заметок к переводам Шекспировских трагедий» была передана Венере Георгиевне Урушадзе, переводчице на английский язык поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».
4 Имеется в виду задержка гонорара за сб. «Грузинские поэты в переводах Б. Пастернака» (Тбилиси, «Заря Востока», 1946). Бесо Жгенти — гл. редактор изд-ва «Заря Востока».
1014. Н. ТАБИДЗЕ
4 декабря 1946, Москва
4. XII. 1946
Дорогая моя Ниночка, Вы не можете себе представить, как меня огорчило известие о Нитиных глазах!1 Бог даст, все может быть, опять обойдется, как в тот раз. Сообщите мне, пожалуйста, открыткой или телеграммой, в каком состоянии сейчас ее здоровье.
Грешный человек, когда Евгений Дмитриевич (брат Сережи Спасского) привез тогда эту ошеломляющую радость о Тициане2, я подумал, что известие это правильное, т. е. что он жив, но что ограничатся словами и обещаниями, а щедрость и благородство никогда не пойдут так далеко, чтобы его освободить. Как это бездарно и жестоко!! Вы знаете, друг мой Ниночка, это сильнее меня. Это именно то, чего я никогда не мог победить в себе и что так резко и неизменно определило мое поведение, — непримиримость в отношении двух-трех слишком близких случаев этого скудоумия и подлости. Этого я не могу простить, хотя бы это стоило мне жизни. И
