представляли основное его содержание (см. письмо № 1029).

На плачевную судьбу книги проливает свет письмо Фадеева 1 апр. 1948 Симонову: «Дорогой Костя! Дочитал Пастернака, сборник кончается совершенно пошло-эротическим стихом ахматовского толка, помеченным 46-м годом, — прямой вызов. Если не поздно, вели Ярцеву тираж задержать, я окончательно в этом убедился. Если не поздно, пусть задержат. Поправлюсь, — решим вопрос» («Путь», 1995, № 8. С. 232). В стих. «Зимняя ночь» («Мело, мело по всей земле…») Фадеев увидел отклик Пастернака на «Постановление ЦК» об Ахматовой и Зощенко.

1050. В. Д. АВДЕЕВУ

21 мая 1948, Москва

21 мая 1948 г.

Дорогой Валерий Дмитриевич!

Всегда после таких больших перерывов является тревога, все ли осталось по-прежнему, всех ли застанешь в былом благополучии — и Вы меня первым делом успокойте на этот счет и сообщите о здоровье всех вас.

Не думайте, я не забыл Вас, но неизобразимо трудно жить и не легче переписываться. Была у меня мечта послать Вам книжечку избранных моих вещей (в большинстве Вам известных), когда их выпустит «Сов. Писатель». Но объявление о выходе книжки, напечатанное в «Лит. Газете», вводит в заблуждение. Оно было напечатано как раз в тот день, когда книга была зарезана.

Я живу очень странно последние годы. Так надо было жить в молодости, а не на шестом десятке. Я чувствую себя хорошо, зарабатываю переводами, а в своих собственных работах ухожу все дальше даже от личных своих представлений и допущений о себе. Да, да, во всех, во всех отношениях так надо было жить давно ког-да-то и писать, как я пишу, сорок лет тому назад.

Прошлою зимой я больше, чем нынешнею был занят романом в прозе, который читал изредка, по мере исполнения, с большим удовлетворением для себя и слушавших. Эта вещь далека еще от завершения. Там один из героев — врач, каким был, или мог быть, А. П. Чехов. Он по замыслу романа должен умереть в 1929 году (39 лет). От него остается хаотический архив, который приводит в порядок сводный его брат, живший в Сибири, которого умерший не знал и всю жизнь считал издали своим врагом. Этот брат находит в бумагах покойного много любопытного, записки, дневники, множество стихотворений, которые он сводит в книгу. Книга эта составит одну из глав во второй части романа. Это будет поэзия, представляющая нечто среднее между Блоком,

Маяковским, Есениным и мною, не смешанное, не синтезированное, а отдельное и самостоятельное: меня немного успокоенного и объективированного. Теперь, когда я пишу стихи, я их пишу в виде вкладов в стихотворное хозяйство этого героя.

Я думаю послать Вам стихотворения Петефи, очень хорошо изданные, в неплохих переводах. Кроме того, к письму прилагаю пачку названных стихов. Они, наверное, будут чужды Вам и не понравятся дико запоздалой своей несвоевременностью. Всему этому было свое время, поздно я, так сказать, хватился, где я был раньше. Но так как, кроме того, что Вы — ученый, художник, поэт и ценитель искусства, Вы также во всех этих областях — собиратель, то и дефектный экземпляр должен представлять интерес для Вашей коллекции.

Дочь Цветаевой запросила письмом Ник. Ник. Асеева, известно ли место, где погребена Марина Ивановна в Елабуге. В свое время я спрашивал об этом Лозинского, жившего в Елабуге, и он мне ничего не мог по этому поводу сказать. Может быть, исходя из Вашего территориального соседства с Елабугой (может быть у Вас там есть знакомые), Вы что-нибудь узнаете по этому поводу1.

Если бы мне десять лет тому назад (она была еще в Париже, я был противником этого переезда) сказали, что она так кончит и я так буду справляться о месте, где ее похоронили, и это никому не будет известно, я почел бы все это обидным и немыслимым бредом. И так все в жизни.

Целую Вас. Кланяйтесь папе и всем Вашим.

Ваш Б. Пастернак

Впервые: «Литературная учеба», 1988, № 6. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2867, on. 1, ед.хр. 41).

1А С. Эфрон в записке 12 июня 1948 благодарила А. Е. Крученых за адрес Пастернака, которому собиралась написать и поблагодарить за попытку узнать что-либо «о маминой могиле» (РГАЛИ, ф. 1334). О месте погребения М. Цветаевой Пастернак запрашивал М. П. Гонту еще из Чистополя (письмо № 887).

1051. А. И. ЦВЕТАЕВОЙ

3 июня 1948, Москва

3 июня 1948 г. Дорогая Ася!

Пишу наудачу — Вы не сообщили мне точного адреса больницы. Если только дойдет, известите меня. Может быть в середине лета явится у меня возможность переслать Вам немножко денег. Сообщите тотчас, куда их направить.

Для меня большою радостью было известие о Вашем переселении к Андрюше1. И все что Вы писали о нем, о его доме, жизни и семье, очень интересно. А теперь меня очень пугают и огорчают Ваши глаза.

0 себе ничего не пишу, в двух словах ничего не расскажешь. Все у меня живы, здоровы, да и самому мне не на что жаловаться. Моя поддержка — переводы (перевел еще несколько Шекспировских драм). Одна беда это что ко времени, когда я научился писать по-настоящему, мне невозможно стало выступать и печататься.

Известие о Анатолии Корнелиевиче Виноградове и его близких верно, он кончил жизнь в припадке душевной болезни2.

Два последние года я урывками (все время почти приходится отдавать другим работам) пишу роман в прозе о московской жизни в 1903—17 годах (первая книга) и дальше, до отечественной войны (вторая). Один из главных героев врач такого разряда как был Чехов с большим и перевешивающим вторым творческим планом. Когда он умирает в 1929-м году и приводят в порядок его бумаги, от него остается много интересного, между прочим целая книга стихов. Это будет во второй книге романа, где эти стихи сплошь, одно за другим, составят особую главу повествования. Когда я теперь пишу что-нибудь свое стихотворное, я это пишу впрок для этой главы. Посылаю Вам эти стихотворения, может быть Вам будет любопытно, а также заметки к Шекспировским переводам, которые я написал в виде предисловия к изданию всех моих переводов в двух томах, и которое не будет напечатано.

Ответьте вкратце открыткою.

Всего Вам лучшего. Целую Вас. Ваш Б. Я.

Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 397).

1 Письмо послано в Вологодскую область, деревню Печаткино, где с 1942 г. после освобождения из лагеря жил с семьей сын А. И. Цветаевой Андрей Борисович Трухачев.

2 Анатолий Корнелиевич Виноградов — писатель, автор историко-литературных работ о Мериме, Стендале и др., директор Румянцевского музея, потом Библиотеки им. Ленина.

1052. 3. Н. ПАСТЕРНАК

4 июня 1948, Москва

4 июня. Дорогая Зиночка!

Каждое утро я ждал твоего звонка, и грустно, что ты не позвонила1. Если это трудно, то в том случае, если ты сама не приедешь в город, пришли мне записочку с Марией Эдуардовной и напиши мне следующее.

Как нарыв у тебя на животе, как зубы и вообще как твое самочувствие? Как Леничка и ты поживаете? Что слышно с дачей? (Но ни в коем случае не расстраивай себе по этому поводу нервов. Если тебе и Лене хорошо отдыхается в доме отдыха, то вот и все, что требуется пока для моей души при данных обстоятельствах.)

Здесь было очень душно, и позавчера, в четверг, я так скучал по тебе и Лёне, что чуть не сбежал к вам в Переделкино. Наверное, и сделаю это, когда буду знать, что не разминусь с тобой, и после того, как пропущу второй том Шекспира для «Искусства», «Генриха IV» для Детгиза2, доработаю два куска в романе и допишу в нем главы о войне. Обо всем остальном расскажет тебе Map. Эдуард. Видел два раза Анну Андреевну3.

Мне бы хотелось страшно повидать тебя и пойти сегодня с тобой на Гарикин концерт в Доме ученых (начало в 8 часов!). А завтра вечером я никуда не пойду.

Напиши мне обязательно толком о себе, если не приедешь, и если ни ты, ни Map. Эдуард, не собираетесь до вечера назад, то позвони мне в 4, чтобы я знал, как быть мне с концертом.

Целую тебя и Леничку без конца! Твой Б.

Впервые: Письма Пастернака к жене. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, on. 1, ед. хр. 62).

1 Письмо послано из Москвы в Переделкино, где 3. Н. с Леней жили в доме отдыха; дача Пастернака была занята под общежитие рабочих Литфонда, которых обещали в скором времени выселить.

2 Двухтомник переводов Шекспира вышел в «Искусстве» в сентябре 1949 г., «Генрих IV» в Детгизе — к концу 1948 г.

3 А. А. Ахматова приехала в Москву и остановилась у Ардовых на Ордынке, где Пастернак читал недавно оконченные главы романа. Чтение датируется по записке Пастернака к Н. Р. Эрдману: «Дорогой Николай Робертович! Если Вам и Наталье Васильевне интересно, и Вы еще в городе, и будете свободны, то 31-го, в понедельник в 7 ч. вечера я у Ардовых собираюсь читать продолжение. Ваш Б. Пастернак. 27 мая 1948 г.» (РГАЛИ, ф. 2570, on. 1, ед. хр. 76). Встретив как-то в эти дни А. К. Гладкова, Пастернак сказал, что читал четыре часа подряд Ахматовой и «так ее уморил, что у нее чуть не начался приступ грудной жабы» (А. Гладков. Встречи с Пастернаком. М., 2002. С. 197).

1053. 3. Н. ПАСТЕРНАК

11 июня 1948, Москва

Дорогая Зина.

Наверное, у вас так же жарко, как тут, — но здесь (особенно внизу, в восьмом этаже, где нет окна с другой стороны и в помощь солнцу действует кухня, а также ввиду того, что дверь на солярий, допускавшая в прежние годы проскваживание, всегда под замком1) можно существовать только одному, при строжайшем, по-прусски придирчивом режиме уборки, проветривании, затемнении окон и пр. и пр. Конечно, такая простая мысль, как о переселении наверх (на 9-й этаж) легко приходит в голову. Но это у меня в резерве на июль месяц, когда станет еще хуже.

Потому что даже если они освободили дачу2, дача на это лето потеряна. Это я знаю, и единственное, что осталось, это беречь нервы, в особенности тебе, чтобы вслед за дачей не потерять также и душевные силы. И я больше всего прошу тебя, чтобы ты не расстраивалась по поводу того, что произойдет и еще ждет тебя. Потому что это так легко предвидеть!! Ведь ремонт они проводят в мечтаниях и на словах, пока они не очистили дачи, чтобы о чем-нибудь говорить. Когда же дача будет действительно очищена, у них будет сознание, что уже так много сделано, что можно вздохнуть и тобой не заниматься. И это не потому, что они такие мерзавцы и так ленивы, а потому