мать, а потом отец, и так мы и не повидались. Это все одного порядка, и этого много у меня в жизни, но клянусь тебе, не от невнимания или нелюбви!!
У тебя очень хорошо о весне, о ледоходе1.
У меня также нет ничего своего, что я бы мог послать тебе. Посылаю тебе однотомник Гете нарочно без надписи, чтобы ты могла подарить его вашей библиотеке с твоею собственной, если это тебе будет интересно.
В однотомнике есть мой перевод Фауста, и не будет ничего удивительного, если он удовлетворит тебя. Сколько принесено было в жизни жертв призванию, какая создана замкнутость и пр., пора кажется научиться. Гораздо удивительнее совершенство ос-тальных переводов, мелких и крупных, людей с более скромными именами, среди которых мой Фауст затерялся.
Это было для меня открытием. И переводить, как оказывается, не стоит, все научились.
Крепко целую тебя.
Как только будет возможность, переведу тебе денег. Твой Б.
Впервые: Ариадна Эфрон. Письма из ссылки. Париж, YMKA-Press, 1982. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 434).
1В письме 5 мая А. Эфрон просила прислать ей стихи Цветаевой к Пушкину, Маяковскому и о Чехии, для этого обратиться к Крученых или если у него нет, то скопировать из рукописей, хранившихся у сестры ее отца, Елизаветы Яковлевны Эфрон. Через три дня Пастернак сообщал о ходе своих розысков: «28 мая 1950. Дорогая Аля. Вот, «К Пушкину» достали только вторую половину, первую разыскивают. О Чехии пришлет Близ. Яковлевна. Это переписал своей рукой Крученых, и я не даю переписывать на машинке, чтобы не задерживать. Осталось о Маяковском, делают и это. Прости меня за торопливость, послал тебе заказной бандеролью однотомник Гете, просмотри, что тебе будет интересно, и потом от себя со своей надписью подари в вашу библиотеку. Твой Б.» Приложены 2 листа с 3-м и 4-м стих, цикла М. И. Цветаевой «Стихи к Пушкину» (А. Эфрон. О Марине Цветаевой. С. 352).
2 А. Эфрон писала об ожидании ледохода на Енисее: «Я боюсь ледохода, даже на Москва-реке. Это страшно, как роды. Весна рожает реку. Последний ледоход я видела в прошлом году на Оке, и мне было в самом деле и страшно и немного неловко смотреть, как на что-то личное и тайное в природе…» (там же. С. 351).
1131. Б. С. РОМАШОВУ
22 июня 1950, Переделкино
22 июня 1950
Глубокоуважаемый Борис Сергеевич!
Как бы это сделать, чтобы при огораживании Вашего участка остался наш выход на западную сторону к лавке и пруду?
Потребность в таком пути я даже признавал со стороны незнакомых и посторонних, и то обстоятельство, что часть служащих и неизвестной публики, живущей в том конце, проходила и проходит мимо нашего дома через нашу ограду, никак на нашей жизни не отразилось1. Но я никому не навязываю своих анархических обыкновений и думаю об упорядоченном, приемлемом для Вас разрешении.
Если для Вас неудобно, чтобы наши дети и хозяйки попросту, не беспокоя Вас и неведомым для Вас образом проходили по кончику Вашей территории вдоль Фадеевской стены через две калитки: Вашу, выходящую на Фадеевскую дорогу, и ту, которую Вы позволите проделать там рядом, в углу возводимого Вами забора, то нельзя ли придумать что-нибудь другое?
В таком случае Вы позволили бы может быть поставить на мой счет забор, параллельный куску Фадеевской стены, замыкающей эту дорожку и отделяющий ее от Вас, и за отхват этой узенькой полоски, составляющей пешеходную тропу, в общее пользование вознаградили бы себя любой частью прилегающей литфондовс-кой земли, числящейся за нами.
Кажется это называется сервитутом, но очевидно я плохо разбираюсь в этих вопросах, видите, как это вышло сложно!
Завтра в 3 часа мы с женой позволим себе зайти к Вам об этом посоветоваться.
Сердечный привет Вам и Александре Александровне.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2246, on. 1, ед. хр. 463).
Б. С. Ромашов — писатель, сосед Пастернака по даче в Переделкине.
1 Пастернаковский участок был проходным по дороге с поля к магазину, на пруд и деревню Измалково. Пастернак хотел сохранить это удобство не только для своего семейства, но и для жителей поселка, которые этим пользовались. В пьесе «Этот свет» (1942) Вотякова просит у Дудоро-ва позволения пересечь его участок, чтобы поскорее попасть «на кладбище на холме за рекой», на похороны учительницы.
1132. С. В. ШЕРВИНСКОМУ
14 августа 1950, Переделкино Дорогой Сергей Васильевич!
Рад поздравить Вас. Очень хорошо, в особенности «Трахинян-ки»1. Просто, в доступной ясности, разматывается клубок мифа, составляющий содержание трагедии и заменяющий ей действие в позднейшем понимании. Трудности хоров, разнообразных метров, вакхических восклицаний и пр., составлявших непреодолимое препятствие большинства переводов, живо, со счастливой естественностью побеждены. Достигнуто высшее: дана возможность стать в близость с существом и духом самого греческого явления. Вдруг выступают какие-то стороны его природы, недостаточно замеченные в молодости и в школе, или осложненные морем литературы на эту тему.
Удачи Вашей речи, особенно в первом переводе, почти чуждающейся архаизмов и заботящейся о передаче существа и дела в частых рассказах, совпадают с тем, что на этот раз показалось мне главным в этом удивительном мире: с непосредственным обаяньем добра, не вмененного в долг и не выведенного из морали или религии (верили-то ведь играючи), а словно данного греческому гению природой в виде дара обиходного благородства. Эта непринужденность доброты очень передана у Вас, — могу себе представить, как это было трудно.
Очень хорош и Эдип (их вообще не нужно отделять), но мне показалось, что в Трахинянках Вы достигли большей выразительности и плавности.
Большое спасибо, желаю Вам всего лучшего.
Ваш Б. Пастернак
14 авг. 1950
Пусть не покажутся Вам моя похвала и радость скупыми или сухо высказанными оттого, что я ничего не пишу о себе: последнее совершенно излишне, что-то не весел я, да главного и не скажешь.
Б. Я.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1364, оп. 4, ед. хр. 438).
Сергей Васильевич Шервинский — поэт, переводчик, в 1920-е гг. сотрудник Государственной академии художественных наук (ГАХН).
1 Трагедии Софокла «Эдип-царь» и «Эдип в Колоне» вышли в 1937 г. в изд-ве «Academia» в переводе С. В. Шервинского и В. О. Нилендера. В 1940-х переводы были отредактированы Шервинским, который попросил Пастернака посмотреть их и сделанный заново перевод «Трахинянок». Том трагедий Софокла в переводе С. В. Шервинского вышел в 1954 г.
1133. Н. А. ВЕНКСТЕРН
14 августа 1950, Переделкино Дорогая Наталия Алексеевна!
Я получил записку от Наталии Ильинишны1, хочу поблагодарить ее, но в Переделкине нет со мною книжки, где записан ее адрес и телефон, при первой поездке в город я позвоню ей, чтобы справиться о ее здоровье.
У меня, как и у каждого, есть привычные, долголетние и новые, растягивающиеся на долгие годы, огорчения, доставляемые главным образом несчастьями других, небезразличных мне людей2. Пока эти горести окружают меня в привычном, утвердившемся равнении, я с ними справляюсь, работаю, не теряю надежды на буду-щее (все равно какое, непосредственно достижимое мною, или более общее, которого я не увижу). Но вот они иногда приходят в движение, «вздваивают ряды» и перестраиваются, и мне становится трудно до следующего, вновь устанавливающегося построенья.
Мне теперь почти не верится, как я мог написать Вам такое спокойное, почти легкомысленное письмо.
Я все же решил послать Вам заметки, которые я сделал для издания своих шекспировских переводов, в том экземпляре, какой у меня остался3. Он единственный, Вы его дайте по прочтении В. Калининой4, если Вы ее встречаете, с тем, чтобы он потом ко мне вернулся.
Прилагаю также несколько стихотворений «Из романа в прозе», которых не было в прошлой тетрадке*.
Поклон Вашей дочери5. Говорят, где-то выругали мой перевод Фауста6, но я имею в виду совсем не это, говоря о периодах временных ухудшений в жизни, а вещи более реальные и роковые.
От души всего Вам лучшего. Наверное, в «Шекспире» кое-что Вам будет любопытно, я экземпляра не пересматривал. Наталья Ильинишна знает эту статью.
Ваш Б. Пастернак
14 авг. 1950 г.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2050, on. 1, ед. хр. 273).
1 Н. И. Игнатова — пианистка, работала научным редактором в изд-ве Академии наук.
2 Широкая волна арестов, в частности О. В. Ивинской.
* Их Вы оставьте у себя. (Прим. Б. Пастернака.) 618
3 «Заметки к переводам Шекспировских трагедий» (1946).
4 Валентина Васильевна Калинина — актриса МХАТа, игравшая главную роль в спектакле «Домби и сын», поставленном по инсценировке Н. А. Венкстерн. Пастернак очень любил Диккенса и во время спектакля «у него появлялись слезы», — вспоминала Г. С. Нейгауз. Он говорил потом, что «заслуга его и в том, что тот, кто не читал Диккенса, после спектакля захочет его прочесть; ведь Диккенса поставить на сцене невозможно». В. Калининой он подарил свой перевод «Короля Лира» с надписью: «Валентине Васильевне Калининой — Флоренс Домби. Еще Вы будете многим, многим, и я рад Вам это сказать в этой надписи. Б. Пастернак. 19 мая 1950 г. Москва» (Воспоминания. С. 558).
5 Наталия Александровна Клыкова.
6 В статье Т. Л. Мотылевой «Фауст в переводе Бориса Пастернака», опубликованной в «Новом мире», 1950, № 8.
1134. Е. Б. и Е. В. ПАСТЕРНАКАМ
20 августа 1950, Переделкино
20 авг. 1950
Дорогие Женек и Женюра!
Я не забыл вас, но каждый раз, как какая-нибудь житейская причина вызывает желание написать вам, я вспоминаю Женич-кино предубеждение против многословия даже в устной форме, а тем паче в письменной.
Начало лета было у меня довольно спокойное, я перевел Макбета и засел за вторую часть Фауста с попутными укорами совести по поводу того, что для продолжения романа, которым мне надо было бы заняться, у меня не хватает духу, воображения и необходимых сил.
К концу лета пробегали всякие тревожные волны, осложнявшие и домашнюю жизнь, между прочим выругали перевод первой части Фауста в 8-м номере Нового мира. Это какой-то новый для меня вид ругани, церемонный и считающийся с чем-то, однако не с истиной и, таким образом, неведомо с чем1.
Хотя бормотать так скороговоркой, как я делаю в этом письме, еще хуже, чем совершенно молчать, я все-таки считал долгом сказать вам то, с чего я начал письмо, чтобы вы не думали, что я такой беспамятный и бесчувственный.
Но я и не задавал вам загадок, и если у вас такое чувство, что они налицо, значит это ошибки слога.
Теперь я на время отложил II часть Фауста и принялся за роман. Может быть, я откажусь от поездок в город на все остающееся до окончательного переезда время и тогда попрошу Зину на днях, в конце августа, перевести тебе, Женя, одну тысячу.
Все у нас здоровы; несмотря на некоторые тени, жаловаться нечего, авось все к лучшему.
Целую вас обоих, благодарю тебя, Женичка, за письмо, пусть обилие работы не удручает тебя,
