— Сивцева Вражка и Никольского (снесен в 1997 г.).
1 Александр Иванович Угримов, бывший председатель сельскохоз. общества России, принимал участие в Помголе (помощи голодающим) 1921 г. и был выслан за границу указом Ленина в 1922 г. После войны, в 1947 г., Угримовы вернулись из Франции в Россию, сын Александр арестован, а родители отправлены «на поселение» сначала в Ульяновскую область, потом — в Воротынск Калужской области.
2 Имеется в виду семейство Н. К. Бруни, сын которой Иван Львович был женат на внучке Угримовых Нине Георгиевне.
3 Сразу по выходе «Фауста» книжка была послана Угримовым с надписью: «Дорогим Александру Ивановичу и Надежде Владимировне Угримовым на добрую память с пожеланием здоровья и долголетия. Не хворайте, Надежда Владимировна, будьте радостны и ничего не бойтесь. Бели вся жизнь, и такая, прожита была бесстрашно, то теперь уже нечего бояться, как, например, не боюсь я Вас, знающей и постигнувшей Фауста не хуже самого Гете, вручая Вам свой перевод, почти как ему самому. Ваш Боря. 3 января 1954 г.» (там же. С. 706).
4 Художник Андрей Дмитриевич Гончаров был автором гравюр к Шекспиру и Фаусту.
5 Вера Александровна Рещикова — дочь А. И. и Н. В. Угримовых, переводчица, подруга детства сестер Б. Пастернака.
1226. К. А. ФЕДИНУ
13 апреля 1953, Переделкино
13 апр. 1953 Дорогой Костя!
Как грустно, как грустно, какое несчастие! Как быстро унесла болезнь бедную, настрадавшуюся Дору Сергеевну! В начале моей болезни, в конце октября она еще заходила к Зине, наведываясь о моем здоровье.
Когда я вернулся из Болшева и стал известен неотвратимый исход ее страданий, мне хотелось зайти повидать ее и тайным образом с нею проститься. Но Зина уверила меня, что у вас воздерживаются от посещений и к вам не пускают.
А теперь убеждение близких, будто бы сильные печали и огорчения временно для меня гибельны, может быть не дадут мне проститься с нею на похоронах.
Больше мы никогда не увидим ее, не услышим задорного ее смеха за забором и ее голоса, когда она подзывала Вареньку1.
Стала разделываться судьба с нашим кругом, он редеет, и угроза, нависавшая над ней, уже издали звучит каждому из нас.
Что же мне сказать тебе, умный, красивый и большой мой, чтобы не оказаться досадным дураком перед тобой, и чего бы ты не знал раньше?
Наше спасение в нашем труде, как раз пронизанном размышлениями об этих загадках и их законах, и помимо нашей воли посвященном памятливости и верности пережитому, высшей из мыслимых. В этом труде размеренном и повседневном, а в твоем случае еще и таком счастливом и вдохновенном, снова обрести примирение с горькой и неведомой изнанкой жизнепорядка.
Всему дому твоему искреннее и горячее наше сочувствие.
Твой Б.
Впервые: «Волга», 1990, № 2. — Автограф (собр. Н. К. Фединой). 1 Варвара Александровна Роговина — внучка К. А. и Д. С. Фединых.
1227. Е. Б. ПАСТЕРНАКУ
15 апреля 1953, Москва
15 апр. 1953
Дорогой мой Женичка!С новосельем тебя, в час добрый!1 Судя по Таниным рассказам и по твоему письму к маме, которое она давала мне читать, тебе там не хуже, чем в Черкассах. Слава Богу. Таня и мама были у меня на днях и тебе наверное напишут.
Наверное я не судья в этих вопросах, а по твоей специальности и совершенный невежда, но мне хотелось тебя предостеречь от добровольного омрачения своей собственной жизни постоянным прикидыванием ее к будущей, имеющей осуществиться, но еще не осуществленной диссертационной работе. Ты выкинь даже слово это из своего обихода и сознание обязательности, которое оно за собою влечет, а постепенно, когда будет позволять служба, пиши эту работу или развивай это изобретение, и только после того, как дело будет сделано, доведи до сознания, что оно было твоей обязанностью.
А то длящееся сознание цели или призвания в жизни очень отравляет существование, превращая его в пожизненную подготовку к какому-то экзамену, по которому как бы проваливаешься, даже не держав его или не думавши держать. Не надо создавать себе в жизни мнимых и выдуманных обуз, достаточно действительных.
Я чувствую себя хорошо и на днях перееду на дачу. Мечтаю кончить роман и надеюсь это сделать. В остальном ничего не представляю себе и отдаленно: ни того, сколько еще проживу, ни того, что будет со мною.
Очень хороши наметившиеся тенденции и перемены. Но до моих сроков еще далеко, а может быть, они никогда и не наступят. Эта фраза — фальшивая, потому что праздная. В круг чувствований моих эти соображения и заботы не входят. Мне и вокруг меня — хорошо. Дальняя твоя служба, грозившая нарушить эту гармонию, тоже оказалась сносной, а с тем и все благополучно. Крепко целую тебя.
Много говорила о вас, о тебе и маме Мария Степановна Волошина2. Часто встречаю людей, знающих тебя и с любовью о тебе отзывающихся.
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.
1 В начале марта Е. Б. Пастернака перевели из Черкасс в военную часть, расположенную в Кяхте.
2 М. С. Волошина провела март в санатории в Болшеве (см. письмо N 1233).
1228. А. И. ЦВЕТАЕВОЙ
26 июня 1953у Москва
26 июня 1953 Дорогая Ася!
Спасибо за письма и фотографии. Какая у Вас славная внучка!1 И на всех фотографиях удовлетворяет и не заключает особых перемен общий Ваш вид, кроме одной, на которой Вы снялись лицом к лицу. Там, в профиль, видно как Вы похудели.
После болезни и, главное, после долгого лежания в больнице создался у меня некоторый разрыв в воспоминаниях, нарушение непрерывности при восстановлении фактов, случившихся до и после этой паузы. Мне кажется, я Вам писал про Ваши стихи о Конраде2, и я их помню. Что же касается до «Алых парусов»3, то помнятся мне только частые Ваши вопросы о них и упоминания, а самих «Алых парусов я словно и не видал. Не может быть, чтобы так далеко распространилась моя забывчивость. Следовательно, я по-видимому их никогда не получал.
Если Вы в переписке с Алей, передайте ей, пожалуйста временно, пока я сам смогу написать ей, что все ее письма я получил с тою благодарностью, какую всегда во мне вызывают ее умные и талантливые письма. Чтобы она (это косвенно и к Вам относится, т. е. это извинение также и перед Вами), чтобы она простила меня за холодную выдержку, с какой я два месяца подряд оставляю ее без ответа. Вдруг пошла корректура обеих частей Фауста, и я стал многое переделывать по непосредственному нынешнему своему побуждению, больше одной десятой всего текста. Это был новый сумасшедший приступ былой работоспособности, доказавший мне, что по счастью в этом отношении болезнь со мной ничего не сделала. Горячка еще не кончилась. А после Фауста будет роман. Вообще работы впереди много, и надо торопиться. Но я Але непременно напишу, и Вам, и как раз именно о Фаусте.
Как в очень далекое время, издательство, редакция и типография в ярости на меня за то, что я так много изменяю и задерживаю выход книги (вот будет для меня радостью послать ее Вам!) и грозят мне денежным штрафом и рассыпкою набора. Между тем последнее время жило именно требованиями нескончаемых многократных переделок, растягивавших выпуск книг на целые годы. Последние ночи я спал часа по 4-ре, по 5, и очень устал.
Я долго еще ни Вам, ни Але не смогу написать ничего толкового.
Целую Вас. Ваш Б. П.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 397). Письмо послано в Пихтовку Новосибирской обл., где жила А. И. Цветаева и куда приехала семья ее вторично арестованного сына.
1 Дочь сына Маргарита Андреевна Трухачева. А. И. Цветаева 20 мая 1953 г. одновременно с благодарностью за полученные деньги послала несколько фотографий, своих и внучки.
2 Об английской поэме А. И. Цветаевой «Близнецы», посвященной Джозефу Конраду и А. С. Грину, см. письмо Jsfe 1117.
3 Вероятно, имеется в виду рассказ А. Цветаевой о стих, ее сына, А. Б. Трухачева, «Алые паруса», присланном из заключения дочери Маргарите (гл. 16 повести А. И. Цветаевой «Моя Сибирь». М., 1988).
1229. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ
12 июля 1953, Переделкино
12 июля 1953
Дорогая Оля, я глазам своим не верю, что это наконец я пишу тебе. Спасибо тебе, не пиши мне, пожалуйста, таких чудных писем. Тяжко чувствовать себя дикой скотиной, оставляя их неотве-ченными изо дня в день.
Фауст, работа и пр. не извинение: основная гадость остается налицо. Это моя добрая воля или высшая степень моего нынешнего эгоизма, что я в большей мере, чем бывало раньше, исключаю все и жертвую всем ради двух-трех задач или трудов, ставших после инфаркта неотложными.
Надо умереть самим собой, а не напоминанием о себе (об этом и ты пишешь!), надо кончить роман и кое-что другое; то есть это не то выражение, не надо, а хочется, хочется непобедимо сильно. Как я себя чувствую? Да наисчастливейше, по той простой причине, что чувство счастья должно сопровождать мои усилия для того чтобы удавалось то, что я задумал, это неустранимое условие. И по какой-то предустановленности это чувство счастия ко мне возвращается из достигнутого, как производственный след его возникновения и обратная отдача.
Пошла корректура обеих частей Фауста, и я не меньше десятой доли этой лирической реки в 600 страниц переделал заново в совершенно других решениях, было любопытно, могу ли я еще себе позволить такую блажь и дерзость, как, не считаясь с часами дня и ночи, пожелать родить на свет такого Фауста, который был бы мыслим и представим, который отнимал бы у пространства место, им занимаемое, как тело, а не как притязание, который был бы Фаустом в моем собственном нынешнем суждении и ощущении.
В твоем письме очень важно то, что ты говоришь о трагедии и хорах. Как я что-то из мира этих представлений преследовал в триметрах и хорах 3-го акта П-й части! И затем загробные обрядности пятого акта. Ах, какое счастье было биться над выражением этого всего, чтобы оно пело, дышало, существовало. У Гёте и у меня лучше всего получилось самое трудное, немыслимое и неисполнимое: загробный греческий мир Ш-го акта и загробный христианский, современный. Мне кажется осенью книга выйдет, и из этого хвастливого письма вырастает и надвигается на тебя угроза неизбежного прочтения ее1.
Я ничего не написал тебе. И ты видишь, как торопливо добывается это прощение, которое я хочу получить от тебя, безобразною спешкою теснящеюся в одну фразу через все письмо, да еще почерком, который может тебя обеспокоить мыслью, не заболел ли я снова. Крепко, крепко целую тебя. Меня живо огорчила Машурина утрата2. Я мало знал ее мужа, но знал только с лучшей стороны,
