жму Вашу руку.
Спасибо за заботы и участие, но проза обещана «Крас-ной Нови». Вообще о ней говорить преждевременно (между лрочим, неприлично, что я вам и папе ее читал). Она гадатель-на и проблематична прежде всего с точки зренья написанья (т. е. я не знаю, допишу ли ее). Так писать не надо и нельзя. Надо писать либо совершенно непозволительно, либо так позволительно, чтобы радовались в редакциях. И тогда, в первом случае, копья надо ломать за что-нибудь такое, чтобы игра стоила свеч.
Сговорите меня со «Звездой» на что-то другое. Вероятно, я буду переводить «Дон Жуана» Байрона. Не согласились бы они его печатать периодическими порциями? Я хотел написать об этом Ник. Тихонову и на лестнице в Гослитиздате мимоходом говорил Лавреневу.
Наверное, на днях я перееду в город. Там мой адрес: Москва 17, Лаврушинский пер., д. 17/19, кв. 72.
Я пожалел, что при Вашем отъезде из Переделкина с Вами не простился. Я попросил бы Вас тогда кланяться: Марине Николаевне, С. Д. Спасскому, которому, после страшных несчастий с ним3, я еще не разу не писал; и В. А. Каверину. Последнему я больше года все пишу в мыслях или собираюсь написать и в конце концов приведу это в исполнение, — это будет для него радостью: вещи все приятные.
Но встречаетесь ли Вы с ними? Можете не передавать поклонов, рано или поздно я их увижу или им напишу.
Всего лучшего. Ваш Б. П.
Впервые: «Литературное обозрение», 1990, N° 2. — Автограф (собр. Д. Н. Чуковского).
1 Роман Н. Чуковского «Княжий угол» (1936).
2 Евгений Пастернак.
3 Имеется в виду арест его жены С. Г. Спасской-Каплун.
780. И. А. КАШКИНУ
16 ноября 1938, Москва
16. XI. 38
Дорогой Иван Александрович!
Мне давно хочется заняться разговорным английским языком на практике, и я все это откладывал на протяжении многих лет. Теперь я решил им заняться. Помнится, Вы говорили, что знаете такого англичанина. Как мне к нему обратиться?1 Не сообщите ли Вы мне письменно его адреса, или не направите ли его ко мне по моему: Москва 17, Лаврушинский пер. д. 17/19, кв. 72, тел. № В-1-29-29*.
Летом где-то на даче мне показали новейших английских поэтов в наших переводах, там был один перевод из Суинберна, кажется Ваш, — морской и, наверное, очень хороший, потому что он сразу напомнил мне любимый подлинник2. Но может быть, я путаю, — книгу передавали за столом по кругу и я ее держал не больше минуты — тогда простите. Крепко жму Вашу руку.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2854, on. 1, ед. хр. 236). И. А. Кашкин — историк англо-американской литературы и переводчик.
1 По-видимому, Кашкин познакомил Пастернака с англичанкой, к которой Пастернак некоторое время ездил заниматься разговорным английским. См. об этом письмо Nq 799.
2 В «Антологии новой английской поэзии» (Л., 1937) имеются два перевода И. А. Кашкина из А.-Ч. Суинберна: «Песня времен порядка» и отрывок из большого стих. «У Северного моря». Последнее входит в «морской цикл» Суинберна, из которого Пастернак в 1916 г. взял эпиграф к своей книге «Поверх барьеров». На страницах сб. Суинберна (изд. 1901) он разметил выписками из словаря стих. «In the salt marshes* («В соленых топях») того же «морского» цикла.
* Пусть вперед сговорится со мной по телефону, удобнее всего в половине шестого. (Прим. Б. Пастернака.)
781. С. и М. ЧИКОВАНИ
12 января 1939, Москва
12.1. 39
Дорогие мои Симон и Марийка!
Горячо Вас обоих благодарю за телеграмму …. Я заключаю, что под Новый год у Вас было хорошее настроение и это главная для меня радость.
Давайте постараемся сохранить его на весь год. Желаю Вам обоим здоровья, возвращения отлучившихся, свидания с ними1, удачи в работе. С чувством самой нежной дружбы, восхищенья Вашими человеческими чертами и благодарности Вам за них, Симон, обнимаю Вас и Марийку и еще раз от души желаю Вам здоровья и счастья!
Спасибо, спасибо. Ваш Б. Пастернак
Как в конце концов тихо, таинственно и хорошо! И все вернутся. Но я страшно быстро старюсь и еще не сообразил, как быть с возрастом. Годы же набегают в таком количестве, что от растерянности я смущаюсь.
Вы знаете, как горжусь я Вами как художником. Но я больше не придаю этой стороне нашего существованья того значенья, что раньше. Среди последних испытаний более редкие черты человеческого характера выступили на первый план, и тут-то — руку, милый Симон, дайте я сожму ее изо всех сил.
Впервые: Материалы ГМГЛ. С. 288. — Автограф (ГМГЛ, № 027149, р.). Печатается по тексту публикации. Купюра публикатора.
1 Отлучившимися Пастернак называет арестованных друзей: в первую очередь — Тициана Табидзе и Николо Мицишвили.
782. Л. Л. СЛЕЙТЕР
12 января 1939, Москва
12.1. 39 Дорогая Лида!
Спасибо за чудесную фотографию и большое письмо. Еще раньше я получил открытку от папы с просьбой помочь Соне1. Сейчас я эту просьбу исполнил. Она и сама ко мне обращалась неоднократно, как и Тася, нуждающаяся, чахоточная и безработная (или, может быть, ничего не умеющая), но мне и самому весь прошлый год было трудновато, а сейчас я отправил обеим триста рублей.
Все, о которых ты спрашиваешь, живы и здоровы, но с тетей Асей сообщенье затруднено, и я о ней ничего не знаю. Спешу объясниться и буду писать совершенно буквально, так что не затрудняй себя поисками фигуральности.
Вы знаете, как она горда, горяча и неумолима. В последний раз я слышал о ней от Оли, приезжавшей полтора года тому назад сюда улаживать неприятности со своей книгой. С тех пор мы ничего друг о друге не слышали, у всех забот было достаточно. Этим летом Ирина (Шурина) ездила в Ленинград и рассказала следующее. Тетя Ася ее не приняла, и через Олю сообщила, что она прокляла меня и Шуру за равнодушие и отсутствие интереса к ним, просит забыть, не являться… и все это сопровождалось рыданьями за дверью и знаками самого неподдельного и неописуемого страданья. От Оли Ирина узнала, что Сашка Конфайнд2 главное их огорченье, кроме того у нее сла-беет зренье, — но кто из нас мог догадаться обо всем этом сам собой?
Узнав об этой анафеме, я пробовал писать Оле, но ответа не получил. Теперь ты полюбопытствуешь, справедливо ли все это? Разумеется нет, но разве в этом дело? Как должно быть больно тете Асе, если страданье доводит ее до такого ослепленья и она судит меня и Шуру так, точно она живет в одно время со всеми, а мы с ним в какие-то Тургеневские времена.
Может быть, я как-нибудь туда съезжу и преодолею и сломлю отказ от дома, а также побываю у Клавдиньки, и тогда напишу о них подробнее. Мейерхольд привлекает меня к работе в Александринке3, и кажется, я приму предложенье больше всего затем, чтобы повидать родных.
Чтобы дать тебе понятье о тоне, в котором мне хотелось писать прозу позапрошлого года, прилагаю отрывок начала4. Настоящим большим людям никакие обстоятельства не мешали быть собою, это видно хотя бы на папе. Я себя к ним никогда не при-числял, и если бы моя непринадлежность к ним нуждалась в доказательстве, достаточно сказать, что нет такой глупости, которая не могла бы отвлечь меня и остудить, поколебать мою уверенность и т. д. А и не всегда это глупости.
Короче говоря, вещь, которую я с большим увлеченьем начал писать в Переделкине три года назад, зимой, я откладывал два раза из соображений житейских, и второй раз так основательно, что мне уже к ней трудно будет вернуться, если дела наладятся и это будет мыслимо. А впрочем, там видно будет.
Таких глав у меня 7—8 переписанных, 3—4 вчерне и нуждаются в обработке, несколько — в голове, весь сюжет продуман, и хотя главных трудностей я даже не могу сформулировать, стыдно, что никакого романа нет (одни разговоры); т. е. что он не написан несмотря ни на что5. Может быть ошибка, что я тебе посылаю этот кусочек? Но я это делаю, как если бы мама сыграла арию Глюка или варьяции Рамо, — для двухминутной приятности, если это будет тебе приятно, — для медленности и тишины.
Крепко, крепко целую всех твоих и всех наших. Повторяю, — у Шуры, Жени и Стеллы все живы-здоровы. Думаю, также и в Питере и Касимове, но надо справиться. Это правильно, что ты справляешься через меня, чем самой писать в глушь и провинцию.
Обнимаю тебя, твой Боря.
Впервые: Письма к родителям и сестрам. — Автограф (Pasternak Trust, Oxford).
1 Софья Иосифовна Геникес, племянница Л. О. Пастернака.
2 Пастернак зашифровал сообщение об аресте А. М. Фрейденберга, употребив слово Конфайнд, образованное от шекспировского to confine — в значении: заключать в тюрьму (см. «Гамлет» в переводе Пастернака: «Влиятельных безумцев шлют в тюрьму»; акт III, сц. 2).
3 Мейерхольд, лишенный своего театра, ставил спектакль в Александрийском театре, для которого Пастернак должен был сделать новый перевод «Гамлета».
4 Отрывок из романа «Записки Патрика» («Уезд в тылу») был напечатан в журнале «Огонек», 1939, № 1.
5 Из упомянутых 7—8 переписанных глав сохранилось шесть, вся работа над романом погибла в Переделкине во время войны.
783. РОДИТЕЛЯМ
29 апреля 1939, Москва
29. IV. 39
Дорогие мои! Неожиданность за неожиданностью. Вчера после двухгодичного перерыва — письмо от Олюшки, сегодня утром — ваше Жене и Шуре, и днем — мне самому. Так вам нравится Ленечка?1 Коклюш у него стал, было, проходить и вдруг усилился. Надо бы его на дачу, но мы свою в Переделкине уступили другим и взамен (там же) взяли меньшую, а ее ремонтируют, сбивают полы и красят, вот и препятствия к переезду. Ведь ту, громадную, я взял в расчете на ваш приезд и потом, забывая о первопричине, все удивлялся, к чему такой манеж, непосильный и обширный. Теперь будет вдвое меньше, и не в лесу, а у поля, на солнце, для огорода будет лучше.
А наш Ленчик стал ходить и пресмешно. Он привык, чтобы его все за руку держали. А когда открыл, что можно самому, то ему все-таки так страшно расстаться с привычкой, что он либо прижимает кулачки к груди, либо собирает в горсть штаны на животе (чтобы что-нибудь держать) и ходит, качаясь и что-то громко распевая от возбужденья, как пьяный. Кроме того он стал имитировать какие-то взрослые разговоры на основе подслушанных у нас препирательств. Частая, разгоряченная тарабарщина с птичьими вокализмами, страшно смешная. Как и когда-то Женек, он излишне страстно любит меня. Это уже трагедия. Когда я спускаюсь со своего этажа вниз, я уже должен рассчитывать, на прогулке ли он, а то это капкан и слезы, да и я не
