испещряют вопросительными знаками, таращат глаза. В лучшем случае, если с сотней ограничений примут малую часть сделанного, тебе заплатят по 5 р. за строчку. А я за два дня нахлопал несколько страниц посредственнейших переводов для «Литературки» из второстепенных латышей и грузин без всякого труда и боли, и мне вдруг дали по 10 р. за строчку за эту дребедень5. Где ж тут последовательность, что ты скажешь! Или непониманье простейших мелочей, споры разных редакций с Фединым по поводу вещей, за которые надо кланяться в пояс и говорить спасибо, а не морщить лоб и требовать исправлений. Всю эту дождливую ночь я об этом думал. Как быть, к чему стремиться и чем жертвовать? Нельзя сказать, как я жажду победы России и как никаких других желаний не знаю. Но могу ли я желать победы тупоумию и долговечности пошлости и неправде? И когда Таня Иванова6 утром подала мне письмо от тебя, я заплакал раньше, чем вскрыл его, я боялся известия о какой-нибудь беде с тобой или детьми вслед за новостью о Цветаевой и настроеньями этой осенней ночи.

Дуся моя и Лялечка. Как нежно я ни пишу тебе, всего этого недостаточно, чтобы выразить тебе, какая ты прелесть и счастье! Прости мне, что я так хмуро начал серию этих писем: я тогда еще ничего не имел от тебя, кроме упреков. Прости за горечь в словах о несчастной Марине: если я чем-нибудь виноват перед ее памятью, это не касается тебя, ты чиста как ангел перед ней, у меня же к тебе нет ничего, кроме сознанья, что ты и я одно и то же, и кроме невозможности отделить тебя от меня. Спасибо тебе за умное и бодрое письмо. Ты чудный друг и большой человек. Я распорядился, чтобы начали ремонтировать квартиру, и внес в домоупр-авление денег для этой цели. На даче у меня все вещи и книги были вынесены в чулан (в твое газоубежище). Вчера впервые перенес энциклопедический словарь назад на книжную полку7. У нас в Ельне (под Смоленском) был большой успех. Если он разовьется и мы перейдем в наступленье против немцев, если произойдет общий перелом к лучшему и укрепится надолго, может быть, зимой или к весне вас можно будет перевезти в Москву. Но я с Леоновым и Фединым, во всяком случае до начала зимы, вас увидим8. Крепко обнимаю тебя и детей. Если ты чего-нибудь не поймешь в письме или чем-нибудь будешь недовольна, знай и помни главное: что я люблю тебя, как жизнь мою, и хочу жить с тобой хорошо, долго, долго.

Твой Б.

Впервые: Вестник РСХД, № 106. Париж-Нью-Йорк, 1972. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, on. 1, ед. хр. 61).

1 «Вчера приехала Лариса Ивановна и привезла деньги (1000) и письмо большое, — писала 3. Н. Пастернак. — Спасибо за отношения и известия. Твои подарки пришлись очень вовремя. Лёсенька заболел корью. … Я ему принесла бумаги, карандаши — рисовать. Буду сегодня с ним ночевать» («Второе рождение». С. 453).

2 Семен Соломонович Бендицкий — ученик Г. Г. Нейгауза, преподаватель Свердловской консерватории.

3 3. Н. Пастернак отвечала: «Очень жалею, что Адюшу перевели под Свердловск. Значит, он без матери, отца и тебя. Почему ты не пишешь подробности его отправки? Умоляю молнировать его почтовый адрес. Как я хотела бы, чтобы Гаррик переехал в Свердловск!» (там же). Молнией назывались срочные телеграммы.

4 М. Н. Вильям — сестра И. Н. Пастернак и Н. Н. Вильям-Вильмонта.

5 См. коммент. 2 к письму № 851.

6 Татьяна Всеволодовна — дочь Т. В. Ивановой.

7 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1911.

8 «Когда будешь выезжать, — писала в ответ 3. Н. Пастернак, — дай молнию. Я тебе сниму номер в гостинице… Неужели увидимся?! А?! Я очень часто жалею, что мы уехали. Голод, холод впереди и все врозь. Лучше уж всем вместе страдать. Пришли мне с оказией твои стихи новые, я их хочу обязательно иметь. Затем все детские карточки, Адика, Стасика, Ленечки обязательно» (там же. С. 454).

855. Н. ТАБИДЗЕ

14 сентября 1941, Переделкино

14. IX. 41

Дорогая Нина! Горячо Вас благодарю за Ваше письмо. Как это часто бывает, я получил его как раз в тот день, когда опустил свою открытку к Ните1. Я страшно о Вас беспокоился в теченье Вашего молчанья. Можете себе представить, как я рад вестям о Тициане! Какое жестокосердие! Трудно его вообще выпустить в такие дни?! Мне иногда это именно так представлялось.

Я один. Зина со Стасиком и Леней в Чистополе на Каме. Адик с больницей на Урале. Женя с Евг. Влад. в Ташкенте. Может быть я с Фединым и Леоновым съездим ненадолго в Чистополь проведать жен. Может быть вчетвером (со Всеволодом Ивановым) будем зимовать в одной даче. У меня открылось множество военных качеств, я дежурил во время бомбардировок, оказался снайпером по стрельбе в цель2 и вообще в опасности чувствовал себя как на грузинском банкете.

Крепко целую Вас

Впервые: «Дружба народов», 1996, N° 7. — Автограф (ГМГЛ, N° 24950,24).

1В письме 29 авг. 1941 Пастернак обращался к Ните: «Дорогая Нита! Если Вы получите это письмо, и если Вы живы, ответьте мне, пожалуйста, немедленно, что такое с мамой. Я писал ей в начале войны и не получив ответа, очень беспокоюсь о ней. Не разделила ли она участи папы?» (там же. С. 197).

2 В клубе ворошиловских стрелков Пастернак оказался на одном из первых мест, что было отмечено в «Литературной газете», 10 сент. 1941.

856. Е. М. СТЕЦЕНКО

Конец сентября 1941, Москва

Милый друг мой, Елизавета Михайловна!

Что за собачья жизнь, — я так занят, что не знаю, когда смогу доставить себе счастье Вас увидеть. Завидую Петровне, что она поговорит с Вами и услышит Вас. Она Вам расскажет, как я живу, она серьезная мне помощница в это трудное время. Много рабо-таю, но только ничтожная и худшая часть сделанного находит себе примененье, так что под давленьем обстоятельств опять обратился к переводам второстепенных образцов из нацменьшинств. Все мои присные покамест живы здоровы, — счастье незаслуженное, за которое не наблагодарюсь судьбе и небу.

Милая моя золотая пусинька1, я столь многим обязан Вам в жизни, что поразительно и позорно, что ничем Вам не ответил, кроме частой и признательной мысли о Вас.

Адрес Жени: Ташкент, Выставочная, 8, у Ивченко, Е. В. Пастернак.

Там все в порядке, Женек пока не у дел, и у обоих по-видимому, хорошее настроенье.

Если Бог даст, съезжу ненадолго в Чистополь к Зине и детям, в компании с Фединым и Леоновым, которые тоже собираются проведать свои семьи. 3. Н. молодчина, служит в детдоме, куда поместила Леничку, и в работе находит забвенье в это страшное время.

Целую Вас и крепко обнимаю Ипполита Васильевича. Привет Авиновой, если Вы ее встречаете.

Ваш Б. Я.

Простите, что суюсь к Вам с такими ничтожными пустяками, но если Вы их встретите возраженьями, то еще более ухудшите мою неловкость, обидите и убьете2.

Впервые. — Автограф.

1 Принятое в доме ласковое имя, которым называл Елизавету Михайловну Женя.

2 Имеется в виду денежная помощь.

857. Е. Б. и Е. В. ПАСТЕРНАКАМ

25 сентября 1941, Переделкино

25. IX. 41 (I). Дорогие мои! Наверно у вас по счастью теплее, чем уже больше недели стало у нас. На даче я переселился вниз в столовую, Петровна в кухне, солнечными днями наруже градусов 6—8, у меня наверху еще меньше. В городе окна не вставлены, холод и страшная грязь. Мне все обещают фанеру. Стекол не имеет смысла вставлять, так как налеты опять возобновились и вероятно усилятся. Если у вас появится тенденция возвращаться, не следуйте этому примеру. Это совершенное безумье. Я отправлял вам деньги дважды, послезавтра, в случае удачи, повторю. Рад за вас, что вы в тепле; горячее спасибо за то, что вы сами сумели так умно и энергично о себе позаботиться, избавив меня (как и Зина) от главных тревог и забот. В конце концов это было исполненье моей частой к вам просьбы последнего времени. Петровна занимается у меня заготовленьем солений и засыпкой картошки на зиму.

(Продолженье в следующей открытке).

25. IX. 41 (II). Петровна солит помидоры, собирается квасить капусту и готовит закром под картошку. Неизвестно, кто всем этим воспользуется. Некоторое время у меня было чувство уверенности в будущем, и я его связывал с Москвою. Зина боится, что в Чистополе расформируют детские и пионерские организации и она лишится службы и пристанища. Вероятно, я их проведаю до конца речной навигации. Может быть, мне двинуться в Новосибирск? Я получил телеграмму из театра, что Гамлета возобновят в этом сезоне1. Если я дам тебе телеграмму о своем выезде, писать и телеграфировать мне некоторое очень короткое время можно будет в Чистополь Казанской области. До востребования. Я там пробуду недолго, и может быть вернусь в Москву, или двинусь по следам Гамлета, пока не знаю. Идиотские у меня с вами документы, я виноват в этой глупой и беспочвенной Дон Кихотиаде. В Елабуге повесилась Марина Цветаева, подумай, до чего довели человека. (Продолжение дальше).

25. IX. 41 (III). Кланяйтесь Лахути. Скажите ему, что я целую его. (Я тебе пишу под разыгравшийся и постепенно смолкающий грохот зениток. Елена убежала в наш лесной блиндаж. Можешь себе представить, какая там грязь и холод. 10 часов вечера, снаружи тьма хоть глаз выколи, и можно передвигаться только при свете разрывающихся снарядов.) Скажи Гасему (Лахути), чтобы он послал в Литературку (Литгазету) какое-нибудь стихотворение с глубоким гражданским содержанием; не с людоедами, гиенами и трамтарарамом и сельскохозяйственной выставкой, а где были бы истинное сердце, пониманье опасности, и человек, и Россия. Скажи, чтобы он послал его скорее, пока я тут, с просьбой, чтобы обратились ко мне, и я с радостью переведу ему это так, что ему будет приятно2. И еще раз поцелуй его. И чтобы был размер и точный подстрочник. Вот и все. Крепко целую вас. Ваш Боря

Лена кланяется и скучает по вас.

Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.

1 Речь идет о новосибирском театре «Красный факел», где режиссер и исполнитель главной роли Серафим Дмитриевич Иловайский весной 1941 г. поставил «Гамлета» в переводе Пастернака.

2 Пастернак предлагал сделать перевод в благодарность за помощь, оказанную Гасемом Лахути Е. В. Пастернак. Кроме того, он ценил его поэтический талант и понимал, что стихи Лахути будут лучше того, что ему предлагают в «Литературной газете», но это не было осуществлено.

858. 3. Н. ПАСТЕРНАК

20-е числа сентября 1941, Переделкино

Милая моя мамочка, я пишу тебе всегда такой вздор. Как я люблю тебя! Письма же у