крепко вас целую. Ваш Боря
Впервые: Борис Пастернак. Из писем разных лет. — Автограф.
1 Речь идет о недавних сообщениях о разорении Ясной Поляны (см. также письмо № 869, коммент. 5).
2 Орифламма (от лат.: aurea flamma — золотое пламя) — алое с золотыми лилиями знамя (хоругвь) с развивающимися концами в виде пламени, принадлежавшее французским королям XII-XV вв.
3 Г. А. Смирнов — директор городка писателей в Переделкине.
4 Н. Н. Вильям-Вильмонт находился на фронте в качестве военного переводчика.
5 Г. Колесникова вспоминала разгрузку баржи с дровами для детского дома: «Одними из первых появились длиннолицый Борис Леонидович Пастернак… и коренастый крепыш, бывший боксер поэт Павел Шубин. … Поэты… деловито подставляли то правое, то левое плечо, требуя чурки погрузнее, не торопясь поднимались по прогибающимся под тяжестью сходням размеренно и спокойно, каким-то едва уловимым движением плеча сбрасывали их у растущих поленниц» (Чистопольские страницы. Казань, 1987. С. 197).
6 Улица в Оксфорде, где жил Л. О. Пастернак в доме у дочери Лидии.
7 Зинаида Александровна Кримонская — вдова Р. Н. Вильяма; А. Ф. Вильям — мать Ирины, Маргариты, Николая, Анны и Рудольфа; О. А. Айзенман.
875. А. Е. КРУЧЕНЫХ
22 марта 1942, Чистополь
22. III. 42 Дорогой мой!
Уже отправив тебе письмо, я вдруг узнал, что было чествование тебя, на котором выступал Эренбург. От души тебя поздравляю. Срочно сообщи мне, цел ли Гослитиздат и куда (адрес!) посылать рукописи Чагину. Достань мне в их библиотеке собрание статей Ап. Григорьева в одном томе, под редакцией Страхова1 и вышли по Зининому адресу заказной бандеролью: Татарская АССР, г. Чистополь ул. Володарского 63, Детдом Литфонда Зин. Ник. Пастернак для меня. Он мне нужен для одной работы.
Впервые: «Встречи с прошлым». Вып. 8. — Автограф (РГАЛИ, ф. 1334, оп. 2, ед. хр. 46). На почтовой открытке с изображением Версальских фонтанов. В следующей открытке с видом Версальского дворца, посланной 21 апр. 1942, Пастернак объясняет их происхождение: «Дорогой Алеша! Не удивляйся отправленыо: здесь не достать простых открыток и я пускаю в ход оставшиеся воспоминанья о заграничной поездке. Я получил 2 заказных твоих открытки, крепко целую тебя за твое доброе сердце. Тем временем пришло наверное и мое письмо. Скоро я тебе напишу поподробнее, пришлю, может быть, и «Ромео и Джульетту». А пока на всякий случай, без обязательств и нажима, просьба. Если будут сюда едущие (вроде, например, Гроссмана или Щипачева), пришли мне, если достанешь, чаю и 2—3 тюбика синдетикона или бутылочку клею. Деньги возьми сколько хочешь (и для своих надобностей), у Хесина в УАППЕ. Целую. P. S. Говорят, сюда собирается Долматовский. Я тебя целую, и мы всего вернее увидимся, а это так, если представится возможность. О жиз-ни здесь — в закрытом. Б. П.» (РГАЛИ, ф. 1334, on. 1, ед. хр. 184). УАПП — Управление по охране авторских прав. Г. Б. Хесин — его директор. Поэт Евгений Долматовский приезжал с фронта навестить семью. Он вспоминал о своей встрече с Пастернаком в гостях у М. В. Исаковского («Знамя», 1980, № 10).
1 Собрание статей Аполлона Григорьева нужно было Пастернаку для его работы о народном театре Шекспира, Ап. Григорьева, Островского и Блока, замысел которой возник еще при переводе «Гамлета». Имеется в виду след. издание: Сочинения Аполлона Григорьева. Т. 1. Критические статьи. СПб., 1876.
876. М. Б. ХРАПЧЕНКО
25 марта 1942, Чистополь
25. III. 42
Глубокоуважаемый Михаил Борисович!
Сегодня высылаю с оказией экземпляр «Ромео и Джульетты» тов. Волконскому (или Фалковскому (?), как было указано в телеграмме1). Когда это перепечатывали, здесь не было хорошей бумаги, и экземпляр немного мутноват. По почте, если не подвернется более прямого случая, я Вам вышлю более отчетливый, из копий, которые сейчас заказаны. У меня к Вам три просьбы. 1). Если с этого экземпляра будут снимать списки (лучше подождать бы более удачного), поручите, пожалуйста, кому-нибудь знающему тщательнейше, до последней запятой считать и сверить новые копии с присланным списком. 2). Дать мне как-нибудь знать о своем удовлетворении или неудовлетворении сделанным, может быть телеграммой по моему адресу. 3). Выплатить остающиеся 7000 р. по моей доверенности директору ВУАПа Г. Б. Хесину2.
Через месяц, по исполнении одной заказной работы для Гослитиздата3, я приложу старание попасть по делам в Москву4. Мне очень бы хотелось, чтобы какая-то бы ни было весть, хотя о получении рукописи, меня еще здесь застала.
Всего лучшего. Крепко жму Вашу руку. Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2894, on. 1, ед. хр. 444).
1 Вероятно, Г. И. Фалковский, сотрудник Комитета по делам искусств.
2 Точнее: ВУОАП — Всесоюзное управление по охране авторских прав.
3 Перевод стихотворений Ю. Словацкого.
4 Поездка не состоялась, в Москву Пастернак попал только осенью.
877. В. В. и Т. В. ИВАНОВЫМ
8 апреля 1942, Чистополь
8. IV. 42
Дорогие Всеволод и Тамара Владимировна!
Сегодня я окончил вторую заказную работу (перевод избранного Ю. Словацкого) и, хотя это черновик, требующий отделки, решил отдохнуть и весь день доставляю себе удовольствия. Я расчистил дорогу к сараю, заваленному снегом до крыши, сходил на почту, отправил Адику деньги, прозевал раздачу хлеба и остался на бобах (какое неподходящее выражение! Кто бы не согласился испытать его фигуральность в грубейшей дословности?) Пока я не взялся снова за работу, я хочу написать Вам и Жене.
Повода два. Мне хочется сообщить Вам одну радость и посоветоваться с Вами и Всеволодом насчет одного дела. Итак, сначала первое.
Леонов прочел нам новую замечательную пьесу1, неподдельную и захватывающую почти на всем протяжении, кроме обычного и немного казенного конца. Действие — в городке за несколько часов до занятья неприятелем и во время занятия, угловатые и крупные характеры, предательства, «метаморфозы», странные и отталкивающие загадки с непредвиденно высоким разрешеньем, мертвецы, бывшие люди, немецкое командованье, все выпукло, близко, отрывисто и страшно, и какой-то не свой, комитетский конец2, неправдоподобный не по благополучыо победоносного исхода, а по душевной незначительности, которой он обставлен, в особенности после такой густой и горькой вязи, как в начале.
Между прочим, после чтенья, из отчета Живова в «Литера-туре и Искусстве» (кто-то принес с собой газету) мы узнали о Толстовском Грозном3. Это немного отравило радость, доставленную Леоновым. Все повесили головы, в каком-то отношеньи лично задетые. Была надежда, что за суматохою передвижений он этого не успеет сделать. Слишком оголена символика одинаково звучащих и так разно противопоставленных Толстых и Иванов и Курбских. Итак ампир всех царствований терпел человечность в разработке истории и должна была прийти революция со своим стилем вампир и своим Толстым и своим возвеличеньем бесчеловечности. И Шибанов нуждался в переделке!4 Но это у Вас все рядом, Вы наверное другого мненья, и Всеволод мне напишет, что я ошибаюсь. Я же нахожу это поразительным, как поразительны и Эренбург и Маршак, и не перестаю поражаться5.
Мне представляется необъяснимой и недоступна эта слепая механическая однонаправленность при сжатьи и разжатьи, как в машинках для стрижки, это таинственное расположенье резаков, которое толкает вперед рывками и захватами, независимо от того, говорят ли наблюденья за или против и окружены ли вы светом или тьмой. Эта неспособность оглянуться на себя и свое! Или это гениальные бессмертные комики, и мы не умеем прочесть их эзоповской иронии и окажемся в дураках, принимая все за чистую монету? Но простите, это — пустословье, я заговорился.
Теперь другое. Вот о чем я хотел посоветоваться. Здесь становится голодновато. Время передвижений, произойдут перемены и перемещенья. Может быть, следует подумать и что-то предпринять. Зина стала подумывать о переезде нас всех к Вам в Ташкент. Эта мысль укореняется в ней все глубже, я же пока ее и не обсуждал, таким она мне кажется неисполнимым безумьем. Прежде всего меня пугает переезд. Ничего ни в Москве, ни в Можайском направлении я так не боялся, как железнодорожной сыпнотифозной вши. Во мне утвердилось представленье, что это нас не минует. Потом мне кажется, что каким-то ходом личных настроений и событий мы на лето будем также разлучены с вами, женами и семьями, как прошлый год, и при этом условии мне хотелось бы Зину и детей оставить в знакомом и изученном месте, благодаря множеству положенных усилий приобретшему характер лагеря или стана. Даже заикаться об измене Чистополю значит колебать выдержку других колонистов и расшатывать прочность самой колонии.
Я знаю, что отъезд двоих или троих из нас семьями на Восток потянул бы за собой остальных, а разъезд нас, верхов и головки, сделал бы гадательным существованье интерната и детдома, и все развалилось бы. Итак, нужно ли и мыслимо ли перевозить оба дома Литфонда в Ташкент для того, чтобы я и Зина позволили себе это в отношении Стасика и Лени? Здесь довод личный и общий совпадают и делают этот вопрос в моих глазах праздным и неосуществимым. И хотя это так, все же, если у Вас будет время, напишите мне свои соображения на этот счет, цены, предположительные продовольственные виды на будущее, размеры эпидемии у Вас, вероятный и предположительный тип нашего поселенья, моего заработка, бытового устройства и т. д. и т. д.
Простите, что заканчиваю неряшливо и второпях. Если будете писать о Ташкенте, будьте трезвы и объективны. — Простите за самонадеянность, но я верю, что с разной силой, но одинаково искренно Женя, Вы и Погодин были бы нам рады в Ташкенте, но дело не в этом.
От души всего лучшего Вам со Всеволодом, детям, Марусе6 и всем знакомым. Ваш Б. П.
Впервые: Т. В. Иванова. «Всеволод Иванов — писатель и человек». М., 1970 (с купюрами). — Собр. соч. Т. 5. — Автограф (собр. Вяч. Вс. Иванова).
1 Пьеса «Нашествие», главный герой которой, вернувшийся из тюрьмы перед приходом немцев, добровольно идет на виселицу вместо разыскиваемого партизана.
2 То есть приглаженный в угоду требованиям Комитета по делам искусств.
3 Статья М. С. Живова (М. Ж.) «На чтении пьесы А. Толстого «Иван Грозный»» («Литература и искусство», 14 марта 1942).
4 Трактовка Ивана Грозного в пьесе А. Н. Толстого противопоставляется классической, созданной А. К. Толстым в его балладе «Василий Шибанов». Об «открыто исповедуемом» увлечении Иваном Грозным и опричниной Пастернак писал в письме № 826.
5 «Пастернак считал изуверством утверждение, что гуманизм отменяется во время войны», — вспоминала Т. В. Иванова, — и не мог принять оправдание ненависти и жестокости, которую проповедовал Эренбург в своих газетных статьях: «Убей немца» и С. Я. Маршак в стихотворных подписях к карикатурам и плакатам. Он «никак не мог совместить патриотизм с безоговорочной беспощадностью ко всей ведущей войну нации, как всегда в целом, неповинной и воюющей против своей воли, вынужденной к тому власть
