имущими» (Воспоминания. С. 246).
6 Мария Егоровна Трунина — няня, воспитавшая детей Ивановых, Пастернак очень ценил ее трезвый ум и часто приходил побеседовать с ней.
878. Е. В. ПАСТЕРНАК
10 апреля 1942, Чистополь
10. IV. 42. Дорогая Женя! Получила ли ты мое письмо и деньга? Я заканчиваю заказы, привезенные в ноябре из Москвы (первый был Ромео, второй — Словацкий) и недели через две буду свободен. Хотя у меня есть оплаченный договор на оборонную пьесу в прозе, я собираюсь ее писать с таким довоенным чистосердечьем, что уже сейчас пора подумать, из каких сумм я буду возвращать полученные под нее авансы. Я уже писал тебе, что собираюсь побывать в Москве, как греки отправлялись к елевзинскому оракулу, для чтенья свитка судеб в доступной для меня части. Да, большая радость, Адику, по счастью, немного лучше, кость ступни, по-видимому, начинает восстанавливаться.
Представь, на этот раз я сел писать тебе не с тем, чтоб просто поболтать. Ты должна помочь мне советом. Как бы ни сложилась личная, деловая часть моих планов, у них есть другая сторона. Если, как всего вероятнее, семьям придется опять зимовать в переселеньи, Зине хочется со мной и детьми переехать в Ташкент. Пока что я противник этой мысли. Во-первых, меня пугают трудности дороги и эпидемия. Кстати, говорят, сыпняк очень велик именно у вас. Кроме того, мне опять, как осенью, неясно мое матерьяльное будущее. В Чистополе я приспособился к обиходу и ни один из новых поворотов хозяйственного колеса не может застать меня врасплох. Здесь, если оценить Зинин труд, прокармливающий ее и Леничку, и прибавить мои взносы за себя и Стасика, мы при жизни впроголодь проживаем в месяц до полутора тысяч, из которых одна уходит в Литфонд, которому мы с начала войны не должны ни копейки и переплатили уймищу денег, несмотря на налет милости и подарка, лежащий на всем, что исходит от этого дома призренья. Но так как я живу отдельно, и только редкими урывками, да и то неполно, приобщался к питанью у Хохлова1, то мой личный бюджет непропорционально раздвигает эти рамки. Когда мне подводило кишки, Зина доставала что-нибудь на рынке, и этот кусок жареного сразу увеличивал расходы рублей на 200—300. И это было всего два-три раза за всю зиму. А теперь вдруг Ташкент, новые условья, новые соотношенья, жизнь своим хозяйством, и Зина не будет служить. Во что может обойтись эта музыка? Какого ты мненья? Посоветуйся с Чуковскими и Ивановыми и напиши. Если хочешь знать, что я думаю, то вот оно. Во-первых, нас не отпустят
Федины, Треневы, Леоновы и Асеев, и будут правы, или же в Ташкент поедут все и в таком случае и мы в общем порядке. Но Зи-нин план иной, уехать и жить самостоятельно. Крепко тебя и Женю целую.
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф. 1 То есть в интернате Литфонда.
879. М. Б. ХРАПЧЕНКО
10 апреля 1942, Чистополь
10. IV. 42
Глубокоуважаемый Михаил Борисович!
Из Томска мне телеграфировали: «Немедленно вышлите перевод Ромео и Джульетты телеграфно сообщите отправке Томск комитету искусств»1. Я им ответил, что перевод выслал (получили ли Вы его, рукопись и письмо были посланы с оказией?) — и запросил, о чем речь, об отсылке ли вещи в Москву или же в Томск?
На днях по почте, или, если представится более надежная возможность, с кем-нибудь из едущих, я отправлю Вам другой, более отчетливый экземпляр. Он пойдет к Вам окольными путями. Я хочу, чтобы по дороге к Вам с работой ознакомился Чагин в Гослитиздате с целью ее изданья по образцу Гамлета. Итак, распорядитесь, пожалуйста, чтобы по истеченьи некоторого времени от Вас справились у Я. И. Чагина относительно рукописи2.
Я очень просил бы Вас, если работа признана удовлетворительной, поставить о ее существованьи в известность сеть областных театров: больно узнавать об одноименных предположеньях провинциальных театров (например, театра в Куйбышеве, собирающегося ставить Ромео и Джульетту в старом, по-видимому пе-реводе, без ознакомлены! с новым). Затем, для меня было бы большой наградой за труды, если бы Вы распорядились отдать вещь на широкое и справедливое обсужденье в театральной и критической печати, в «Литературе и искусстве» что ли3.
Простите, что обременяю Вас таким количеством личных просьб и вопросов. Через месяц я попрошусь по делам на время в Москву, но ведь неизвестно, когда я добьюсь разрешенья4. Естественно, что если бы я сам был в Москве, я бы Вас ничем не зат-руднил.
Искренне преданный Вам Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2894, on. 1, ед. хр. 444).
1 В Томске находился филиал Комитета по делам искусств.
2 В письме № 864 Пастернак запрашивал Чагина о возможности опубликовать перевод «Ромео и Джульетты» в Гослитиздате.
3 В записке Гладкову № 873 Пастернак ссылался на заинтересованность газеты «Литература и искусство» его переводом «Ромео и Джульетты». Статьи появились в этой газете только после вечеров в Доме актера в Москве, когда Пастернак читал свой перевод (24 окт. и 21 нояб. 1942).
4 О вызове в Москву Пастернак напоминал Храпченко и в следующем письме: «Дорогой Михаил Борисович! Благодарю Вас за сердечную телеграмму и деньги. Обещанного письма еще не получил. В середине лета или еще скорее мне надо будет съездить по делам домой в Москву. Пришлите мне, пожалуйста, властный и для любых властей достаточно энергичный вызов. Чагин получит экземпляр «Ромео и Джульетты» и по его прочтении сдаст Вам для дополнительных надобностей Комитета. Крепко жму Вашу руку. Всего лучшего. Ваш Б. Пастернак. 23.У42» (там же). «Пропуск на проезд из Чистополя в Москву» Пастернак получил 18 июля 1942 г., выехал только в конце сентября.
880. П. И. ЧАГИНУ
22 мая 1942, Чистополь
22.V.42
Перевод Словацкого сделан. Он у машинистки и при ближайшей оказии, какая представится, будет послан Вам при письме, где поговорим о нем поподробнее. Переведено все, что подстрочно было подготовлено Горбовым, около половины договорного объема (до 1200 строчек). Кажется, он хотел дать еще подстрочник драмы «Лилла Венеда», но может быть ограничимся сделанным? Мне это было бы очень по душе. Вероятно, польскую поэзию, как всякую, но в особенности западно-европейскую, надо переводить со знаньем языка, и на подстрочниках далеко не уедешь, которые для восточных литератур с их азиатской рапсо-дичностью, может быть, и достаточны. За моего Словацкого поляки Вас и меня заклюют, и будут правы1. Он получился странный и скучный и не доставил мне радости, кроме того, множества политических намеков, относящихся к польскому восстанию, я не понял и не мог достать здесь нужных справочников. Вот отчего меня и не тянет продолжать эту работу, тем более, что можно вполне удовлетвориться сделанным.
Посылаю Вам «Ромео и Джульетту». Прочтите, пожалуйста, сами и по миновении надобности прикажите передать экземпляр
М. Б. Храпченко в Комитет. У них уже есть один, но не такой отчетливый, и я им пообещал другой, лучший, в котором, может быть, они нуждаются2.
Я уже Вам писал, что мне очень хотелось бы, чтобы издали его Вы, а не «Искусство» не только вследствие большей выгодности, а потому что Вы сделаете это лучше (опять бы с В. А. Фаворским!3), и у Вас все будут читать, а в «Искусстве» это будет погребе-но как в усыпальнице. Знаете ли Вы, как усердно читали Гамлета эту зиму, и в каких условьях, на фронте, в лазаретах, в вынужденных переселеньях при отступленьи? Если бы Вы это знали, это бы Вам доставило большое удовлетворенье.
Я Вам писал два или три раза. Отчего Вы мне не отвечаете? Хотя в середине лета я буду в Москве, но Вы еще успеете порадовать меня письмом, если захотите.
Крепко жму Вашу руку. Ваш Б. Пастернак
Мой адрес: Татреспублика г. Чистополь, ул. Володарского 75 кв. Вавиловых.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2550, on. 1, ед. хр. 62).
1 Переводы Словацкого были утеряны, обнаружены только в 1972 г. и впервые изданы в 1973 г. в «Новом мире», JSfe 9. Польский поэт и переводчик Северин Поллак отмечал, что Пастернак «не почувствовал романтика в Словацком. Словацкий мог показаться ему чересчур риторичным, слишком углубленным в проблемы своего народа, то есть опутанным той сложной действительностью, к которой у Пастернака… не было своего ключа» (Boris Pasternak. Colloque de Serisy-la-Salle. Paris, 1979. C. 478).
2 О плохом качестве перепечатки этого экземпляра Пастернак писал в письме № 876.
3 Перевод «Гамлета» (Гослитиздат, 1941) был издан с иллюстрациями В. А. Фаворского.
881. А. О. НАУМОВОЙ
23 мая 1942, Чистополь
23.V.42
Глубокоуважаемый тов. Наумова!
Обращаться к женщине на «товарищ» грамматически неуклюже. Мне жалко, что я не знаю Вашего имени-отчества. —
Простите за такой запоздалый ответ. Я был очень занят все это время, и только сейчас освободился.
Напрасно я поторопился дать согласие на Ваше предложенье, и даже назвал Вам место для предположительного денежного взноса.
Лишь при личном свидании с Михаилом Михайловичем я мог бы объяснить ему, почему у меня сказано «осетр», что значит «сучок в глазу», «махина» и пр. и пр. Заводить об этом переписку немыслимо1.
Его советы приводят меня в отчаянье. Я не знаю, откуда исходит принужденье, заставляющее его принимать совершенно ему чуждый и в существе своем оставшийся непонятым перевод.
В своей снисходительности он считает его довольно близким и только еще больше хотел бы усилить его точность. Между тем так далеко мои притязания никогда не заходили.
Я совершенно отрицаю современные переводческие воззрения. Работы Лозинского, Радловой, Маршака и Чуковского далеки мне и кажутся искусственными, неглубокими и бездушными. Я стою на точке зрения прошлого столетия, когда в переводе видели задачу литературную, по высоте понимания не оставлявшую места увлечениям языковедческим2.
Поэтому, как ни соблазняют меня деньги, которыми не так уж балует меня судьба, Вам придется обратиться к какому-нибудь другому труду. Ущерб мой будет только материальный. Все равно передовая часть юношества будет знакомиться с Гамлетом по этой, наиболее живой и естественной трактовке, как делает она это и сейчас, и, как вероятно это в еще большей степени будет с «Ромео и Джульеттой». Потому что, несмотря на сдержанность рекомендации в послесловии, Гамлет провел неслыханную, ошеломляющую зиму на фронте и в лазаретах, у постелей умирающих и в об-стоятельствах вынужденных переселений, премируют ли меня или не премируют, хотят или не хотят это знать.
Предварительные уговоры о тексте оскорбительны и непостижимы. Либо он подходит, либо нет, и о последнем случае нечего и говорить, а в первом мое тогда дело, трогать ли его в корректуре или нет. Тогда же можно устранить и неприличья, это пятиминутное дело3.
Если будете писать мне, сообщите, пожалуйста, свое имя и отчество. Всего лучшего.
Ваш Б. Пастернак
Впервые: Мастерство перевода. 1969. Сб. 6. М., 1970
