риторическую бессмыслицу и метафоризованную романтику5, в ущерб Шекспиру настоящему, как я его понимаю, Шекспиру архитолстовскому, Шекспиру — вершине индивидуального реалистического творчества в истории человечества? Скажите, с другой стороны, ощутили ли Вы хоть сколько-нибудь заметную потерю какой-нибудь существенной частности, передвижения по сцене, вздоха или запятой в моем переводе по сравнению с предшествующим6. Для каждого из замечаний Михаила Михайловича есть основания, но и только. Не мало ли этого для полного понимания двойной работы, которая ему кажется половинной и недоделанной. Вначале было переведено все, как у всех.
Мих. Мих. жалеет, что из реплик Меркуцио переведена только треть. Разве он не замечал, что при оставлении этого натянутого острословия полностью из него не доходит ничего, а так сохраняется хоть что-то, таким образом больше, а не меньше тре-буемого. Но может быть я голословен: проверьте мои ощущенья на Михаловском. Это единственная причина всех сокращений (они в общей сложности так ничтожны, что на них можно было бы не останавливаться). «Для чего нужно такое сокращенье?» — спрашивает Михаил Михайлович.
Для того, чтобы вещь можно было бы прочесть и понять. Чтобы она не погибла от прыщика, о котором так легко умолчать, — требуете же Вы сами устранения мест неприличных7. — «Если назвать эту работу переделкой»… Я и сам об этом думал. Но так ли велики мои отклонения от буквы, чтобы оправдывать такое названье? Не будет ли оно тогда неуместным притязаньем? Когда, например, из двухчастного Генриха IV-ro я сделаю одночастного Фальстафа, это будет переделкой8. А Ромео все-таки, думается мне, перевод. Выпущенные места можно привести в примечаниях из других переводов.
Перевод печатают в Гослитиздате. Когда я буду держать его корректуру, то, как в Вашем случае с Гамлетом, улучу возможность сгладить последние шероховатости текста и воспользуюсь Моро-зовскими замечаниями.
Привет Вам и ему. Я от Вас обоих жду писем. Как и Антокольский, и Вы и он (Мих. Мих.) должны быть разочарованы работой по совсем другим причинам. Перевод тут ни при чем.
Простите, «Ромео и Джульетта» — хуже целого множества шекспировских вещей.
Всего лучшего. Еще раз за все спасибо.
Ваш Б. Пастернак
Впервые: Мастерство перевода. 1969. М., 1970. — Автограф (собр. адресата).
1 «Отзыв на перевод «Ромео и Джульетты» Шекспира, сделанный поэтом Б. Пастернаком» — см. там же. С. 351—355.
2 Письмо № 889.
3 Из письма П. Г. Антокольского 9 июля 1942 (там же. С. 350).
4 Там же. С. 354.
5 Имеются в виду претензии Л. Н. Толстого к Шекспиру, выраженные им в статье «О Шекспире и о драме» (1906).
6 Наумова 21 авг. 1942 писала в ответ: «…Когда читала Вашего «Ромео», у меня было все время ощущение новизны, чего-то очень, очень свежего и более реалистичного, чем когда-либо читанного… Законно ли Ваше чувство неудовлетворения? Вы сделали большое и новое дело. Вы сняли с «Ромео» всю шелуху григорьевских архаизмов… и радловских прозаиз-мов… — сняли замистифицированность — это великое дело».
7 В тексте «Ромео и Джульетты», подготовленном для Детгиза, сняты «неприличные» с точки зрения советской морали места.
8 Эта идея была подана Пастернаку Морозовым, он писал об этом П. И. Чагину в 1942 и М. Б. Храпченко в 1945 г. (письма Nfe 886 и 979). Сокращенная версия «Генриха IV» была сделана в 1955 г. для Малого театра, но спектакль не был поставлен.
893. Е. В. ПАСТЕРНАК
1 августа 1942, Чистополь
1. VIII. 42. Дорогая Женя! Вот уже и август. Я давно не писал вам и выказал себя страшною свиньей в отношении Ивановых, Корнея Ивановича и, в особенности, Лидии Корнеевны. Но даже и тебе я пишу через силу. Вероятно, летом усталость и исчерпанность и азбучная ясность всех предметов чувствуется с особенною тяжестью.
Вот и опять я не попал в Москву. Сегодня с утра Зина со Стасиком сидят на степном бугре близ города, где их обдувает усыпительным ветерком, сладко пахнущим кашкой, полынью и тысячелистником. Это аэродром, и они ждут самолета в Казань на своем сложном пути к Адику через Свердловск. Эта поездка будет стоить Зине огромных сил и денег. Хотел и должен был сопровождать Зину я, но она нашла, что при рискованности путешествия в отношении сил и здоровья, нам лучше, выражаясь по-нынешнему, рассредоточиться и быть в несходных положеньях с разными шан-сами. И я остался, а в качестве помощника с ней поехал Стасик. Пока они не вернутся, разумеется я буду тут. Ко мне по воскресеньям приходит задумчивый и рассеянный мальчик Леничка и по двадцать раз начиная фразу, задает иногда вопросы, вроде следующих: «А вот, а вот, а вот скажи, папа, кто назначает, каким папам быть красноармейцами, а каким писателями?» Я догадываюсь, конечно, что ему хотелось бы, чтобы я был на фронте, но объясняю это общедетскою тягой к военным доблестям. Но когда я спрашиваю, как бы ему хотелось, он отвечает: «Мне хочется посылочку (подарки детям фронтовиков)».
Когда кончает Женя? Ведь когда он кончит, его несомненно пошлют, и тут ничего нельзя поделать. Вы знаете, что убит сын Антокольского? Напишите мне об этом.
Вызова в Москву (то есть права въезда) я попросил только в начале лета, и недостаточно энергично. Я его еще не получил. Но когда Зина вернется, я затребую его понастойчивее и может быть поеду туда на зиму из чистого любопытства и чувства полной безнадежности. А что ж еще осталось делать, когда все пришло к тако-му скотоподобному фатализму и только ждет своего часа закланья.
Будет удивительно, если я не напишу Анне Андреевне. Не проходит дня, чтобы я не говорил о ней с Марией Петровых. Целую вас обоих.
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.
894. А. Я. ТАИРОВУ
9 августа 1942, Чистополь
9. VIII. 42
Дорогой Александр Яковлевич!
Благодарю Вас за письмо из Москвы1. Очень польщен им. Рад был живым сведеньям о Вас и Алисе Георгиевне, и письмо начинаю с самого сердечного привета ей и Вам. Нечего и говорить, что я буду счастлив поработать совместно с Вами обоими. Но о пьесе говорить рано.
Во-первых, я пишу ее до бездарности медленно. Кроме того, она задумана в той степени независимо, что если не наступит серьезных перемен в наших литературных и театральных установле-ньях, она едва ли может годиться для постановки и напечатанья.
В сделке моей с Росискусством нет ничего недобросовестного. Задолженность моя перед ними невелика и покрывается расчетами по Шекспиру. Я от них не скрывал, что мечтаю о настоящем художественном труде на себя, а не на заказчика2.
Вас не должно удивлять, зачем в таком случае я занялся таким неокупающимся и мало осуществимым делом. Мы и время так уже немолоды, конец, в любом смысле, так уже представим и видим, что мне хотелось бы к решительной минуте располагать такой концепцией испытанного и виденного, которой не было бы стыдно ни пред лицом отживающего старого, ни перед проблесками нового или даже может быть перед глазами собственной смерти.
Читали ли Вы моего «Гамлета»? Мне очень бы хотелось, чтобы Вы и Алиса Георгиевна ознакомились с моим переводом «Ромео и Джульетты»3. К сожаленью, у меня остался только очень расплывчатый и бледный экземпляр. В состоянии ли Вы будете прочесть его? Во всяком случае, я Вам его высылаю. Не притязая на что-нибудь большее, буду Вам крайне признателен, если Вы меня успокоите насчет полученья бандероли.
Крепко жму Вашу руку. Еще раз большое спасибо. От души всего лучшего Вам и Алисе Георгиевне.
Ваш Б. Пастернак
г. Чистополь, Татарская АССР. Ул. Володарского 75 кв. Вавилова, Б. Л. Пастернаку.
Впервые: «Театральная жизнь», 1990, № 3. — Автограф (РГАЛИ, ф. 2328, on. 1, ед.хр. 922).
1 В письме 27 июля 1942 Таиров писал Пастернаку, как глубоко взволновало его известие о том, что Пастернак пишет пьесу, и просил дать ее для Камерного театра. Таиров приглашал Пастернака в Барнаул: «…Алиса Георгиевна (Коонен) и я, и весь театр будем рады Вас видеть и работать с Вами» (там же. С. 23).
2 «Ведь именно о такой пьесе мы и мечтали, — отвечал Таиров 13 нояб. 1942. — И Алиса Георгиевна, и я. О пьесе не на заказчика, а, как Вы пишите, на себя. Такую пьесу можно ждать не месяцы, а годы, лишь бы приобщиться к ней, лишь бы воплотить ее на многострадальных подмостках» (там же).
3 «Вашего «Гамлета» я, конечно, знаю. Читал и «Ромео и Джульетту». И очень, очень пожалел, что пора «Ромео и Джульетты» у нас уже, увы, в прошлом, и что в этом прошлом не было еще Вашего чудесного перевода. Ваш «Гамлет» тоже, помню, глубоко взволновал меня» (там же).
895. А. А. ФАДЕЕВУ
3 сентября 1942, Чистополь
3. IX. 42 Дорогой Саша!
Привет. Спасибо за ваше письмо из прессбюро1, если ты его еще помнишь. Надеюсь с тобой увидеться. Телеграфировал тебе просьбу прислать мне срочно вызов-командировку в Москву. Не сомневаюсь, что ты приложишь все свое влиянье, чтобы мне его выслали без промедленья. Если Союза мало и надо еще кого-нибудь, попроси, чтобы вызов исхлопотали наркомпрос Потемкин (по линии Детгиза2) и Храпченко.
Прости, что пишу второпях. Сел я тебе писать собственно не о себе, а о Марии Петровых. Она очень талантливый человек и если бы она жила припеваючи, это было бы только естественно и справедливо, и на пользу всем. Но она очень далека от таких притязаний и удовольствовалась бы, если бы ей жилось хоть мало-мальски сносно. Это надо обязательно устроить. Союз или Чагин должны заключить с ней договор на объемистую и прибыльную переводную работу. Дай, пожалуйста, распоряжение об этом подлежащему отделу.
Кроме того, ввиду того, что такие дела никогда не доводятся до конца на расстоянии, необходимо дать ей возможность съездить в Москвудля устройства всех этих дел сейчас, вместе со мной, Ольгой Маяковской и др.3. Пожалуйста, постарайся. Я очень, очень прошу тебя.
Крепко тебя целую. Твой 2. Пастернак
г. Чистополь Володарского 75 кв. Вавилова.
Впервые. — Автограф (РГАЛИ, ф. 631, оп. 15, ед. хр. 760).
1 Имеется в виду письмо Пресс-бюро Союза писателей 13 июля 1942 Пастернаку, подписанное Фадеевым, Гладковым, Лейтесом и Леонидовым, с предложением присылать в Пресс-бюро его стихи, статьи, отклики на события и тексты шекспировских переводов (там же).
2 А. О. Наумова 21 авг. 1942 предлагала прислать Пастернаку вызов в Москву через Наркома просвещения В. П. Потемкина.
3 М. Петровых получила телеграфный вызов от Союза писателей сроком на 3 недели 21 сент. 1942 (там же).
896. Е. В. ПАСТЕРНАК
16 сентября 1942, Чистополь
16. IX. 42. Дорогая Женя!
Получил твое письмо, спасибо. Действительно, я не писал вам вечность.
Зина ездила к Адику. Ему наверное придется все-таки отнимать ногу ниже колена. В то же самое время выпустили на свободу Генриха
