там, в Лондоне, я был совсем разварной, бессонный, измученный, нравственно пришибленный, — воображаю, каким разочарованьем было для нее знакомство со мной! Я почти ничего не привез тебе и особенно — Женечку, т. е. такие пустяки, что о них нечего говорить. Но вся эта поездка была бредом, мученьем: я ее не считаю своею, она не состоялась! Золотой мой Женек, папка твой не по своей вине делает иногда подлости: надо быть здоровым, чтобы желать, думать и поступать. Друг мой и сын мой, не осуждай меня. Когда выздоровею, все устроится.
Женя, напиши мне, как вы и что вы. Без счета вас обоих целую.
Ваш Б.
Впервые: «Существованья ткань сквозная». — Автограф.
1 Имеется в виду текст радиоинтервью с членами советской делегации, возвращавшейся с Конгресса защиты культуры, опубликованный в двух различных вариантах в газетах «Известия», 11 июля 1935, и «Правде», 11 июля 1935 (см. «Редакции «Известий ЦИК и ВЦИК», т. Бухарину». — Т. V наст. собр.).
2 «Я чувствовал себя, как тот, знаете, спартанский мальчик, который украл лисицу, спрятал ее под хитоном и на допросе молчал, пока лисица выедала ему внутренности», — записал Лев Лосев 29 янв. 1956 слова Пастернака о его поездке в Париж (Boris Pasternak. Norwich Symposia. Vol. I. Northfield, Vermont, 1991. C. 283).
735. P. H. ЛОМОНОСОВОЙ
5 августа 1935, Москва
5.VIII. 35
Дорогой мой друг Раиса Николаевна, без конца благодарю Вас за Ваши письма, привезенные мне в Ленинград Зиною и из Парижа одним из задержавшихся членов делегации. Я не раз, конечно, начинал писать Вам, но мои состоянья, которых Вы были свидетельницей, не столь интересная тема, чтобы можно было занимать Вас ими издали, как я это делал вблизи.
Мне не стало лучше на море, т. е. я не стал спать больше и чувствовать себя лучше душевно, напротив, в Ленинград я, глядя на то время теперешними глазами, приехал человеком почти ненормальным, и думал застрять там надолго, потому что мне не хотелось в таком виде ни к кому из своих в Москве.
На третий день меня без адреса разыскала 3ина, и ее приезд перебросил меня из прежней крайности в новую. Если я последние месяцы недосыпал от каких-то причин депрессивных, то радость встречи с ней в первое время лишила меня совершенно сна именно потому, что разрушила часть мучивших меня в поездке химер, и выше нормы подняла мое настроенье.
Если у Вас есть возможность позвонить Мг.-у Rickman’y1, горячо поблагодарите его за единственную в его лице поддержку, которую я получил со стороны медицины в эти глупые торжественные и несчастные для меня недели. Он поддержал меня, во-первых, тем, что сам мне страшно (как человеческое явленье, со всем вечером, Лондоном и домом) понравился. Во-вторых же, тем, что на мой вопрос, нельзя ли на все плюнуть и начать опять жить, как я привык раньше (до встречи с первым сердечником, нашедшим у меня расширенье), одобрил этот план, как наилучший2.
Мне хотелось бы сказать Вам, что я выздоровел, но пока это преждевременно. Выздоровел я душевно, т. е. избавился от печали и ложных страхов, так терзавших меня. Но зимнего, прошлогоднего состоянья я еще не восстановил и спать по 6 часов в сутки стало очевидно для меня привычкой.
Вы и Rickman совершенно правы, — доктора и лекарства в моем деле помочь не могут. Корень болезни и средство избавленья от нее уясняются мне теперь постепенно с притоком жажды жизни и деятельности, вернувшейся лишь в последнее время.
Если я буду совершенно здоров, то лишь зимой, на новой квартире, которую я добуду хотя бы из-под земли3 и сам обставлю, за работой, гораздо более независимой, чем те усилия, на которые ушла вся прошлая зима, при общественном поведении, более резко расходящемся с моими компромиссами последнего времени в сторону хорошо известного Вам нынешнего нашего единообразия. Потому что от этого-то ведь и заболел я в конечном результате, от утери собственной воли, постепенно вытесненной цепью ложных положений, протянувшихся с прошлогоднего съезда4, и чем дальше, тем более неловких и фальшивых.
Мне страшно жалко, что Вы меня увидели именно таким. Все это сложилось как-то фатально. Особенно мне неприятно, что ради создавшейся последовательности и может быть из чувства жалости, Вы не оставите моих писем без дружеских ответов, продолжая знакомство со мной по-прежнему, точно заочные Ваши представленья о человеке, оказавшемся на деле другим, и таким растерявшимся и ничтожным, не принесли Вам разочарованья.
Я же скажу Вам, что присоединился к партии, ехавшей через Лондон, только чтобы повидать Вас, — скажу точнее и правильнее: сознанье невыгод моего состоянья меня не останавливало, при той простоте и естественности, которую Вы мне в отношеньи себя внушаете и всегда внушали.
Спасибо Вам за Лондон, спасибо за то, что не был он мукой и бессонным бредом, каким был бы без Вас. Я много рассказывал о Вас Зине, она уже как бы с Вами знакома. Так как она корреспондентка ничуть не более прилежная, чем Женя, то за нее передаю Вам ее благодарность и восхищенье частью того, что мы с Вами вместе выбирали, особенно серым костюмом (помните?). Остальное передано Жене и другим знакомым. Поблагодарю Вас горячо и за Женю, когда еще она раскачается. Я ее видел лишь совсем недавно, когда стал себя лучше чувствовать. Половина разговора была о Вас (мне теперь уже кажется невероятным, что я был в Лондоне, что мы виделись, что я видел двор Artillery Mansions5). Почему-то мне верится, что мы еще раз увидимся при более для меня благоприятных обстоятельствах. Особенно горячо благодарю Вас за последнее письмо6, с упоминаньем о звонке Dr. Rickman’a, может быть даже и дружески вымышленном Вами ради моего успокоенья. И вообще, спасибо, спасибо. Я не дописывал начатых Вам писем, потому что все ждал полного и окончательного перелома, и хотя он стал наступать по моем возвращеньи из поездки, мне все казалось недостаточным. Что же касается автографов, то не делайте себе из них забот, или же замените своим собственным7. Сердечный привет Юрию Юрьевичу и Dr. Rickman’y.
Ваш Б. Я.
Лично Ваши подарки (особенно заколдованные автомобильчики) пользуются большим успехом8.
Впервые: «Минувшее», JSfe 17. — Автограф (Russian Archive, Leeds University).
1 Джон Рикман — врач-психиатр, два года проведший в интернациональном квакерском отряде «Помощи жертвам войны» в Бузулукском уезде Самарской губернии в 1916-1917 гг. Ломоносовы познакомились с ним в США по пути его возвращения в Англию в 1918 г.
2 Ломоносова писала Пастернаку: «Dr Rickman говорит, что Ваша болезнь — борьба нескольких начал в Вас самих, и убежден, что Вы поправитесь, закалитесь в этой борьбе и Ваше творчество это сильно выразит» (15 авг. 1935; там же. С. 382).
3 Речь идет о строительстве писательского дома в Лаврушинском переулке, Пастернак получил квартиру там только к концу 1937 г.
4 Имеется в виду Съезд писателей.
5 Улица в Лондоне, где жила Ломоносова.
6 Письмо 7 июля 1935, где Ломоносова передавала сожаления доктора Рикмана по поводу быстрого отъезда Пастернака: «Видно, он Вас сразу полюбил. По его тону чувствовалось, что его интерес к Вам был много более чисто докторского. Он просил написать Вам, что он глубоко убежден, что Вы поправитесь, что Вы человек сильного духа, но надо Вам стараться обрасти кожей чуть потолще. Доктора и лекарства тут помочь могут мало» (там же. С. 378).
7 В письме 7 июля 1935 Ломоносова просила «для английских поклонников» Пастернака несколько его автографов, о которых забыла попросить во время их встречи (там же).
8 Е. В. Пастернак писала Ломоносовой: «Женичка Вас очень благодарит за автомобильчик и футбольный мяч, который привез ему от Вас Борис Леонидович» (7 янв. 1936; там же. С. 388).
736. 3. Н. ПАСТЕРНАК
14 августа 1935, Болшево
14. VIII. 35. Болшево
Вечер без тебя, ты сейчас уехала. Спасибо тебе, что ты такая, что я так люблю тебя, что ты разливаешь столько радости вокруг себя, что столько ее даешь мне. Тяжело и неприятно видеть Соколовых, которых при тебе не было: потому что они мне не напоминают твоего здешнего пребыванья, они лишние, я не понимаю их назначенья.
Исхода письма к Калинину правда жду как чего-то нашего с тобой, как ребенка: родим свободу Виктору1. Или по крайней мере некоторое облегченье. Когда же я научусь быть без тебя? Это труднее поэзии, покера и волейбола. Ты такая замечательная, такая моя, как моя противоречиво больная, никому не объяснимая жизнь. Вдруг тебя вырвали из ночи, и она осталась грустная, ноюще пустая.
Ничего, что я написал тебе ?. Твой Б.
Это для Сельвинского2.
Впервые: Вестник РСХД, № 106. Париж-Нью-Йорк, 1972. — Автограф (РГАЛИ, ф. 379, оп. 2, ед. хр. 60). Примеч. 3. Н. Пастернак: «Написано в Болшеве».
1 Речь идет о письме председателю ЦИК М. И. Калинину с просьбой об облегчении участи Виктора Феликсовича Анастасьева (Блуменфель-да), осужденного на десять лет. «…Я узнала, — вспоминала его жена, — что Б. Л. написал Калинину, просил Виктору уменьшить срок: «Сделайте это для меня», — просил он. Я получила бумагу из ЦИКа — срок сокращен до 5 лет…» (Маргарита Анастасьева. «Век любви и печали». М., 2002. С. 229).
2 Подпись под рисунком румынского флага, состоящего из трех вертикальных частей: синего, желтого и красного.
737. 3. Н. ПАСТЕРНАК
Конец августа 1935, Болшево
Родная моя Лялечка!
Я не стал спать больше прежнего, но я принялся за работу, и внутренний ад, в котором я находился 4 месяца, кончился. Не знаю, насколько это прочно и окончательно, но если дело пойдет на лад, я буду тем же методическим счастливцем, каким был всегда, я проживу тут, в Болшеве, на страх директорам, всю зиму.
Это та же зимняя проза, опять, как всегда, ты в центре1, но я хочу написать ее заново, по-своему, в духе и характере «Охранной Грамоты» и «Волн».
Этого страшного лета не было бы, если бы я не отступил от пожизненных навыков, если бы не струхнул в апреле и не стал слушаться знакомых и врачей, если бы взамен привычки производить не стал делать попыток поправляться. Какой это все был бред и какое счастье, что я все-таки не рехнулся. Но сил у меня устрашающе мало по сравненью с прошлым годом, и я не понимаю, отчего это. От сердца ли? Или от огромного множества недоспанных часов?
Я хотел тебя порадовать этим письмом, и меня огорчит, если я не достигну цели. Не беспокойся обо мне. Утром, лежа в постели, я мечтал: к зиме, за работой, я приду к какому-то равновесью, если не к прежнему, то к какому-то новому, менее молодому. Вещь надо будет за
