ибо без торней Его благодати великому мужу
быть никакому нельзя. Но не стану на небе медлить
долее: иль порадей о сыне иль между войсками
равными праведно стань и ложь воспрети! — без ‘обмана
верно мы победим! А если с Юноною дружбой
чванится здесь вот она, тем богов надеясь растрогать,—
значит, сама же себя морочит, во пусть в помраченье
вечно пребудет! Строен навек у меня Громовержну
дом на Тарпейском холме красивый: кадить и молиться
ходим к Тебе туда —о когда бы по должному чину!
Нас благочестью учить Ты можешь и будешь, коль судеб
язственный голос мне не лгал на пебесном пороге.
Так сотвори! мольбам отверзни отчее сердце,
Отче! лишь на Тебе надежда зиждется добрых!
Слышала я, что державная власть над сушей и морем
и надо всем, что под сводом небес Океан замыкает
всеобтекающий, — все Латинского отнрыскам рода
было завещано: кто, как не Ты таковое величье
обетовал? Но сейчас взыскую не царств: по заслугам
мирной свободы хочу — пусть же недруг, алчущий крови,
горло отпустит мое, коль об этом просить я достойна.
Если же Ты ко мне беспощаден, помилуй потомков,
коих подружит с Тобой благочиние новое, чаю».
Песнь седьмая 449
$60
&
з
я
$80
$95
ч0й
Смолкла и, к Божьим стопам приникнув, снова и снова
множит лобзанья — вся в слезах и с заплаканным ликом,
Тут усмехнулся без слов Правитель звездных Олимпа
поприщ, коснувшись умом предвестий ипого столетья,
но наготове ответ у Ного — и вот устрашенный
дрогнул эфир и немотствуют твердь и земля с преисподней,
Рек Он: «Никак никогда пикаким прозрениям смертным
не открывалось, что день грядущий готовит! Пребудут
умыслы скрыты Мои — молчанье назначено небу.
Так и тебя, коль речешь, что слыхала грядущего отзвук,
мог сей отзвук достичь лишь здесь, в яснозвездных чертогах
а за порогом звучать не может, хоть изредка пылкий
и очищенье водой и огнем приявший вспаряет
дух горе, — и сквозь узкую щель проникает отсюда
что-нибудь к вам, а Я попускаю, отчей любовью
движим, натиск такой. Верь, чем дольше Я мир наблюдаю,
меньше и мевьше Мне то, что у вас творится под солнцем,
по сердцу, ибо, нигде на земле не постигнута, Доблесть
здесь укрылась, на вас пеняя часто, что втуне
ей привелось искать хотя бы единого друга
средь многотысячных толи, Ужель Меня золото ваше
тронет, ужель багрец прельстит? Сияние неба
сами зрите — ужель узорочьем тронусь восточным?
Здесь Я востоком иным и лучами ясных созвездий
увеселяюсь, а пуще Собой и хорами присных—
будет ли в радость смертная тварь для Нашего взора
или же бренная нлоть иль красивости морок летучий?
Вечно все у Меня: красы и славы сиянъе
и постоянство богатств и царской устойчивость чести —
чтобы не числить всего, знай, что только знатная доблесть
Мне мила и дух такой, который престолом
именовать пе стыжусь Моим, но редко на свете
сей обретаю приют. Так познайте судьбу свою ныне!
Труд и оным и сим уготован на многас веки,
оба народа будут редеть истребленьем взаимным,
будут в черед и Фортуны гнет и доля в победо.
Знанье не главное в сем, хоть тому, кто дутой справедливость
уразумеет, ждать от Меня награды возможно,
но и не меньше тут страх, потому что с начала творенья
Я благочестным почет, а злонравным многие казни
определил во мзду. Вам же первая ныпе забота —
внуки: настанет пора полководцам обоим в изгпанье
горъком печальную старость встречать вдали от отчизны,
так что пи пыштость гробов, ни толикая слава, пи знатность,
на благочестье, пи дел краса великих обоим
душу це тронут. В смертных сердцах чрезмерна тщеславья
120
Африка
740
115
125
о
&
735
740
345
суетность: любите вы не потомков, но чаянье славы.
Слово пространней Мое обычного, ибо вершится
наиважнейшее, — надобна речь некраткая в помощь.
Нуще возвысится глас для иного: сказать о державетве,
мира владыку воспеть — итак, внемлите послушно.
Умысел есть у Меня, поелику светочи мира
меркнут, сойти Самому поближе к вашей юдоли
и, добровольно прияв людского тесного тела
бренное бремя, вас разрешить от мук многоскорбных:
се — любовь! для нее претерлеть готов Я безвинно
стыдную лютую смерть! Хотя дары таковые
общие будут вам, однако счастливее станет
та из вас, что заутра в бою стяжает победу:
дастся державство ей и навек у нее водрузится
Мой преблагой престол — таков приговор непреложный!
Да не помыслит никто упованье сие отдаленным,
ибо все, что реку, пред взорами явится смертных
раньше, чем десять раз Сатурн круг широкого мира
путь извечный свершит, — толико уже вожделею
милой Девы. Млеком сосцы набухли священным!»
Радостным плеском крыл небожители Божьему слову
дружно в лад шелестят с благочестными сонмами вкупе.
Слышанным изумлены, поврозь и розного чая,
в недоуменье с высот нисходят матери. Вспыхнул
кровоточащей зарею Восток — последнюю битву
дню грядущему зреть. Повсюду трубы запели,
и прокатился говор и гул по проснувшимся станам,
тут и там воздвиглись вожди. Подобный для римлян
день никогда не вставал в небесах: вовек не бывало
ни на каких полях, чтобы были равны полководцы,
чтобы равны были гнев и сила и выучка воииств!
Страха не чует нихто, зато являются взору
многие тысячи лет, в чреде которых Фортуна
этим и тем воздаст за битву, а вместе отчизне, .
дому, роду, сынам и надеждам о поздних потомках.
Вот выводит полки Сципион в открытое поле,
рать на порядки разбив умело. Начальствует правым
царь Массинисса крылом во главе нумидян — возносит
конь испанский его, а издали видной приметой
шлем долгогривый и алый плащ, что полощется ветром.
Лелий на левом крыле воеводой, вослед выступает
конница, что с берегов латинских доставлена морем,
и апулийский скакуп скорым смерчем его круг отрядов
носит, а грудь вождя сверкает суровою сталью.
Посередине шумит отборная римлян дружина —
Песнь седьмая 121
758
161
765
71
>
185
790
здесь исполин Сципион с высоты своей властно полками
повелевает: златым и стальным и пурнурным сияньем,
паче сияньем души, наипаче сияньем надежды
он затмевает всех.
Так блистапья всходящего Феба
светлым его не снести сотоварищам: Люцифер блекнет
в блеске благих лучей, поодаль Киллений бледнеет
ликом лукавым, а прочие все созвездья подавно
поразбежались с небес при скором явлении Солнца.
Сам подстрекает он удаль бойцов и строй укрепляет,
между рядами вскачь поснешая, и молнии мечут
ясные очи его, повергая взирающих в трепет.
Он знаменосцам отводит места, ободряет отряды
всадников, робость и страх и сомненья твердою речью
гонит прочь из сердец порою божбой, а порою
просьбой: каждому он твердит о его иль семейных
подвигах, каждому он поминает о дедовской славе;
этих он хвалит, тех укоряет ласковым словом,
этих за леность бранит, тех шленком дружелюбно торонит,
чтобы не мешкали, всем говорит о честях и наградах,
кои сулит окончанье войны, от стыда и прорухи
остерегая,— вот так храбрит он души для боя.
Всюду спешит оп быть и в пылком задоре стремится
не упустить в последний час ни краткого мира,
но увидав наконец, что все приказы, как должно,
отданы и укреплен порядок, сей вождь несравненный,
высясь на белом коне, речет:
«Коль верно Юпитер
всем вам явить порыв, в моем закипающий сердце,
днесь изволил, тогда сомневаться стыдно в исходе
битвы грядущей и в том, какой изготовила жребий
нам Фортуна. Никто никогда яснее не видел
солнца, чем ныне зрю великую нашу победу!
Мы победили! я слышу: враги устрашенной толпою
ропщут и мечутся взад и вперед, забывши о строе!
Мы победили! зрю ваш задор и явственно вижу
ужас сечи, трупов холмы, кровавые реки —
гибель и тлен и повальную смерть для вражьей отчизны!
Въяве видится мне, как, позорно бросив оружье,
ищет спасенья самый их вождь в укромных потемках!
Если бы изэблизи пам подслушать, о чем толковали
между собою вчера враги,— наглядно постигнуть
падший и сломленный дух! Поверьте, пред нами не прежний
нынче стоит Ганнибал — лишь именем он устрашает.
Сам-то и есть он сам, да только сей вождь вероломный
звона знакомых мечей уже трепещет: иные
122
Африка
195
во
Я
ве
815
82
=
830
=
ра
©
в&0
воины заново с новым идут на него полководцем.
Не как при Каннах навстречу ему опрометчивый консул
в поле выходит! не тот, кто был отвращаем от битвы
знаменьем явным богов и грядущего голосом внятным,
коему внять не сумел! яе Семпроний сегодня со мною
делит начальство в бою! Нам в очи бьющее солнце
или же пыльный смерч слепящий врагу не помогут.
и не укроет засаду его средь осоки болотной
новый туман! И не рать, уже побежденную хладом,
снова он станет крушить, сам согревшись в банных елеях, —
биться ему со мной! Целить в грудь клинком заостренным,
ребра рубить мечом, копье стремить для удара —
вот его страх! Сколько раз в испуге мира просили
и нарушали мир лукавые! Прежде презреньем
мы отвечали, но гнев приснел. Для этой-то брани
ныне, счастливцы, булат воздымите окреншей деспицей!
Первым ринусь я сам на врагов ненавистных сегодня,
в ужасе пусть бегут — так вы все обещаете, боги,
так благосведущий ум предсказует и жадно железо
сжавшая длань и жар честной непреклонпого сердца!
Пусть же Испания, наших коней истоптана скоком,
пусть же юности нашей краса — ратоборства с царями,
пусть сполохи огней, сожигающих афрские паши,
явятся вашим очам! Созревшее мужество ныне
от возмужавших нас триумфа сущего хочет,
мне же корень зол и вечный вражды подстрекатель,
мне Гапнибал сужден и толикого слава почина!
Добрые знаменья — все, что отцам пред отплытьем к Эгатам
были, да к ним еще премногие — ныне даруют
боги нам. Никогда не любил я время напрасно
тратить, а наче теперь при свершенье великого дела:
страха нет, победа при нас и вернемся счастливы —
дольше ие медлю, вперед! за мною! Ито видеть желает
родину и сыновей и лик любимой супруги, —
вот тебе к Риму путь!» Словно вправду стяжавши победу,
а не готовясь в бой, таковое молвил он слово
и замолчал. Ободренная рать приветственным гулом
радость несущую речь в согласном встречает веселье,
точно как если бы вслед четверне его белой и вправду
на Капитолий высокий шла с подобающим кликом.
А между тем Ганнибал, рокового последнего часа
$ близкий провидя срок. со слоца снустилея поспешно
и на лихого коня воссел, свирепым обличьем
грозен, словно пастух Полифем из провала пещеры
прянувший буйно иль словно с высот эфирных комета
быстролетящая вестницей бед для царств человечьих.
Строит он рати свои несметные. Стадо слоновье,
Песнь седьмая 123
84.
“
850
©
810
875
880
885
дабы врагов ужаснуть и смутить страховидностью чудищ,
ставит вперед полков, и колеблются зримо на. спинах
башни: мнится, что горный хребет каменистой громадой
дрогнул и крепости все на всех зашатались утесах,—
этим отбиться щитом он от вражьего натиска чает.
После полком головным ои велит лигурам и галлам
строиться, их отряд пополнив от мавров подмогой
и балеаров, а только затем карфагенян и афров
ставит. Лишь в третьем ряду бруттийским воинам место
отведено, с тоской и с великою нудой из стана
вышедшим. Далее вширь по равнине оп простирает
крылья и латников строй в круговую берет оборону:
справа приказом его сдержать италийцев готовы
карфагеняне, левый край у нумидян мятежных,
жаждущих противустать царю ненавистному в сече.
Рать расставивши, он поелику сгонял к себе в войско
множество разных племен со множеством разных наречий,
то иногда с толмачом, иногда самоустною речью
пыл он бодрит бойцов — и ничуть не ленивей, чем недруг.
Все, что должно вождю и средь воинов первому должно
он исполняет: отряд головной наставляет, равняет
прапоров строй, объезжает вскачь и пеших и конных,
всюду носпев и всюду сластя ласкательством строгость.
Молвит: «Коль счастье мое мне ведомо, мы победили!
мало того — во прах мы повергли римское племя,
вражью сломили спесь! Пребудьте же прежними ныне —
пусть не иссякнет в сердцах о Каннах и Требии память!
Был ли средь недругов, кто в многобранную оную пору
вами не бит? Кого, италийскою кровью насытясь,
вы не лишили отца иль сынов иль братьев? Степенней
летами
