4140 Африка
ибо не знал, что разбит Ганнибал. Сцициону пе нужно
было приказывать строиться в строй, бросаться к оружью.
вал пасыцать иль стан укреплять иль бежать под знамена -.
все бойцы уж были в строю, готовые к бою.
Он приказал: быстрее шагать, упредить подосневших
н отвести удар. Бойцы новипуются; вскоре
в узкой долине встречают они отряды Вермины.
Тот в тесноте кое-как расставляет свонх новобранцев,
те хватают мечи, сонглись, и кровавая сеча
вспыхнула вновь, и резня, и стоны, и ужас, и муки.
Некуда было бежать из теснии: до единого мужа
все полегли у Вермины полки; а сам он, спасаясь
на быстроногом коне, проскользпул меж вражьею силой
и одиноко бежал в бездорожные горные кряжи.
О лесчастный! не. лучше ль стократ погибнуть в сраженье
или, если позволит судьба, с отцом злополучным
вместе делить и в Альбе тюрьму и в Тибуре гробы?
А Сципион сзывает свое победное войско
с многой добычею: копи и брони, мечи, колесницы.
платья златого шитья, блестящие гребнями шлемы —
и продолжает неконченный путь. Так точно бывает,
если поток у случайной преграды взбурлит, разольется,
все, кипя, сокрушит и умчит, и по прежнему руслу
вновь течет, как тек, пегодуя о краткой заминке.
43.
©
&3
СТ
А как дошла в Карфаген молва о новом сраженье
и что Фортуна опять была против юного князя, —
новый ужас объял горожан, от малой им скорби
вспомнилась худшая скорбь, болящие ожили раны.
Так в крутенъе морском моряк, ухватясь за обломок,
мечется с вала на вал: до берега путь бесконечен,
вся, надежда его — в древесном обломке, а если
выбьет его волна из рук, злополучный рыдает,
словно снова погиб с кораблем. Так в тяжкое время
малость ведет к концу. Молить о прощенье и мире
выбраны тридцать мужей, которых и лица и годы,
знатный род и доблестпый нрав возвышали над всеми.
Это — в Ливийской земле. Но еще до города Рима
не докатилась молва, что война завершилась со славой.
Был озабочен Сенат молвой о мятежниках афрах,
а устрашенный народ ужасался знаменьям божьим
многим и злым. В полудеявый час увиделось Солнце
малым на вид и тусклым на взгляд; земля содрогнуласа,
дрожью великой, расселась, как щель, поглотила немало
плодоносящих дерев и грозную пасть не сомкнула;
45
Песнь восьмая 444
$175
&80
&83
300
Тибр в разливе своем нарушил свиреным потоком
грань берегов, и раскатом воды, дотоль не бывалым,
перепугал народ. На самом холме Налатинском
выпал каменный дождь. Тогда в Сивиллиных книгах
ищут ответа жрецы, но приказу и воле Сената
священнодейства верша. Верховный первосвященкик,
перепоясан по чину, воззвав к Юнитеру, к вышним,
к помощи грозной Царицы небес, к Латониным звездам,
тучного в жертву быка приносит Марсу, который
римской державе отец, а с ним —сестре его злобной,
Лединым чадам почет воздает и Фуриям лютым,
Хаосу и Земле, что всех породила бессмертных,
к нимфам, владычицам рек, к большому отцу их — Нерею;
так на всех алтарях вперебор, не давая остынуть,
богопочтительный люд громоздил изобильные жертвы.
После того, как обряд смягчил угрозы всевышних,
новый консул спешит, по именин Клавдий, из Рима
на африканский брег. Несчастного тщетная мучит
жажда славы: хвалу` стяжать он хочет навекн,
путь же к тому один: с изволенья сенатского сонма
равную должность и честь с великим делить Сципионом
и одинаково с ним нести военное бремя.
Был педоволен нэрод, однако волю Сената
Клавдий сумел склонить неустанными просьбами. Часто
случай тщеславью бывал отказ сменить на удачу!
Сколько трудов за постыдвую честь! Но Сенату с народом
нанерекор природа сама пустить не желает
в долю его к вождю. Заградились дороги: стихия
в негодованьи взмутила моря жестокою бурей!
От лоретанского брега пловцы отошли без онаски,
с песней в веселых устах: нопутные веяли ветры,
волны плескали о борт, напорнстым веслам и носу,
резавшему волну, отвечало приветливо море.
Вдруг внезапная буря взмела и поставила дыбом
воды; из темных пещер Эоловых вырвались братья,
неукрощенно сотрясши и твердь, и землю, и море;
Тотчас корабль раскрыл паруса, подставил их ветрам —
тщетно! С разных сторон кипит волнением море —
носит флот туда и сюда, кружит бушеваньем
вихря, и нет снастей удержать направление хода,
То Аквилон, нанесши удар, ломает кормило,
то с другой стороны паруса измокли от Австра,
и, подхватив разбухший корабль, прибой его мечет
вновь в авсонийский брег. Вершина вознесшейся мачты,
как ни уйди в облака, а все орошается морем:
ходит тирренская зыбь буграми и плещется солью.
142 Африки
А как откатится яростный вал из моря на сушу —
тотчас растет на глазах тосканский берег, сухие
1 долы открыты волне, на песке трепещут дельфины,
и на прибрежных каменьях трещит разбитое днище.
Ночь окутала небо во мрак, но молнии блещут
по окоему небес, и разят отовсюду неруны.
Море горами встает, и черны кипящие воды.
- Клавдий двоится душой, рисуя грядущую участь,
стынет, дрожит; объял его страх; уже проклинает
он решенье свое, уже ему стыдно желанья
подвигов, он готов отказаться от ратных смятений,
великодушному в должную дань уступить Сципиону
вечную честь и славу войны, и награды, и званье,
а самому — в родовом на земле упокоиться склепе.
Так помышлял он -— но Евр рванулся с высот калабрийских
и оттолкнул корабли. Популония первая видит
флот изможденный; за ней — окаймленная пеною Ильва;
дальше — скалистая Корсика флот приняла на утесы;
дальше — Сардинии северный брег; оттуда обратно
гонит несчастных бушующий вал и смелеющий вихорь;
большая часть кораблей поддалась морскому напору
и погрузилась на дно; другие о черные скалы
раздроблены, и тела моряков на жестких каменьях
трупами стынут; иные суда отброшены морем
вснять к этрусской земле, и люди только мечтают
на италийском сгореть костре погребальном. А Клавдий,
полубезумный, едва с кораблями от гибели спасшись,
еле приплыл в сардинский Карал. И здесь, обновляя
флот, среди постоянных забот и памяти бедствий,
был застигнут зимой. Не пришлось финикийского брега
видеть ему, не пришлось услышать испуганным слухом
шума войны; весь консульский год потратив без славы,
перетомив корабли и плывших бойцов с кораблями,
он, сложив свой консульский сан, возвращается в Город.
52
>
535
340
54
я
Между тем и до Рима дошли счастливые вести
о торжестве на войне. Растворяются в городе храмы,
правится божеский чин. Снешат к алтарям горожане,
благодарить богов за общей мольбы утоленье,
Изгнан враг из страны, снялось грозившее выям
иго жестоких владык; и битвы и страхи о битвах
ныне на той стороне, у злого стен Карфагена;
сам источпик войны, сам вождь — всех бедствий причина —
и укрощен, и пал, и нечего больше бояться.
$50
Здесь, однако, другое встает, как пожар, суеславье,
Песнь восьмая 443
й зачинатель его увлекает мужей и в народе
и в Сенате. Другой Корнелий, прозванием Лентул,
избранный консул, хотел свою власть и душу и имя
3% выше всех отличить в решительный час африканской
брани, так рассудив: наступит ли мир — он предстанет
славного мира творцом; продлятся ли прежние битвы —
будет ему легко над измученным вражеским войском
верх одержать и награду стяжать. Вот так-то пылал он
° после чужих трудов возыметь недостойную почесть
и, не посеявши сев, собрать обильную жатву.
О жестокая пагуба душ, о страстная похоть
к славе, сколько раз вредила ты власти латинской!
Я вопрошаю — и пусть это будет сейчас отступленьем,
но удержаться не в силах рука: вы, римскою речью
мнящие быть превыше других, скажите: такая
где и когда пылала вражда меж равными духом?
Вы назовете мне мощных вождей, и царей, и народы.
Так; но — пусть молчит пристрастье и черная зависть! —
21° кто из вождей вершил столь великое дело? и разве
был соперник у них на пути, вторгалась ли в дело
зависть, как нагубный яд? Когда уже на исходе
был победительный год — запрещал ли враждебный товарищ
им продлить свою власть? Когда выступали на битву —
«нет!» — говорил им народ? А те, кто к войне опоздали, —
разве смели они отзывать воевавших до срока,
разве смели мешать пополнять им пешее войско,
конное войско и флот и платить достодолжную плату?
Царь своим умом управляет и властвует в царстве —
нет над царями чужих советов, чужих повелений:
каждой их войны в их власти конец и начало —
по усмотренью они и берут и слагают оружье,
сами ови выбирают пути, чтобы двигать знамена;
им не опасен предшественный вождь, которого леность
нужно загладить мечом, не дав отдохнуть легионам;
им не опасен товарищ-гордец, который бросает
их полки на верную смерть в опасную битву;
им не мешает в их замыслах страх, что настигнет преемник,
и оттого второпях не приходится гнаться за славой!
**° Что уж тут говорить о тяжбах, какие бывают
в спорах о доблести, чья она истинна, чья она мнима,
чтобы себе присудить иль отнять у другого награду!
Верьте моим словам: всех благ любезнее слава,
но не от легких ее стрекал возбуждаются дути
сильных и знатных мужей и стучит благородное сердце!
Если бы не было этих забот, то кто усомнится,
что Сципион бы принес Карфагену последнюю гибель
870
589
585
590
$0
144
Африка
80
<
8!
>
9
430
83
®
380
8%
еа
и под пятою судьбы поделом бы дробились руины!
Сам, вернувшись с войны, не раз, говорят, сожалел он,
что сокрушилаеь бы в прах твердыня высокая Бирсы
и ненавистный-род финикиян, и племя, и домы,
я божества, и названье само, — когда бы тщеславный
Клавдий в своей слепоте, а носле Клавдия — Лентул
не поддержали плечом задрожавшую вражью твердыню!
Впрочем, я полагаю так, что оставили боги
внуку его в удел повторно их имя прославить.
Вижу, однако же, сам, куда я зашел и откуда,
и возвращаюсь. Когда Сципион-победитель к Тинетской
крепости подступил, из ворот ему вышли навстречу
скорбные видом послы, на нетвердых колеблясь коленях,
и с униженьем в лице, и с унынием в жалостной речи
слезные молвят слова о судьбе, о своих заблужденьях,
о Ганнибаловом злом свиренстве, о бедствах безвинных,
павших на город родной, и прощения просят. Но к просьбам
глух Сцинион: финикийский обман, попирающий верность,
и беззаконно нарушенный мир — помехи для слуха.
Собран военный совет, но и здесь все души пылают
лишь об одном: огнем и мечом казнить вероломство,
и ни один че подан за мир в собрании голос.
Многое с этим не в лад: и тяжесть долгой осады,
и появленье другого вождя, о котором толкуют,
будто придется ему уступить столь громкую почесть,—
но чи великий дух, ни твердый ум Сципиона
поколебаться не мог соблазнамн ветреной славы:
выше взирал его взор, туда, где в небе и в звездах
доблести чистой краса. Однако советников верных
тронуты были сердца, и суровый суд Сцинионов
им удалось умягчить, склонить на слезные просьбы
и умолить снизойти до желанного плачущим мира,
тем положив конец войне.
Так сторож в деревне.
в страхе ночных покраж собирать начинает до срока
сбор, который еще не дозрел; так пастырь при стаде
ищет гнезда в ветвях и бесперых птенцов вынимает,
чтоб унести, пока не снолзлись ядовитые змен.
Вновь завиделся свет послам после стольких нокорных
просьб; такие слова Сципион им с горечью молвил:
«Род нечестивый, побитый в войне, еще ли не веришь,
что в небесах есть Бог, блюдущий деяния смертных,
верный судья всех дел, ненавистник всех преступлений?
Род свирепый, враждебный добру, очиись же хоть ныне,
в стольких бедах научась, свозо зловредную ярость
Песнь восьмая
50
855
389
885
875
886
865
ва
свергни с души! Навек ли тебе одно наслажденье —
ложь и обман? когда ты отринешь нх, род вероломный?
Мы же, напротив того, завлужившим жестокую кару,
вам пощаду дарим, смирив справедливые гневы!
Будет ваш город стоять, как стоял, останутся целы
стены, ничто не возьмет победитель из ваших пределов;
рабский удел заслужив, от нас вы получите вольность!
Требуем лишь одного: зачинщика войн, Ганнибала —
в нем — источник всех эверств: не нам, а себе же на благо
вы исторгнете прочь того, при котором не может
быть и надежды на мир. В груди его
