(не обижайся на то, что не самые видные выси
- Стили Моанна Боквация Цертальдского в защиту «Африки» 495
ищут тебя, и что брапь воздвигают могучие перья:
так бесполезно бывает просить имущих, но алчных,
словно па голой скале, воссевших в высоком сенате).
Церечислять ли владык и свободных общин ножеланья,
чтобы при них ты жила спокойно и благополучно?
Право, довольно того, что к тебе простирает объятья
матерь Флоренция, град, которого нет зпаменитей
во Италийской земле, ни сильнее, ни больше, ни выше,
Здесь для тебя и отвага и муж и оружье и средства—
всё! Воротись—и сама подивишься, как сто поселений
вспыхнут весельем навстречу тебе, запоют горожане
гимны Юпитеру, Фебу хвалы, украсят цветами
створы и своды, тебя восславляя до высей небесных;
звонким их голосам откликнутся лирные струны
из-под перстов Аонид, поблекшие лавры пробрызнут
свежей зеленой листвой, текучая Соргия илавно
13° вширь растечется по мирным полям; молодые квириты,
радостно вздумав, что вновь воротились старинные годы,
заруконлещут во храмах, увьют венками театры,
празднуя игры и хоры ведя по былому уставу.
Из Авсонийских болот, из могильного праха восстанет
вновь Сципиад, и в отеческий Рим и к святому Сенату
вновь направит свой путь и © упряжкой своей белоснежной
ввысь позабытой тропой триумф поведет через Город!
Если бы ведал Роберт, какою красото увенчан
грозный его перун, —бестревожно он/ спал бы во гробе.
*5 Впрочем, что говорить? Все отечество наше воспрянет
вслед спасенной тебе, отринет унынье, возложит
тускскай венец на чело, облечется в властительный пурпур,
весь устремится народ навстречу тебе и в объятья
будет рад заключить свое порождение.
Что же
ты, онемев, цЦепенеешь? зачем несогласна с народом?
Медлить забудь, ко счастью спеши, святые страницы
верным друзьям открой: не утаивай ведомой тайны,
пусть увидит народ италийский, и юный и старый,
пусть увидят испанец, галл, тугодумный британец,
53 житель суровой германской земли, насельник Дуная,
все, какие ни есть народы под хладной звездою,
кто сей муж, честной в трудах и грозный во бранях,
кто твой герой! Пройдут века, и узнают потомки
про корабельный ужасный поход, паруса над пучиной,
18° в грозный вставшие строй, и правую ярость отмщенья
тем, кто его заслужил: как громило нобедное войско
берег, как рушились в прах городов и крепостей стены,
как на лептийских полях дружины о знатной добыче
120
425
430
140
150
9
196
Дополнения
бились строем на строй, как пылали Сифаковы станы;
пусть узнают о том, как покрылись ливийские нивы
красной кровью, как вождь одноглазый, гонимый свирепым
Марсом, на помощь родной земле носпешал через море,
как огню и мечу покорялись сидонские стены
и волоклись нод ярмо тирийские пленники в узах.
Ты же, Господь-Отец, приявший престол РГромовержца,
вкупе с сладчайшим Христом, яви новородной поэме
вышнюю помощь и честь, укрепи ее божеской силой,
дух вдохни, пути укажи, ведущие к бегству,
вспять обрати, кто погонится вслед поэме, несущей
*° Божий знак на челе. Молю, благим милосердьем
грех отпусти друзьям, нарушивитим строгую волю.
Это не первый пример. Ты помнишь, некогда Цезарь
волю Марона указом своим отменил во спасенье
дивной славы и вечной красы его «Энеиды»:
вспомни, что Ты, каки я, одобрил державное слово!
165
180
И. СТИХИ К ПЕТРАРКЕ ОТ КОЛУЦИЯ ПИЕРИЯ,
ПОБУЖДАЮЩИЕ ЕГО
К ИЗДАНИЮ «АФРИКИ,» В СВЕТ
Оный муж, «честной в трудах и грозный во бранях»,
коего ты воспел,— зачем, коли ныне сокрыт он
снова от глаз и мучит нас всех столь долгой надеждой? —
тот Сцилиад, железный герой, божественный отпрыск,
мститель за Требию и за Тицин, отца и отчизну,
тот, который омыл позор пораженья при Каннах,
тот, кто заставил суровый Рим позабыть Тразимену,
кто Гесперийские стены низверг, карфагенское племя
в марсовых многих боях отстранил от Иберова тока
и на Гадесском брегу утвердил могущество римлян
над океанской волной, — твоей яснозвучною песней
хочет он выйти в свет и страждет горьким страданьем,
что заточен и сокрыт, как в ночи, столь долгое время.
О, не так ликовал он, когда Африканское море
° римским он войском дерзнул пересечь, и угрозную Бирсу
бросил в дрожь, и явился воинственной Ливии так же
грозен, как был Ганнибал, италийскую землю поправший,—
больше ликует он днесь, когда наставшее время
ждать побуждает его, что новая дивная песня
грянет, ему возрождая хвалу! Он уже недоволен
тем, что о нем прорекли летописцы, и даже медовым
складом, который ему во славу сплели стихотворцы,—
лучшей он ищет хвалы и песни, предбудущей вечно!
5
40
25
У
П. Стили в Петрарке от Колуция Пиерия 497
2:
30
НО
50
5%
5
=
Ты же, которому в должные дни даровал Капитолий
дар почетной листвы, певцам назпаченный Фебом,
ты, италийской войне и деяньям в пуническом царстве
в честь Сциниада поведший рассказ, прославлен молвою
радостной всех четырех концов латинского света, —
молвн, открой, поэма твоя последним ли блеском
блещет, которого ждет? Величавой «Африки» слово
точно ли гладь и лоск получило, как мрамор для ногтя?
Ежели так,— а что так и есть, для пас несомиенно, —
то ночему нейдет она в свет? Доколе сокрыта
будет она в тесноте меж книг и ученых творений?
Видишь ли ты, как ждет ее Италия наша?
Многие знают, что ты историю выбрал предметом,
словпо древний Лукан, единой следуя правде
и воспрещая себе прелагать сказапья священных
книг и славный Парнас привычными баснями тешить.
Но уверяют одни, что воспел ты испанские битвы, —
им же другие в ответ, что ты вековечпую славу |
в песне своей подарил на ливийском сражениям бреге;
что ж, кому оказать мне веру? И вот молчаливо
я развиваю в уме весь свиток истории давней.
Сколько причин воевать и сколько начал у военных
было деяний, — не счесть; Аполлон и святые Камены
пе миновали сего, но не все измерили тропы.
Подвиги стольких вождей, повергнутых жребием Марса,
в битвах, в которых они за отчизну и сладкую вольность
бились, и сколько раз уступали победным ливийцам,
столько же раз обращали опять пораженья в победы,
то умножив войска, то вымолив милость всевышних, —
кто не знает, каков высок сей предмет, и какие
есть у поэтов слова сказать о нем? Дар красноречья
твой ни с кем не сравним, ты всех превзошел бы поэтов
лирной игрой, но и лирной игре есть мера, и вужно
вовремя песне конец положить, чтоб не стала докучна.
Пусть же будет началом войны Сагунт непреклонный,
противоставший бойцам карфогенским из верности Риму;
пусть, вознесшись душой Ганнибал от испанских триумфов,
Альпы прорвет и ведет свое победное войско
за италийскую грань, чтобы римской насытиться кровью;
пусть в Тицинском бою.Сципион один с подоспевшей
встанет силой, прикрыв отца и могущество Рима,
пусть на Требийских брегах победившая Африка вдвое
счет побежденным ведет; пусть Тусция горькой слезою
чтит Фламиниев прах, на диво врагам погребенный,
и апулиец клянет под Каннами скорбное поле,
все по колено в крови от стольких тысяч убитых;
98 Дополнения
® пусть в иберской земле два консула мертвыми лягут,
римскую кровь пролив в коварной и подлой засаде;
пусть в ту пору войны грозит отовсюду погибель,
землю кровавя и неня волну багровою пеной
римских дружин,— таково от пунийцев страдали латины,—
3 я полагаю, что быстрым пером ты это минуешь,
многое упомянув в опахальном взмахе триумфа,
многое изобразив на щитах, а многое в тканях,
пышный убравших чертог: для многого место найдется
в скорбных словах побежденных врагов, а для многого — в гордой
*° речи пришеднгих с победой, — на то твоя добрая воля.
Так же укоротил ты, Наверное, римские брани,
где в авсонийских полях под счастливой звездою по воле
строгого Марса дрожал Карфаген пред латинским триумфом,
ибо и стертый во прах, растеряв италийскую силу,
8° много раз умел отомстить сидонской победе
Рим, воскресающий зновь и вновь из былого крушенья,
в самой злой беде обретая волю к отпору.
Так Ганнибала сдержал, четырежды сильного в битвах,
Фабий-диктатор, сумев умедлить, ‘и этим уменьем
- с гор обративши в бег пунийцев в их дольние станы;
так и после Канп, когда в Сенатском собранье
Рим назначали оставить навек, — тогда Сципиадов
меч, подъятый в защиту, и дождь, нахлынувший с неба,
вырвал войну из глотки врага, и она раскатилась
» вдаль по округе земной: там Марцелл сицилийские земли
взял под пяту, там яростный Марс в бою при Карале
дал нам Сардинский край, омытый афрекою кровью,
там македонский‘ царь, связавший себя потаенно
узами с нашим врагом, простерт и вынужден к сдаче.
И в италийских полях слабеют военные страхи —
сам Ганнибал, латинской земли покоритель, Марцеллом
молниеносным побит, и Капуя, сладкою негой
дух ливийский смягчив, когда к Агенорову роду
переметнулась. одна, последовав року при Каннах,
ныне, осадой стеснясь, открывается доблести римлян.
Там, ворвавшиеь в Тарент, в котором держалась лишь крепость,
римская рать, ведомая в бой благодетельным Марсом,
стелет пунический строй и уводит во множестве пленных.
Упоминать ли о том, как Метавр вскипает пунийской
° кровью, и в смертном бою неустанного Клавдия силой
гибнет Гамилькарид, как тысячи падают в бегстве.
и утопая в крови, искупают жестокие Канны.
Здесь, устрашитель врагов, средь грома римских оружий
молниевержный встает Сципион, поражая иберов,
выбравших путь ‘пунийцам вослед; и’ здесь в твоей песне
+0
и
<
П. Стихи в Петрарке от Колуция Пиерия #99
420
13:
<“
430
35
10
ЦЗ
вождь побежденный встает Гасдрубал, и великая битва,
и Карфаген на испанских брегах, но имени Новый,
стены которого в прах пред римским’ воином пали.
Здесь твоей песне открыт священный праздник и игры
и приношенья богам, обагренные родственной кровью,
и гесперийский царь, ‘сметенный воинственным вихрем;
здесь предстают ‘образцы целомудрия, чтимы героем,
тысячу раз, и тысячу раз — боевые деянья,
и Гасдрубал предстает, от измены ушедший с уроном,
и вероломный Сифак, из горящего стана бегущий,
и от сильнейших врагов свой конец нашедшие оба.
Здесь предстанет тебе — так вертятся могучие судьбы! —
сам италийской земли покоритель, а нынче оттоле
призванный слезной мольбой сограждан терпеть пораженье
от авсонийских дружин, — о, превратности Марсовой славы!
«Тот, кто ужасен был римским войскам, по манию Марса
на Италийских полях их гнетя ливийскою силой,
ныне, когда веретена свои обернули три Парки,
должен войной в родную страну идти на подмогу;
тот, кто в чужие края ходил победным походом,
ныне, молитвенно призван домой и принят отчизной,
хочет мира просить и воистину просит о мире;
тот, кто не медлил в боях, сраженья венчая победой,
в Лации Лацию быв победитель,—тот в крае пунийском,
сам пуниец, разбит на глазах несчастных сограждан
и убегает едва с четвертою долею войска.
Столько великих дел, и столько иных, о которых
мине пришлось промолчать, но тоже взывающих к песне, —
как догадаться, с чего ты начнешь и какие деянья
° вложишь в высокую песнь? Сказать про все без остатка —
это никак не в мочь: длинна вереница событий.
Нам не’понять, какой ты измыелил’ под сенью Парнаса
светоч — свой путь обрести в потемках истории славной.
Но вероятнее мне, что ты следами Марона
дивного хочешь идти, которого строки святые
семенем этой войны фригийские бросили искры,
пламенем сжегшие грудь Элиссы, наследницы Бела,
и сохранившие жар по воле богов и поэта,
чтобы народ на народ воздвигнуть великой войнот.
Как, однако, ты двинул их в бой, и над ними — всевьтиних,
этого мы угадать не могли: кому благодеет
нравом крутым Царица богов, кому обагренный
кровью ликующий Марс, Энио, Беллона, Наллада?
Многие думают так, что по скорбном сожженьи Сагунта
ты Ганнибалу дал, бичу латинского рода,
истинный бич, в котором сплелись стигийские змеи,
200 Дополнения
Многие думают: после того, как по Тускским ущельям
злобный Гамилькарид вступил в снеговые завалы,
ты сочинил, что Тибр, враждебным испуганный войском,
в мерзлых пещерах замкнул текущие с запада реки,—
золотоноспый Тицик, изогнутый в беге Атезис,
и Эридана-отца, который еще плодоносней
ныне в море несет все воды из многих ‘притоков,
между которых и тот, что струит прозрачные струи
через озерную глубь отеческой влаги Бенака.
водообильный Тимав и Аддуа с быстрой волною.
Не позабыт
